Кондратенко в ожидании штурма использовал каждый час передышки для совершенствования инженерного оборудования крепости. Он не покидал форты и укрепления, проверяя их готовность. Обнаружив слабые места в обороне, он тут же на месте принимал меры. Так, на хребте между горами Угловой и Высокой он приказал поставить дополнительно шесть полевых орудий, распорядился сделать на обратных скатах гор отвесные срезы для укрытия артиллеристов от неприятельского огня, углубить ложементы в траншеях и устроить дополнительные блиндажи. По его инициативе с потопленных японских брандеров были подняты две митральезы и установлены на передовых позициях. На наиболее вероятных путях наступления неприятеля он усилил гарнизоны укреплений, выделив туда стойкие подразделения с опытными и храбрыми офицерами.

Активные действия японцев начались 7 августа. Прежде чем штурмовать крепость, японцы решили овладеть передовыми позициями русских на восточном участке фронта — горами Дагушань и Сягушань.

Дагушань и Сягушань господствовали над окружающей их местностью. С гор просматривался тыл японской армии, велось наблюдение за ее осадными работами, корректировался огонь крепостной и корабельной артиллерии. Дагушань оборонялась четырьмя ротами и двумя охотничьими командами при шести орудиях, Сягушань — четырьмя ротами и одной охотничьей командой при двух орудиях. На горах были построены укрепления полевого типа: окопы с блиндажами и проволочные заграждения.

Перед атакой Дагушаня японцы обстреляли город, верки крепости и особенно усиленно гору. Русская артиллерия, расположенная на открытых позициях, была быстро подавлена.

Около 7 часов вечера первые цепи 11-й дивизии неприятеля пошли в атаку. Вначале японцам удалось занять траншею у подошвы горы, но поражаемые почти в упор, солдаты противника не выдержали и отошли на исходные позиции. Скоро пошел дождь, и бой прекратился. Ночь прошла спокойно.

Рано утром следующего дня части дивизии, поддержанные артиллерией, вновь пошли на штурм. К 11 часам положение обороняющихся стало угрожающим. В это время в бухту Тахэ по просьбе сухопутного командования Витгефт выслал для поддержки своих войск крейсер «Новик», канонерские лодки «Бобр» и «Гремящий» и семь миноносцев, которые сразу же открыли ураганный огонь по батареям и войскам противника, находившимся [106] на скатах Дагушаня и Сягушаня. Японцы быстро отступили.

Артиллерийский огонь продолжался около часа, пока на море не появились броненосец и четыре крейсера противника. Ввиду большого превосходства сил противника «Новик» с миноносцами и лодками вынужден был уйти. 11-я дивизия снова пошла в наступление на Дагушань и, несмотря на страшные потери, настойчиво атаковала; вместо разбитых рот подходили новые.

Генерал Кондратенко обратился к коменданту крепости за резервами, но помощи не получил. Японские войска в это время поднялись уже на гору, и рукопашный бой закипел у орудий. На выручку артиллерии бросился в штыки взвод стрелков. Вслед за ним пошла в контратаку рота. Она отбросила японцев за вершину горы и спасла орудия. Вечером солдаты противника еще раз пытались атаковать и еще раз были опрокинуты и бежали. Потери среди защитников Дагушаня были очень велики. Не поддержанные резервами, ночью они оставили гору.

В это же время шла кровопролитная борьба за Сягушань. Здесь, как и на Дагушани, русские отбивали следовавшие одна за другой атаки. Четыре неприятельских батальона, наступавшие на гору, несли большие потери и продвигались крайне медленно. Вместо своих потрепанных подразделений японцы бросали в бой резервы, а заменить русские роты, оборонявшие гору, было некем. Солдаты не спали двое суток, не имели воды, убитые и раненые не были убраны. Несмотря на это, защитники горы продолжали стойко драться.

После падения Дагушаня положение стало крайне трудным. Японцы втащили на занятую гору орудия и начали бить по Сягушаню.

Наступил третий день борьбы. Резервов комендант крепости не давал. Необходимо было оставить Сягушань или взять обратно Дагушань. Генерал Кондратенко обратился к Смирнову с предложением:

«Дагушань сильно обстреляна нашей артиллерией, но обратно занять ее едва ли возможно, ввиду большого скопления японцев в деревнях около Дагушаня, — писал он. — Сягушань занята тремя ротами (русских — А. С.). Одно орудие лопнуло, у другого нет снарядов; подвоз снарядов невозможен, так как дорога обстреливается со стороны побережья, куда уже пробрались японцы, и таким образом массами окружили Сягушань. Полагал бы, до рассвета увести роты в крепость, чтобы их сохранить»{95}.

Не зная подлинной обстановки, Смирнов приказал на утро следующего дня отбить Дагушань. Это было бы авантюрой. Но японцы в час ночи сами двинулись в атаку. Солдаты противника окружили Сягушань, бой превратился в схватки отдельных [107] групп и одиночных солдат. Под неослабным натиском во много раз превосходящих сил неприятеля русские отошли в крепость.

Потеря Дагушаня и Сягушаня произошла потому, что горы не были достаточно укреплены и подготовлены к обороне, г также и потому, что против трех оборонявшихся русских батальонов действовали двенадцать неприятельских, имевших 36 горных орудий, восемь гаубиц и 24 мортиры. Оборонявшиеся части не получили подкреплений из общего резерва крепости. Смирнов не сумел это сделать во-время.

Стессель понимал значение передовых позиций для крепости задолго до ее обложения, знал, что они не укреплены и, тем не менее, ничего не сделал, чтобы исправить положение, а в критический момент не вмешался в действия Смирнова и не исправил его необоснованных приказаний. Стессель был верен своей предательской тактике и действовал согласно ей.

Русские потеряли в боях 450 солдат и офицеров. Потери японцев, по их данным, составили 1280 человек.

Порт-Артур лишился на своем правом фланге передовых позиций; их нужно было удержать, как это показало будущее, любой ценой.

27 июня контр-адмирал Витгефт донес адмиралу Алексееву о результатах выхода в море 23 июня. Всю вину за неблагоприятный исход операции он принимал на себя. Неуспех эскадры он объяснял недостатками практики совместного плавания кораблей и слабой боевой подготовкой личного состава флота: «Осмотревшись и выждав дальнейшего хода военных действий, — писал Витгефт в заключение донесения, — буду далее действовать сообразно обстоятельствам, так как, очевидно, выждать, как это ни прискорбно, вновь благоприятного момента и успеха разбить японский флот до прихода из России эскадры я не считаю возможным надеяться и повело бы лишь к его потере»{96}.

Таким образом, командующий считал подчиненный ему флот небоеспособным и до прихода 2-й Тихоокеанской эскадры Рожественского не считал возможным начинать какие-либо активные действия.

3 июля Витгефт получил ответ. Главнокомандующий писал: «... я не нахожу достаточных оснований, по которым вместо исполнения моих указаний — выйти в море и атаковать неприятеля, нанести ему поражение, вы приняли решение возвратиться на рейд...» {97}. Далее Алексеев советовал: так как неприятель на сухопутном фронте начал наступление против крепости и в скором времени она будет осаждена, флоту находиться в полной готовности, [108] чтобы уйти из базы, а до этого оказывать войскам помощь в обороне, активно действуя всей эскадрой и отдельными кораблями. На случай, если положение крепости будет безнадежным, наместник приказывал выйти в море и по возможности, не вступая в бой с флотом противника, уходить во Владивосток.

О положении на Маньчжурском театре Алексеев сообщал, что армейский корпус, предназначенный для выручки Порт-Артура, под напором японцев отступил к главным силам, но русские сухопутные силы в Маньчжурии достигли 200 тысяч человек и что следует в ближайшее время ожидать серьезного нажима на противника.

Однако, «какой бы ни был успех — писал адмирал, — без успеха на море он не будет иметь значения. Между тем все, что на море, производит громадное впечатление в Японии. Уничтожение трех транспортов нашими крейсерами{98} вызвало целую панику, а равно выход и эскадры из Артура. Будьте бдительны, и не пропускайте благоприятной минуты — снова выйти с Вашей эскадрой, но только без возвращения на Артурский рейд...» {99}.