Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Такое место находилось неподалёку. Это была Росавская Поляна - ровное, покрытое высоким болиголовом, ковылём, да полынью поле - окружённое с двух сторон глубокими заросшими оврагами, дубравами и густым кустарником.

Здесь Кий и поставил свою рать. Решил, что сам с полянами займёт поле, а Гордомысл и Ходота станут в засаду, в оврагах. Всем повелел: ни ночью, ни днём огня не разводить, громко голос не подавать, словом, ничем себя не выявлять. Дозорных строго предупредил: на глаза гуннам не попадаться, а узрев их появление, украдкой - криков чайки или тявканьем лисицы - подать знак о приближении ворога.

Ночь прошла спокойно.

А с восходом солнца все уже были на ногах. Подкрепились сухарями и солониной, залили свежей ключевой водой и заняли свои места. Северяне и древляне притаились в густых кустарниках по склонам оврагов, а поляне, перегородив Росавскую Поляну в самом узком месте, выстроились в десять лав по краям, а посередине - в двадцать. Причём две передние были вооружены рогатинами, с которыми ходят на медведя.

По замыслу Кия, такое построение и такое вооружение может остановить, заставить захлебнуться атаку клина гуннов.

Для самого Эрнака он приготовил тайный «подарок», о котором знали только братья да несколько доверенных воинов.

Над Росавской Поляной наступило напряжённое безмолвие. Неспроста говорят: нет ничего томительнее, чем ожидание. Все: и опытные воины, и отроки - с волнением и душевной тоской ждали гуннов. Да когда же они явятся? Днём? Или к вечеру? А может завтра или послезавтра?

Кий объехал всё воинство, ещё раз поговорил с Гордомыслом и Ходотой, когда им вступить в бой, обратился к воинам, напомнив, что от стойкости и доблести ныне зависят судьба не только жён, детей, родителей, но и будущее всех славянских племён. Затем подъехал к своим родичам, спешился и стал перед лавами полян, рядом с братьями.

Положил им руки на плечи - крепко обнял.

Как он любил их - и Щека, Хорива. Не мыслил и не представлял себе жизни без них, без их улыбок, их голосов, без их советов и помощи. Для него они были не только единокровными братьями, но и, прежде всего, - товарищами, друзьями, соратниками, которые мыслили с ним едино, всегда и всюду его поддерживали - в радости и в горе. Как сложится их доля сегодня? Не разлучатся ли они навеки? Одним богам это ведомо!

Сам стал повыше, в самом опасном месте, куда будет направлен главный удар гуннов. И братьев рядом поставил… Перед ними - степь, откуда должен появиться ворог, позади - воины дружины, отроки, - все поляне. Тысячи глаз смотрят на князя и его братьев. Разве найдётся кто-нибудь, кто дрогнет, заколеблется, побежит, если впереди - князь? Когда впереди его братья?

Медленно, незаметно для глаза поднимается по голубому бездонному небу, золотой лик Даждьбога. Медленно тянется время, томя сердце князя каким-то неясным, тревожным предчувствием.

Где же Эрнак?

Кажется всё приготовлено для торжественной встречи?… Но не пустился ли на хитрость, коварный обман старый лис?

Томятся в долгом ожидании и напряжении славянские воины. Печёт их солнце, и солёный пот заливает глаза, стекая ручейками из-под русоволосых чубов. И Стрибог почему-то не освежает их разгорячённые тела свежим дуновением ветерка, и Перун где-то замешкался и не катит из-за горизонта тёмные грозовые тучи.

Где же Эрнак?

Как это часто бывает, когда долго и напряжённо чего-то ждёшь, крик чайки и тявканье лисицы, что послышались одновременно со стороны степи, не сразу и не всеми воспринялись как сигнал о том, что близок ворог. И лишь когда крики повторились, по лавам прокатился глухой гомон:

- Гунны! Гунны!

Все встрепенулись, облегчённо вздохнули, словно дождались, наконец, желанного гостя.

- Быть наготове! - повелел Кий, и тысячи уст передали его слова по всем лавам.

Воины занимали каждый своё место, осматривали оружие и замирали в напряжении.

Время совсем остановилось, застыло…

Но вот на горизонте показалось громадное облако пыли, сопровождаемое стаей воронья. Зловеще и медленно приближалась предрешённая встреча… Наконец, на Росавской Поляне появилась орда гуннов. Двигалась она неторопливо. Будучи уверены, что где-то поблизости их ждёт многотысячный отряд Чёрного Вепря, гунны чувствовали себя в полной безопасности. Сам каган, в круглой шапочке с малиновым верхом, разомлев от жары, ехал во главе войска, сонными глазами оглядывал широкую ровную поляну.

До него - два полёта стрелы, и Кий уже различает его тучную фигуру и тёмное одутловатое лицо.

Внезапно Эрнак остановился - неожиданно для себя он увидел впереди ровные, выстроенные явно не для встречи, а для сражения лавы полян.

Раздался резкий, пронзительный крик - и орда остановилась, начала быстро готовиться к бою.

Кий снял с головы шлем и, повесив его на копьё, поднял вверх. И тут же позади князя расступились лавы и в неширокий проем вышли два отрока. Передний вёл княжеского коня, а позади, второй - степного, низкорослого, мохнатого, на котором сидел со связанными ногами и руками Крек. У гунна на груди болталась на прочной бечёвке окровавленная голова Чёрного Вепря.

Кий ловко вскочил в седло, взял в руки повод коня на котором сидел Крек, и медленно поехал навстречу Эрнаку.

Посреди поля остановился и, потрясая копьём, прокричал:

- Каган, я есмь князь полян Кий! Ты слышишь меня, каган? Вызываю тебя на поединок! Выходи!

Эрнак не спешил отвечать. Он всё ещё не пришёл в себя от внезапной встречи с противником, которого, как ему думалось, мог увидеть лишь через два, а то и три дневных перехода. Долго вглядывался узкими глазками в молодого великана, ноги которого доставали до коленей коню, медленно жевал старческими сухими губами и о чём-то думал.

- Где-то, мне кажется, я уже тебя видел, - произнёс наконец. - А вот где - не помню…

- Видел, каган… Я тот самый воин, которого ты возле Родня велел Чёрному Вепрю сжечь живьём, вместе с мёртвым князем Божедаром!

- А-а… Вот видишь - какой же ты князь? Ты простой воин… Я знаю только одного князя полян - Чёрного Вепря. И было бы для меня унизительно выходить на поединок с каким-то самозванцем. К тому же - трижды младше меня!… Если тебе, юнец, так не терпится - обменяться с кем-то ударами копья или меча, то я вышлю к тебе своего богатыря!

Кий засмеялся и сказал:

- Негоже князю полян биться не с каганом, а с каким-то безродным гунном. Могу и буду биться лишь с равным себе!… А чтобы ты убедился, что я истинно князь, а не самозванец, то посылаю хорошо знамого тебе Крека с подарком от меня! Принимай!… Крек расскажет всё, что ты захочешь от него узнать! Расспроси его хорошенько! - и, отпустив повод, ударил коня, на котором сидел Крек, древком копья по крупу.

Конь с места перешёл на рысь и помчался прямо к стану гуннов. Там его поймали и подвели к Эрнаку.

Кию было видно, как помрачнел и содрогнулся каган, когда перед ним появился Крек с головой Чёрного Вепря на груди. Глаза Эрнака расширились от ужаса, а лицо стало серым. Он хватал открытым ртом воздух, неотрывно глядя на мёртвое, сморщенное лицо племянника и, наконец, воскликнул:

- О Тенгрихан! Как это случилось?

Крек был едва жив от страха, но собрался с духом и громко ответил:

- О, великий каган, князья полян бились в поединке, и Кий победил.

Эрнак подняв руки к верху и, брызгая слюной, завопил:

- Проклятье!… А где мои воины? Где мои лучшие, храбрейшие воины? Отвечай, негодный!

Крек качнулся вперёд, пытаясь поклониться, но не смог этого сделать - опутанное верёвками туловище не гнулось. Лишь мёртвая голова колыхнулась раз-другой на груди.

- Твои воины погибли, повелитель вселенной, - пробормотал Крек. - Но я в этом не виноват… Это всё он - Чёрный Вепрь…

- Погибли! - неистово закричал каган. - Все?!

- Все, мой повелитель…

- А ты?… Как же ты остался живым, собака? Почему стоишь тут предо мной? Почему не погиб, презренным раб? Так сгинь же, проклятый Тенгриханом!…

57
{"b":"234954","o":1}