— Я ж не курю, — напомнил Андрей.

— Закуришь на своей работе, — уверенно пообещала продавщица. — Вон Зайченков, уж как здоровье свое бережет, и тот курить начал, за троих смолит. Ну, для гостей возьми. — Очень ей хотелось Андрею приятное сделать.

А тут и легкий на помине Зайченков явился, посуду сдать принес. Увидал участкового и назад было повернул.

— Постой, постой, — сказал Андрей. — У меня к тебе разговор есть.

Зайченков нехотя вернулся, поставил авоську на пол, придерживая за ручки, чтобы не расползлась, снял кепку и провел ею по лицу.

— Упарился, — съехидничала Евдокия. — Как на работу в магазин ходишь. Интересно, на какие ты миллионы столько пьешь?

— Да уж не на твои... Слушаю вас, гражданин участковый.

— Ну, — с нажимом сказал Андрей, — допрыгался, Зайчик? Завтра собирайся с утра, в район поедем. Ты в СУ-16 работал месяц назад?..

Зайченков побелел, не ответил, бросил авоську и выскочил за дверь.

— Чего это он? — удивилась Евдокия. — Небось и там чего нашкодил!

— Вроде. Есть данные...

...Вот вкратце и все, о чем вспоминал участковый Ратников, сидя на крылечке и листая свой блокнотик. И, признаться, было ему о чем вспомнить, над чем поразмыслить. Нельзя сказать, что все он понял, во всем разобрался, и можно было себя по лбу шлепнуть и сказать: «Как же я раньше-то не догадался!», — а когда прибудет на место оперативная группа, предложить готовенькое, правильное, горячее решение.

Хотя до этого уже и недалеко было — цепочка-то выстроилась, но пока еще не хватало в ней минимум трех звеньев. Их предстояло найти, выправить, разогнуть и поставить на свое место, а уж тогда действовать, как говорится, под занавес и аплодисменты.

Что ясно? Ясно, что Агарышев, убийство орнитолога, ночная автоматная очередь — это одно целое, связное.

Что неясно? Неясно: откуда автомат, кто взял его в руки, почему в него, участкового, стреляли?

Андрей посмотрел на часы, встал. Сейчас ему никто не нужен, только Марусин Вовка. Сомнений нет — Вовка ему два вопроса из трех закроет запросто.

Участковый подошел к калитке и ближайшего к ней пацана (они с рассвета так и не отходили от его дома) послал к Марусе. Вовка прибыл мгновенно, будто за углом терпеливо ждал, когда его позовут. Пожалуй, так оно и было.

— Дядя Андрей, ты на нас не думай — мы его не нашли. Дачник нам помешал.

— Давай-ка по порядку. Откуда ты узнал про автомат?

Вовка, естественно, пожал плечами — ну и вопрос, смехота!

— Мы об этом давно слыхали. Овечкин его с войны принес, он ведь партизаном был и в доме под полом спрятал. А потом и забыл про него. А мы узнали и решили достать. Только ты не думай — постреляли бы и тебе принесли.

— В доме, говоришь, прятал?

— Да.

— А почему же вы в сарай полы вскрывать полезли?

— Так сарай-то с той поры еще стоит, а дом разбирали недавно и новый строили.

Ну вот все и разъяснилось — и про автомат, и про руки на его затворе и спусковом крючке. Сам-то Овечкин из села давно уже уехал, на Севере работал, там и скончался. У его дальних наследников Дачник и купил старый дом. Перебрал его. До фундамента. Сам перебрал? Нет, не сам. Кто это делал? Зайченков!

Андрей на всякий случай домой к нему сбегал, не застал, конечно, никого и вовремя к себе вернулся — у калитки уже «рафик» стоял, и дверцы его хлопали.

Первым к нему Платонов подошел, руку на плечо положил и сказал улыбаясь:

— Слух прошел, тебя бомбили ночью, а ты только тем и спасся, что, боясь хулиганов и пьяниц, в погребе взял моду ночевать?

Все дружески посмеялись, похлопали участкового по спине как товарища, который счастливо из смертного боя вышел, и занялись делом.

Потом в дом вошли — обсудить первые соображения. Андрей больше слушал, на вопросы отвечал, но свои выводы пока высказывать воздержался.

Начал эксперт по баллистике. Родители его так предусмотрели, или само собой получилось, но к своей необъятной, сокрушительной силе он имел фамилию Муромцев, и звали его Ильей Ивановичем.

Он говорил, чуть похлопывая по столу ладонью, а в печи от этого скакали конфорки.

— Сообщаю кратко предварительные результаты экспертизы...

— На болоте стреляли из этого же оружия? — сразу спросил Платонов.

— О полной идентичности пуль, изъятых из трупа и бревен дома, можно будет сказать лишь после соответствующих исследований. Пока же отмечаю, что такая возможность не исключена.

— Следы сапога на болоте и там, в кустах, практически идентичны, — продолжал Платонов. — Ратников, найдешь сапоги?

— Чего проще, — усмехнулся Андрей. — Размер очень редкий — сорок третий. Таких на моем участке пар четыреста, не больше.

— Смотри-ка, он шутит. Я рад. Но продолжим. Я привез пленку из магнитофона орнитолога. Послушай, Андрей, может, узнаешь голос, хотя вряд ли, там одна фраза только разборчиво сказана.

Платонов включил магнитофон.

Зашипело, затрещало, загудело. Потом защелкало — похоже на птичий щебет. Опять шум. Тишина. Истеричный выкрик: «Бей, дурак!» Короткая — в четыре патрона — очередь, ясная, четкая. Тишина. Шум. Долгая тишина. И тот же незнакомый, брезгливый голос: «Допрыгался, зайчик!»

Все вопросительно смотрели на Андрея. Он молчал. Потом сказал:

— Голос не знаю. А фраза про зайчика... Где-то слышал.

— Как это? — привстал Платонов.

Участковый сжал ладонью лоб, сильно потер лицо...

— Ну, ну, — торопил следователь.

— А! Я сам ее сказал... На днях. В магазине. Зайченкову Егору.

И Андрей рассказал об этом случае, об автомате.

— Ищи теперь его! Ты спугнул его, он решил, что ты все знаешь. Потому и стреляли в тебя. А теперь он... — Платонов подумал. — Теперь он, самое лучшее, за полтыщи верст отсюда... Очень жаль, — добавил он таким тоном, будто уронил на мосту в воду коробку спичек.

Тут дверь приоткрылась, и Галка просунула голову.

— Чаю вам сделать? — нахально спросила она. — Или обедать будете?

Муромец сладко потянулся, Андрей нахмурился, Платонов кивнул. Галка вошла и посудой загремела.

— Хозяйка? — спросил Андрея Муромец.

— Напрашиваюсь, — ответила за него Галка, — а он все не берет. Заманил девушку, а сам в кусты.

— Зазнался ты, Андрей, — серьезно осудил Платонов. — Потому и ошибаться стал в работе.

— Кто ее заманил? — закричал Андрей. — Слушайте ее больше, она наплетет.

— А ты не оправдывайся. Признай свою вину, исправь ошибку и женись на бедной девушке.

— Ну как? — спросила Галка, расставляя посуду на столе. — Берешь замуж? Или заявление в местком писать?

Тут в окно постучали, и кто-то со двора закричал:

— Андрей Сергеич, имей в виду, я никаких покрышек не крал и в бане не прятал! Об этом я тебе под дверь официальное заявление подсунул и ответственность с себя снимаю!

— Видала? — спросил Андрей Галку. — Хорошо еще не в два часа ночи заявление принес. Поняла, что тебя ждет?

— А если я тебя люблю?

— Да ты не запугивай ее, — пригрозил Муромец. — Женись — и все.

Галка собрала чай и попрощалась.

Позже, когда все обсудили и самые неотложные меры наметили, Андрей вышел к машине товарищей проводить.

— Ты вернее всего первый на него выйдешь, — сказал Платонов, поставив ногу на подножку «рафика». — Не спеши действовать. Помни, он уже не человек, его остановить только пулей можно. Так что инициативу в разумных пределах проявляй.

— Соблюдай технику безопасности, — шутливо добавил Муромец. — Мне бы он попался!..

Андрей вернулся в дом, походил из угла в угол, прилег, почувствовав, как сильно устал. Он стал задремывать, и — странно — в голове появилась ясность, исчезло все лишнее, осталось только то, что нужно, потолкалось торопливо, как солдаты по команде «Становись!», выровнялось и замерло...

Вот какая ему представилась картина. Егора Зайченкова домой не тоска по родине позвала — припекать начало; не такой уж богатый след за ним тянулся, но года на три-четыре строгой изоляции набралось бы. С Агарышевым они, вернее всего, на вокзале столкнулись. Что их свело и как — следствие покажет, да это сейчас и неважно. Важно, что дальше они вместе двинули. Беглому Агарышеву «приют и ласка» были нужны. Егор его и приютил. Не дома, конечно. И харч ему обеспечивал, и водкой снабжал, и куревом. Почему? Да скорее всего потому, что сильно его самого на кривую дорожку тянуло, и Агарышева люто боялся — тот умел человека намертво к рукам прибрать.