Слепов искоса глянул на Буробина.

— А нрав у тебя, как я погляжу, батюшкин, не можешь ценить доброго отношения.

Буробин промолчал. Но это молчание словно отрезвило коммерсанта. Пятясь к двери, он примирительно сказал:

— Будешь у Леонида Павловича, от меня кланяйся.

После ухода Слепова Буробин побывал у начальника управления, обговорил все о вагонах, в своем отделе просмотрел скопившиеся бумаги, дал кой-какие распоряжения и, вновь оставив за себя Климова, с чистой душой покинул «свой» кабинет.

В Москве его ожидал новый сюрприз. Мартынов, выслушав Буробина, протянул ему несколько листков бумаги, исписанных знакомым почерком.

— Вот почитай о поведении Душечкина в твое отсутствие.

Оказалось: в первый день Душечкин никуда из дому не выходил. На второй день он побывал на заводе «Бари», где встретился с главным инженером Новгородовым. От завода до дома шел пешком чуть ли не через всю Москву. Он был задумчив, даже чем-то расстроен. Вечером вновь появился на улице. На извозчике доехал до Смоленской-Сенной площади, посидел на бульваре. Было похоже, что он что-то выжидал. Когда вечерние сумерки сменились ночной темнотой, он пошел по Арбату, не пропуская ни один магазин. В магазинах же больше смотрел на входящую публику, чем на прилавки. В Староконюшенном переулке вошел во двор одного из домов. Причем двор представлял собой три маленьких дворика, соединенных между собой арками в домах. В третьем, темном, дворике он подошел к какому-то мужчине. Они чем-то обменялись. Мужчина направился на выход в переулок, Душечкин зашел в парадное, поднялся на последний этаж, постоял на площадке лестничной клетки и, никуда не заходя, спустился. На Арбате поймал извозчика и приехал домой. Больше в этот вечер он никуда не выходил.

Неизвестный мужчина, расставшись с Душечкиным, направился в сторону Пречистенской улицы. Было слышно, как о булыжники мостовой торопливо и гулко постукивали каблуки его ботинок. Переулок был темен, тих и безлюден. Во многих местах были разбиты фонари.

Вдруг мужчину окликнули. Он остановился. Из ворот углового дома ему наперерез кто-то вышел. Не успел сотрудник ЧК сообразить что к чему, как из этих же ворот вышли еще трое. Неизвестный оказался в их окружении.

— Что ви, что ви делает? — послышался встревоженный его голос.

— А ну раздевайся, гад! — прозвучал осипший бас.

— Я буду жаловался, — вскричал неизвестный.

Послышался глухой удар. Неизвестный схватился за голову, застонал. По его карманам зашарили проворные руки грабителей.

Чекист решительно вышел из темноты.

— Атанда! — заорал кто-то. Тени грабителей метнулись в разные стороны.

— Пэккит, отдай пэккит... — закричал неизвестный и побежал во двор за грабителем.

Чекист обогнал его, забежал во двор и увидел, как на мутном желтом пятне окна мелькнула тень, потом затрещали доски забора. Он решил не стрелять и тоже перелетел через забор. Грабителя настиг в Левшинском переулке. Это оказался подросток. Чекист ремнем скрутил ему руки, обыскал. У подростка ничего, кроме пакета, не было.

В пакете оказались копии инструкций и распоряжений ВСНХ, Наркомзема, Центрутиля...

Буробин отложил бумаги, некоторое время удивленно и молча смотрел на них.

— Вот ведь петрушка какая получается, — нарушил тишину Мартынов.

— Оказывается, Душечкин еще и шпион, — сказал Буробин.

— Только ли он. — Мартынов иронически улыбнулся и, встав, словно разминая непривыкшие к сидению ноги, прошелся по кабинету. — Вся загвоздка сейчас в том, как поведет себя эта шатия-братия, узнав о пропаже пакета. Неплохо было бы узнать, кто был этот неизвестный. Судя по выговору — иностранец, но кто? Наш сотрудник даже не смог как следует его рассмотреть.

Буробину вспомнился Смоленск, первая встреча с Душечкиным. Тогда ему показалось, что это просто мошенник. Как все быстро меняется... Он достал папиросу и забыл ее прикурить.

— Так-то, Николай Николаевич, заварил ты кашу... — Мартынов зажег спичку, поднес Буробину. — На прикури и не вешай носа. Давай лучше подумаем, что теперь будем делать.

У Душечкина Буробин появился спустя сутки. Его радостно встретила жена коммерсанта.

— А, Коленька, здравствуйте, дорогой! — Глаза ее мило блеснули. — Проходите, проходите, Леонид Павлович вас ждет.

— Я слышу, я слышу, — раздался из комнаты радостный голос Душечкина. Двери комнаты распахнулись, и Буробин увидел его сияющее лицо. Душечкин был одет в пижаму, домашние тапочки. Он радушно обнял чекиста, легонько похлопал по спине, потом взял под руку и провел к себе.

Они сели на мягкий диван.

— А ты посвежел, — рассматривая Буробина, сказал Душечкин. — Подумать только, что делает с человеком здоровый провинциальный воздух! А я тут вот по-прежнему столичную пыль глотаю. Ты понимаешь, здоровье что-то шалит. Одышкой стал страдать. Нет, с меня, пожалуй, хватит житейской суеты. Вот разделаюсь с твоим заказом, соберу манатки и поеду куда-нибудь в деревню. Куплю домик, обзаведусь хозяйством и заживу спокойной жизнью. Хорошо! — Он опять вздохнул. — А ты орел, настоящий орел. Вот что такое молодость! — И как бы невзначай спросил: — Ну как твоя поездка, чем обрадуешь старика? — Но, не дождавшись ответа, что-то вспомнив, схватил Буробина за руку. — Тут мне показалось, что за мной следят. Днем ездил на завод «Бари», заказ передал. И вот возвращаюсь домой, вижу, за мной идет какой-то тип. Вечером вроде бы опять на глаза мне попался у наших ворот. Следят чекисты, подумал я и стал крутить по городу. Поехал туда-сюда, прошелся по магазинам — никого. И только тогда немного успокоился. А у тебя ничего подобного не было? — спросил он.

— Да вроде бы нет, — ответил Буробин, вспомнив «знакомых» из Центрутиля.

— Ну и слава богу! Ух, эти чекисты, ума не приложу, и где я их буду... — посмотрел на дверь. — Однако напугал я себя в тот день, ночью спал как на горячих углях. Поднялся чуть свет, пошел на улицу. Никого.

Буробин обеспокоенно улыбнулся.

— Вам, наверное, показалось все это.

— И то правда, Николай, кому я, такой старик, нужен...

Сообщение Душечкина не на шутку озадачило Буробина. Неужели, думал он, кто-то из наших сотрудников плохо сработал и попал в поле зрения коммерсанта. Так из-за пустяка можно провалить всю операцию. Сегодня же надо предупредить своих, чтобы впредь были осторожней.

Вошла жена Душечкина с большим подносом, на котором было все для чая: чайник, чашки, розетки, варенье, масло, белый хлеб.

Душечкин взялся разливать. Но рука у него задрожала, и он облил скатерть.

Буробин молча отобрал у него чайник, наполнил чашки.

Душечкин обнял дрожащую руку другой рукой, осторожно ее погладил.

— Эх, старость, старость, все начинает сдавать: и нервы, и голова, и сердце...

Стремясь отвлечь коммерсанта от мрачных дум, Буробин принялся рассказывать о своей поездке. Это действительно оживило Душечкина.

— Ну и ну, — глотнув обжигающего чаю, заинтересовался он.

Буробин стал рассказывать о том, что через два дня из Смоленска приедет кассир управления и привезет деньги.

— Я бы сам привез их, но в кассе не оказалось столько денег. Надо получать в банке. В общем, волокита. Дожидаться не стал, думаю, махну опять в Москву, расскажу все как есть, а то небось вы беспокоитесь.

Душечкин улыбнулся.

— Ты, Николай, настоящий друг, тебе я верю и знаю: ты не подведешь. — Он задумался. — А не махнуть ли нам сейчас на завод? Своими глазами посмотришь, как там идут дела, убедишься, что аванс не даром дашь. Да притом главный инженер завода Новгородов с тобой хочет познакомиться.

— С удовольствием, — сказал Буробин.

Тут же собрались, поехали. По дороге Душечкин не переставал говорить. Он рассказывал о Новгородове, с которым вместе кончали гимназию, вместе когда-то мечтали стать биологами, а пошли совершенно в разные стороны: Новгородов вдруг увлекся техникой, а Душечкин стал военным.