Начало истории жизни этого человека приводит нас на крайний северо-запад Уганды — туда, где сходятся границы Судана и Заира. Здесь живут несколько суданских народов, разводящих скот на засушливых местных пастбищах. В маленькой хижине с травянистой крышей шлемовидной формы между 1925 и 1928 годами (большинство исследователей сходятся все же на дате 1925 год) и родился будущий третий президент Уганды Иди Амин. Его отец принадлежал к народу каква, живущему в приграничных районах Судана, Заира и частично Уганды, мать — к другому центральносуданскому народу, лугбара. Ее считали колдуньей, и солдаты из казарм часто обращались к ней за «львиной водой» — чудодейственным напитком, якобы дающим мужчине силу в бою и любви.

Ребенок рождался тяжело, поскольку был необычайно большим — при рождении весил около 12 фунтов (почти пять килограммов). И потом, уже взрослым, он всегда отличался внушительными размерами — весил около 230 фунтов (под 110 килограммов) и имел рост шесть футов три дюйма (больше 1 метра 90 сантиметров).

В детстие Амину не суждено было жить спокойной жизнью пастушонка. Очень рано его мать оставила отца и отправилась странствовать по свету, прихватив с собой сына. Сначала она работала на плантациях сахарного тростника, принадлежащих одной из богатых семей азиатского происхождения — Мехта. Затем связь его матери с неким капралом Королевских африканских стрелков привела мальчика в казармы Джинджи.

Уже тогда, по свидетельствам очевидцев, он отличался стремлением властвовать, применяя для этого физическую силу, поскольку был крупнее своих сверстников. К шестнадцати годам принял ислам. Так Амин стал ассоциироваться с «нубийцами» — потомками тех самых «суданских стрелков», которые составили костяк угандийской колониальной армии. Королевские африканские стрелки — так назывались колониальные войска в Британской Восточной Африке — на марше нередко распевали о «суди» — «суданцах», или «нубийцах» такую песенку:

Амин, живший при казармах и не получивший образования, наверняка быстро выучил эту и другие солдатские песенки — такие, как например, «Туфунге сафари» («Закончим поход»). Его военная будущность была предопределена, и вскоре ему было суждено распевать о «жестоких суди», в том числе и о себе самом, уже в строю.

Пока же 17-летний великан продавал мандази — сладкое печенье — в районе казарм Джинджи. В то время он выучился недурно играть в регби, но едва владеет несколькими английскими фразами, в основном ругательствами, но умеет четко произносить: «Иес, сэр». А вообще он немного говорит на языках каква и лугбара — языках своих родителей, немного на суахили и относительно прилично на «нубийском» — испорченном арабском, на котором до сих пор говорят выходцы из дистрикта Западный Нил в Уганде.

Итак, с 1946 года он в армии в качестве помощника повара. Это, впрочем, не мешало потом Амину утверждать, что он участвовал в боях второй мировой войны — сражался в Бирме и даже якобы был награжден. Благодаря своей недюжинной физической силе в 1948 году он становится капралом 4-го батальона Королевских африканских стрелков.

По свидетельствам очевидцев, он лез из кожи вон, чтобы проявить себя настоящим воякой: ботинки всегда начищены, форма сидит безупречно. Амин — первый в спортивных состязаниях и первый в карательных экспедициях. Его военной карьере правда, помешало то, что в 1950 году у него впервые было зарегистрировано венерическое заболевание. Это считалось у «высокоморальных» британских офицеров серьезным минусом, но тем не менее лишь задержало, а не воспрепятствовало продвижению Амина по службе. Он служил в Кении во время восстания Мау-Мау, сохранилось много свидетельств его жестокости по отношению к повстанцам. К тому же в 1951–1952 годах он выиграл титул чемпиона по боксу среди Королевских африканских стрелков в тяжелом весе. Вот как характеризует капрала Амина один из его командиров — британский офицер И. Грехэм: «Он поступил на армейскую службу, практически не имея никакого образования; справедливо будет сказать, что до 1958 года (когда ему было около тридцати) его можно было считать абсолютно неграмотным. Во время начального периода восстания Мау-Мау в Кении он был одним из нескольких капралов, которые проявили выдающиеся качества — умение командовать, храбрость и находчивость. Поэтому немудрено, что капрала Иди повысили в звании»^{73}. В 1954 году, после прохождения курса в военной школе в Накуру, где Амину преподавали и основы английского языка, он получил чин сержанта.

Чин эффенди (уоррент-офицер) он получил лишь в 1959 году, пройдя специальные курсы в Кении. Да и то после нескольких попыток — камнем преткновения для него был английский язык, определенное знание которого требовалось для того, чтобы стать «эффенди».

Тогда же британские офицеры и их жены в Уганде считали своим долгом учить будущих угандийских офицеров хорошим манерам. Тот же Грехэм, который накануне независимости был командиром роты, где служил эффенди Амин, вспоминает, в частности, такой эпизод. Будущим угандийским офицерам было рекомендовано помещать свое жалованье в банк. И вот Грехэм лично везет Амина в банк в Джиндже, которым пользуется сам. В банке Амину с большим трудом втолковывают премудрости, связанные с чековой книжкой и банковским счетом. Но самым трудным оказывается получить образец его подписи. Амин-то привык в армии «расписываться» отпечатком пальца. Ему приходится попотеть и испортить немало бумаги, прежде чем у него получается что-то похожее на подпись. Наконец чековая книжка у Амина на руках, и он заявляет Грехэму, что теперь хочет сделать «небольшие покупки». Эти «небольшие покупки» состояли из заказа двух новых костюмов у портного, транзистора, шести упаковок пива и нового автомобиля — голубого «форда-консула», а также нескольких пижам. Общая стоимость значительно превысила сумму, имевшуюся на счету Амина, и с тех пор до самого отбытия Грехэма из Уганды ни один чек Амина не принимался в уплату без второй подписи — самого Грехэма^{74}. «Образованного» таким образом Амина действительно вскоре произвели в офицеры — в 1961 году он получает чин лейтенанта.

Накануне независимости Уганды, в 1962 году, он становится майором. В этом году он прославился жестокостями по отношению к карамоджонгам Уганды и Кении, участвуя в «ликвидации конфликта» между ними и соседним народом покот (сук) из-за скота. Затем «урегулировал конфликт» с другим скотоводческим народом Кении — туркана. В 50-х годах выработались его излюбленные методы обращения с пленными, главный из которых состоял в том, чтобы угрожать воинам лишением знаков мужского достоинства — эта угроза иногда приводилась Амином в исполнение самолично.

Что касается инцидента с туркана, то они жаловались на жестокость Амина еще колониальным властям. Амину грозил суд, и спасло его только личное вмешательство Оботе. Так до самой независимости Уганды Амин прослужил в колониальных войсках, и было уже известно, что после получения независимости он займет место командира своей роты Грехэма.

Так и случилось. 9 октября 1962 года была провозглашена независимость Уганды. Амин оказался одним из немногих тогда офицеров-угандийцев. Его карьере в независимой Уганде немало способствовал и тот факт, что его дядя Феликс Онама стал министром внутренних дел в правительстве Оботе.

В продвижении Амина сыграли роль и другие не зависящие от него обстоятельства. Наиболее вероятным руководителем вооруженных сил независимой Уганды мог стать майор Каругаба — единственный угандиец, обучавшийся в знаменитом военном училище Сандхерст в Англии. Но он принадлежал к народу баганда и к тому же был католиком. Поэтому, когда в 1964 году произошли армейские волнения в казармах Джинджи, Оботе с радостью избавился от Каругабы. Главнокомандующим был назначен Ш. Ополот как более образованный, а Амин, принимавший непосредственное участие в подавлении бунта в казармах Джинджи, — его заместителем. В том же году Амин получил чин полковника. К 1966 году бригадир Амин имел дом в Кампале на холме Кололо с охраной, «кадиллак», двух жен и собирался жениться на третьей.