Помните сказку о новорожденном царевиче, которого счастливый отец велел позолотить? Ребенок умер — под слоем золота кожа перестала дышать. А мы, влюбленные в классику, разве не золотим ее бесконечными, хоть и искренними славословиями? Нетленная, вечная, неувядающая… А ведь она живая, ей нужно дышать.
Вообще по сравнению с современными писателями классики поставлены в крайне невыгодные условия. По современной вещи устраивают диспут, по классике — доклад. О современной говори что думаешь, а классику непременно хвали, да еще в выражениях, предписанных педагогом. Жизнь современной литературы — непрерывная борьба, жизнь классики — почти непрерывный юбилей. А ведь книга, как и человек, быстро стареет без настоящей работы. Не пора ли полностью предоставить классике право трудиться по способностям? Способности‑то ее огромны! А остальное зависит от нас.
Как‑то меня позвали в научно–техническую аудиторию участвовать в чем‑то вроде диспута.
Сперва выступил футуролог и пообещал, что к двухтысячному году средняя продолжительность человеческой жизни достигнет ста лет. Это предсказание зал встретил негромким, но явно одобрительным гулом.
Затем медик задал хитрый вопрос: а стоит ли гнаться за арифметическим долголетием? Треть жизни мы спим, пятую часть болеем. Покончить с болезнями, сделать сон короче и плодотворней — ведь это тоже значило бы продлить жизнь…
А я напомнил собравшимся известный роман итальянского писателя Лампедузы «Леопард». Его герой, князь Салина, знатный, богатый, физически могучий человек, прожил семьдесят три года. И вот Салина, которого судьба, кажется, ничем не обидела, перед смертью вспоминает: а сколько же времени в жизни он был счастлив? Князь считает, не мелочась, округляя в лучшую сторону. Увы — в общей сложности оказалось всего–навсего три года.
Ради чего, спрашивается, он жил остальные семьдесят?
Меня тут же спросили: а как стать счастливым?
Я ответил, что есть только одна наука о счастье и в нее входит большое искусство, человек, глухой к нему, скорей всего обречен на несчастливость.
Бог ты мой, что тут поднялось!
От множества возможностей мы отказываемся без раздумий и огорчений. Но от счастья…
РЯДОМ — РУКУ ПРОТЯНИ
КОГДА–ТО ГОРЬКИЙ УТВЕРЖДАЛ: «В ЖИЗНИ ВСЕГДА ЕСТЬ МЕСТО ПОДВИГУ».
ДОЛГОЕ ВРЕМЯ ЭТА ХРЕСТОМАТИЙНАЯ ФРАЗА КАЗАЛАСЬ МНЕ ПРОСТО ЯРКОЙ ГИПЕРБОЛОЙ, ПОЛЕМИЧЕСКИМ ПРЕУВЕЛИЧЕНИЕМ БОЛЬШОГО ПИСАТЕЛЯ. А ТЕПЕРЬ ПОНИМАЮ: ЭТО ПРОСТО ИСТИНА, ВЕРНАЯ ДАЖЕ В САМОМ ПРАКТИЧЕСКОМ, САМОМ ЖИТЕЙСКОМ СВОЕМ ПОНИМАНИИ, ТОЛЬКО КОСНОСТЬ МЫШЛЕНИЯ НАМЕРТВО «СШИБАЕТ» ПОДВИГ С ПОЖАРОМ, БУРАНОМ И НАВОДНЕНИЕМ.
СЕГОДНЯ ПАРНИ БРЕДЯТ КОСМОСОМ, ДЕВУШКИ РВУТСЯ РАДИСТКАМИ НА ПОЛЯРНЫЕ СТАНЦИИ. ЧЕЛОВЕКУ ХОЧЕТСЯ ПРОВЕРИТЬ СЕБЯ В ТРУДНОМ ДЕЛЕ, СХВАТИТЬСЯ С ПРОТИВНИКОМ ПОСИЛЬНЕЕ — ЧТО Ж, ЕСТЕСТВЕННО. НО КОСМОНАВТ И ПОЛЯРНИК — ПРОФЕССИИ НЕ МАССОВЫЕ, БЕЛОГО БЕЗМОЛВИЯ ТУНДРЫ И ЧЕРНОГО БЕЗМОЛВИЯ НЕБА НЕ ХВАТИТ НА ВСЕХ.
ЗАТО — ОГЛЯНИТЕСЬ, РЕБЯТА! — ДЕЛО НЕВЕРОЯТНОЙ ТРУДНОСТИ ЛЕЖИТ РЯДОМ, ТОЛЬКО РУКУ ПРОТЯНИ, ЕСЛИ ХВАТИТ СМЕЛОСТИ, ТЕРПЕНИЯ И ДОБРОТЫ. СЕРОЕ БЕЗМОЛВИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ БЕДЫ, ТОСКИ, ОДИНОЧЕСТВА — ОНО НЕ ЛЕГЧЕ, НЕ ЛАСКОВЕЙ АРКТИКИ…
ВГЛЯДИТЕСЬ В ЛЮБОЕ ЗАМКНУТОЕ ЛИЦО: ЭТО НЕОТКРЫТАЯ ПЛАНЕТА.
ХОЧЕШЬ ПРОВЕРИТЬ СЕБЯ?
ВЫРАСТИ УЛЫБКУ НА ПУСТЫННОМ ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ЛИЦЕ!
СДЕЛАТЬ СЧАСТЛИВЫМ ХОТЯ БЫ ОДНОГО НЕВЕЗУЧЕГО — ЭТО ТОЖЕ ПОДВИГ. ЕМУ ВСЕГДА ЕСТЬ МЕСТО В ЖИЗНИ…
ДВА ОТВЕТА НА ОДНО ПИСЬМО
(РАССКАЗ В ПИСЬМАХ)
«Дорогая редакция!
Мне очень хочется рассказать о мальчишке из нашего класса. Я учусь с ним уже седьмой год. В младших классах он был ниже всех ростом (да и сейчас он такой же маленький и щуплый), и я не замечала четыре года его присутствия в классе. Он был незаметен. На уроках сидел тихо, никому не мешал, не задирался ни к девчонкам, ни к мальчишкам, потому что знал, ему каждый даст сдачи.
Может быть, так бы и было до сегодняшнего дня, но у него во дворе появились друзья, которые были старше его на два года. Они были очень смелыми и сильными в глазах моего одноклассника, потому что могли запросто нагрубить учителям или уйти с уроков. И вот поведение мальчишки изменилось. Он уже не был в классе серой, незаметной личностью. Он почувствовал, что, если его обидят, друзья дадут обидчику сдачи. Мальчишка стал «смелее» — не учил уроки, грубил учителям, врал на каждом шагу всем, если нужно было выпутаться из какой‑нибудь истории. Скоро ему перестали верить и учителя, и девчонки из нашего класса, и даже его родители.
Но в кругу мальчишек, не знаю почему, его авторитет возрос. Он стал запевалой во всех делишках. Но так получилось не сразу. Сначала у него появились новые друзья, которые на год–два были младше его, но их было очень много — около 10 человек. И теперь со всеми своими врагами он стал рассчитываться с помощью своей компании. Мальчишка стал курить. Хотя в школе это не разрешается, ему все‑таки удается курить на перемене в туалете вместе с одним его «товарищем». И если сначала они из‑за курения опаздывали на уроки только вдвоем, то теперь к ним присоединились еще двое, один из которых когда‑то считался хорошим мальчиком. Теперь они все трое выгораживают своего дружка (его зовут Костей, этого когда‑то серого и незаметного), хотя, может быть, в душе кто‑то из них сознает, что он поступает неправильно. Все мальчишки из нашего класса называют его Костаном. Может быть, они не замечают, что, называя его так, они унижаются перед ним и льстят ему? Плохо же теперь живется тому, кто предупредит классного руководителя о том, что в бездонное болото этой компании засасывается новый человек или что эта компания собирается избить кого‑то. Если не будешь на них смотреть сквозь пальцы, то лучше не учись в этом классе. Этот мальчишка уже не считается ни с коллективом, ни с учителями. Не могут повлиять на него и родители. Но как обидно! Почему наши мальчишки соглашаются с ним во всем, почему они не скажут ему, что он не прав, почему они выгораживают его на собраниях, где разбираются его поступки? Или они его боятся??
Дорогая редакция! Я очень прошу вас, помогите нашим мальчишкам разобраться во всем.
Наш класс никогда не был очень хорошим, к сожалению. Не очень хорошая дисциплина, не очень хорошая учеба, не очень большая дружба. Но сейчас наш класс разбился на два лагеря: мальчишек и девчонок.
Мне очень хочется, чтобы в нашем классе было не так скучно и неприятно учиться.
Ольга».
Милая Оля!
Ты пишешь, что твой одноклассник Костя был щуплый, тихий и никому не мешал, что вообще четыре года не замечала его присутствия в классе. А потом у него появились отчаянные приятели, и, опираясь на их силу, он перестал быть «серой, незаметной личностью». Раньше он боялся одноклассников — теперь они боятся его. И с коллективом Костя больше не считается.
Если коротко, всю эту историю ты понимаешь так: раньше все было неплохо, а теперь стало «скучно и неприятно».
Что ж, все правильно — с твоей точки зрения так оно и есть.
Но давай‑ка посмотрим на ту же историю с точки зрения Кости.
Вот был он щуплый и тихий, ребят боялся, девочки его вообще не замечали. Ты пишешь, что дружба в вашем классе была не слишком большая. Но ведь Косте даже такой средненькой дружбы не доставалось—никому он был не нужен и неинтересен, и тебе в том числе.
Хорошо это было?
Да чего уж тут хорошего! Кому охота считаться «серой, незаметной личностью»…
Словом, Косте жилось тогда так же, как тебе сейчас, то есть «скучно и неприятно».
Пожалуй, он даже молодец, что стал с таким нудным существованием бороться.
Результаты этой борьбы с твоей точки зрения печальны.
А с Костиной?
Раньше у него не было друзей — теперь появились. Может, и не очень хорошие, но мальчишки теперь с ним считаются, даже заискивают.
