Обходя большие селения, замки и монастырские поместья, Иоганн, Вульфард и Хлодвиг наконец-то достигли Нёйлидлер-Зее, в нём выкупали коней, искупались сами. Теперь до Дуная оставалось миновать совсем малое расстояние по сравнению с тем, которое уже прошли.
С запада озеро окружали скалы такой же высоты, как берега Зальцаха на том участке пути, где они плыли. Но Иоганну приходилось подниматься вверх по реке, к её истоку, и он тогда видел вместо берегов каменные гиганты, гладкими стенами уходящие в небо. Душу охватывал восторг при виде земной мощи, но и ужас тоже, когда Иоганн вспоминал рассказы стариков о том, как Карл Великий бросал с них со связанными руками и камнем на шее непокорных саксов и глумился, наблюдая за их, казалось, нескончаемым полётом до воды… Проделывал такое и нынешний король Людовик Немецкий и даже наместник папы… Правда, последний обставлял сие тайной… Если, конечно, виновный - христианин, о язычниках речь не шла: к ним относились, как к паршивой собаке…
Обогнув озеро, Иоганн, Вульфард и Хлодвиг по равнинной дороге двинулись дальше и на линии соприкосновения земли и неба вскоре увидели синие неровности, которые при приближении к ним увеличивались в размере, и вот уже в них стали угадываться каменные вершины - то были отроги Западных Карпат, как бы тоже шагающие навстречу всадникам.
Здесь Дунай рассекал горы надвое, образуя Каменные врата. Ниже по течению судно мораван и диера «Стрела» уже преодолели одни врата, называемыми Железными, подошли к другим и ошвартовались. Тут-то суда и увидел святой отец и его сотоварищи. Повернулся к ним, остановив лошадь, проговорил:
- Мы у цели… Смотрите, они стоят у того берега… Отдыхают. Значит, легче будет проникнуть к капитану Ктесию… Дождёмся лишь темноты. А вон там - в пещере - пока обоснуемся и разведём костерок. Поедим горячего…
- А если увидят дым? - спросил Вульфард.
- Пусть видят… Ничего подозрительного в этом нет. Мало ли какие люди варят обед?.. Пастухи, скажем…
- И то верно, - тихо засмеялся потомок сакса, и усы его пышные дёрнулись; Вульфард пригладил их книзу указательным и большим пальцами левой руки. Правой вытащил из-за пояса скрамасакс и, приглашая за собой Хлодвига, пошёл в лесок за дровами.
Иоганн стреножил коней и пустил их пастись неподалеку, а сам, пригнувшись, скользнул в каменный мешок, где было тихо и сухо.
Устроившись поближе к свету, проникающему через входное отверстие пещеры, он вытащил из кожаной сумки остроотточенное стило и несколько дощечек, облитых воском, и по-гречески нацарапал послание Ктесию… На мгновение задумался: «Кого послать - Вульфарда или Хлодвига?..» Понимал, что ночью пробраться на судно в каюту капитана - дело раскованное… И удастся ли это с первого раза - трудно ответить… «Поэтому пошлю надменного германца… Пожалею пока своего земляка-сакса».
Святому отцу была, конечно, известна заповедь Священного писания о том, что все люди равны перед Богом. Но выбрал для дела, чреватого смертельной опасностью, того, кто дальше стоял от него, Иоганна. А сказал же Иисус Христос: «Любите…» Любите даже врагов своих.
«Но я же не говорю, что не люблю Хлодвига, - успокаивал себя святой отец. - Я лишь выбираю из двух человек одного…»
И когда с дровами вернулись Хлодвиг и Вульфард, Иоганн, указывая на первого, сказал:
- Я выбрал тебя отправить сие послание к капитану диеры… Ты должен теперь слушать мои слова и уподобиться человеку, который строит здание на камне. А тот, кто слушает и не исполняет, - глупец, воздвигающий дом на песке. Вспомни, брат, Нагорную проповедь Христа.
«Ишь, сопоставил… Сказал бы прямо: «Посылаю тебя, как не нашего роду-племени… Потому и не дорожу твоей жизнью», - подумал Хлодвиг, но промолчал.
Взял дощечки, спрятал их в головном уборе и с наступлением темноты поплыл на тот берег, - благо Дунай в этом месте значительно сужался.
* * *
У Ктесия я заметил странную манеру общения: разговаривая, он не смотрел тебе в глаза, а на свою слегка согнутую в локте и чуть приподнятую левую руку, будто говорил с ней, а не с человеком. Лоб при этом у него хмурился, независимо даже от того, велась ли беседа в шутливом тоне или серьёзном. Глубоко вырезанные крылья носа капитана нервно трепетали при каждом слове, толстые губы подёргивались, - и тогда лицо его слегка одутловатое, с синюшным оттенком пьяницы производило на меня весьма неприятное впечатление…
Хотя поддерживать с ним разговор я находил интересным занятием, ибо он знал много и красочно всё излагал. Как раз это и подкупало Константина, и убедить его в моих подозрениях к капитану было не просто…
У меня вызвало недоумение следующее действие Ктесия.
До поворота в устье Моравы оставалось совсем немного, а капитан приказал стать у берега, ссылаясь на крайнюю усталость гребцов, - раньше я как-то не отмечал в нём жалости к невольникам. Вспомнился негус Джам, которого мы спасли от верной смерти, приобретя в его лица ревностного служителя нашей церкви. Забили бы тогда бичом мальчонку на глазах того же Ктесия…
Я сказал Константину, что с отдыхом бы надлежало повременить, - вошли бы в земли князя Ростислава, оказавшись в полной безопасности, там уж и пристали бы к берегу… Но философ - простодушное сердце - ответил на это:
- Не можем мы людей лишить отдыха. Они гребут и днём, и ночью против течения… Прав Ктесий.
Константина поддержал Мефодий: есть у него такая слабость - потакать брату… Хотя он, как бывший военный, не мог не понять нелепость повеления Ктесия. А всё-таки согласился с Константином и, следовательно, с капитаном. Может быть, потому что во время нашего плавания никаких доселе происшествий, кроме бури на море, не происходило…
Мы приткнулись к берегу утречком. Горимир с рындами Кроком и Бивоем ушли на своё судно узнать, всё ли там в порядке. Я и Доброслав с Буком спустились по сходням погулять. Пса пустили побегать, и тот, соскучившись на диере по раздолью, стал носиться взад-вперёд по луговине, как очумелый.
Я и раньше пытался вызвать язычника на откровенный разговор, но он уходил от него. Сейчас же, оставшись наедине, я задал Доброславу вопрос, как говорится, в лоб:
- Ты доволен теперь, что Иктинос понёс наказание?
- Да, теперь я доволен… - помолчав, ответил Клуд. - И рад, что именно так всё свершилось. Ведь я дал слово Мерцане, когда беседовал с ней в библиотеке философа, что не буду мстить её мужу… Отомстили ему другие.
- Но ведь вы же с Козьмой, с Дубыней то есть, остались у монахов монастыря Иоанна Предтечи… Не поехали в Киев. Значит, всё-таки думали о мщении…
- Не одна месть нами тут руководила. Была и другая причина.
- Догадываюсь - какая… Все мы на службе у кого-то. И это понятно.
- А если понятно, Леонтий, то не будем говорить об этом. Только знайте, лично вам мы никакого вреда не причинили…
- В противном случае я бы не отдал в жены сестру твоему другу, - засмеялся я.
Рассмеялся и Клуд, потом вгляделся в другой берег и проговорил:
Никак кто-то костёр зажёг… Смотри.
Из пещеры на противоположной стороне реки тянулся дымок.
- Какие-то бродяги… - предположил Доброслав.
- Может и так. Только мы совсем перестали быть настороже… За время пути никто на нас не напал. Ни мадьяры, ни германцы, а мы плывём по той части реки, которая проходит по их землям.
- Ты не прав, отче. Я наблюдал за мораванами… Они следят за всем неусыпно. Это касаемо и нашего судна. Держат ухо востро…
Зарычал Бук, мы насторожились. Взглянули в сторону каменных увалов, что громоздились за луговиной, - ничего подозрительного не обнаружили.
- Наверное, какой-то зверёк из норы выскочил, - Клуд потрепал Бука по шее. - Успокойся, погуляй ещё…
Но пёс от нас не отошёл, продолжал стоять, подняв голову и устремив взгляд в вытянутые в длину возвышенности с пологими склонами.
- Не нравится мне это… Пошли на диеру! - сказал я решительно.
