— Мальчики! Что это вы затеяли?

— А вот хотим испробовать «Карамбу» в зимних ус­ловиях.

— Да вы же утонете, несчастные!

— Мы поплывем вдоль берега до дачи Терентьева и, если будет трудно, выбросимся на дикий пляж.

— А вам известно, что выезд из Евпатории запрещен как по суше, так и но морю?

— Что вы, Юра! Какой же это выезд? Мы только до Терентьева.

Пищиков поверил и стал глядеть, как сдвинется «Ка­рамба». Дважды яхту отбрасывало назад. Наконец ее удалось поставить носом против волны, и она взлетела, как дельфин, потом нырнула, но уже по ту сторону вала. Артур мгновенно поставил кливер — и яхта, избежав гро­мадных береговых воли, вышла в большую, но не столь уж буйную зыбь. Пищиков зааплодировал, помахал фу­ражкой и пошел назад. Артура он знал хорошо, Леську несколько раз видел, а к Ульке и Немичу не придирался: ведь на них была гимназическая форма.

«Карамба» летела великолепно. Никто от нее этого не ожидал. Правда, качало ее и носовой и бортовой. Дачи Терентьева яхта достигла с невероятной быстротой и вот уже скользнула за мыс. Теперь полагалось повер­нуть ее против берега и, подняв киль, выброситься на пляж. Но вместо этого яхта явственно стала уходить от земли. Улька первый обратил внимание на перемену курса.

— Нас уносит в море! — закричал он.

— Не уносит, а я сам ее туда веду, — спокойно сказал Леська.

— Зачем?

— Мы едем на Ак-Мечеть.

— Вот тебе на! С какой стати? — крикнул Артур.

— Это что? Опять твои севастопольские штучки? — заорал Улька.

— Рыбаки Ак-Мечети доставят Немича в Севасто­поль, иначе в Евпатории произойдет «Варфоломеевская ночь», как задумал Выгран.

— Не узнаю Леськи, ей-богу, — сказал Канаки.— Всегда был такой тихий, смирный.

— Жизнь сложнее нас,— философически, но вполне серьезно изрек Леська.

— Поворачивай к берегу! — строго скомандовал Ар­тур. — Слышишь? А то мы тебе покажем такую «Варфо­ломеевскую»...

— Брось, Артур. Неужели ты до сих пор не заметил, что я сильнее тебя? К тому же Немич сильнее Ульки. Так что вы тут не очень.

Помолчали. На дымном горизонте показалось парус­ное судно.

— Из Одессы идет, — сказал Немич.

— А ты молчи! Не твое дело!

Еще помолчали.

— Но раз вы решили идти на Ак-Мечеть, почему не сказали сразу? Мы бы хоть хлеба захватили.

— Хлеб есть.

Леська толкнул ногой брезентовый мешок. Оттуда выкатился житный каравай.

— И колбаса есть, — виновато улыбаясь, сказал Не­мич.

Он достал из того же мешка свернутую канатом кол­басу, четыре каленых яйца и соль в довольно крупных кристаллах — явно с соляного промысла. Затем, разло­жив на коленях газету, сразу же взмокшую от водяных брызг, погрузил на нее свои яства.

— Шамайте, хлопцы!

Артур и Улька сидели безучастно.

— Отломи мне хлеба и колбаски, — сказал Леська.

Они принялись есть вдвоем, при этом Сенька грыз соль, как сахар.

Судно, шедшее из Одессы, ощутимо прояснялось: уже молено было понять, что это бриг. Но ребятам было не до него.

— Что это там на бриге? Мальчики!

Бриг нырял с волны на волну. Паруса у него оставили только на фок-мачте, обе другие торчали оголенными крестами, поэтому особенно ясно на рее бизани был виден человек на веревке, который кружился вокруг самого себя и делал невероятные виражи в лад с качаниями брига.

— Да ведь это повешенный! — закричал Сенька Не­мич.

Взволнованный Артур ухватил колбасу и, не отрывая глаз от страшного зрелища, стал жевать ее со всего куска.

— Из Одессы идут, — успокоительно сказал Не­мич.— Значит, матросы повесили своего капитана.

— Ну! Правда? — обмирающе пролепетал Улька.

— А что ж другое? В Одессе революция. Там не по­смотрят!

Голос его приобрел нотки угрозы. Улька опасливо оглянулся на Немича. Никто ничего больше не говорил.

К вечеру дошли до Ак-Мечети и благополучно выбро­сились на берег. Немич взвалил на спину свой мешок, Артуру и Ульке подал руку, обнял Леську и пошел по направлению к рыбачьему поселку.

— Ну как? — весело спросил Елисей. — Бить меня здесь будем или оставим до Евпатории?

— Извини! — тихо сказал Артур. — У меня к тебе сейчас только одна претензия: почему ты с самого нача­ла не посвятил нас в свою тайну? Это просто оскорби­тельно. Неужели мы не помогли бы Сеньке, если б узнали про «Варфоломеевскую ночь»?

— Елисей! — сказал Улька. А что надо прочитать, чтобы ясно представить себе коммунизм? А то ведь все как будто что-то такое знают, а я один ничего. Неудоб­но как-то, верно?

— Я и сам неграмотный, — ответил Леська, смеясь.— Сам живу на обрывках фраз: тот обронил, этот процедил сквозь зубы... Хватаю!

Елисей глядел на них с мягкой улыбкой: мальчики стали взрослеть на глазах. «Повешенный, очевидно, не­плохо агитирует», — подумал он, сам не ожидая от себя такой жестокости.

— Ты лучше вот что скажи: как мы поедем обрат­но?— оборвал разговор Артур.

К рассвету все трое были уже в городе.

В Евпатории тем временем начались аресты. Контр­разведчики, сопровождаемые эскадронцами, врывались в квартиры, указанные в списках, и уводили арестован­ных на дачу «Вилла роз», штаб-квартиру Выграна. «Вар­фоломеевская ночь» разразилась гораздо раньше, чем ее ожидали.

Утром выяснилось, что списки оказались неполными: Караева не взяли. Но в таком случае за что взяли всех других? Демышева, Кораблева, сестер Немич — Варва­ру и Юлю?

Все еще надеясь на закон, Караев решил пойти к Выграну, потребовать от него ответа. Он надел единствен­ный свой выходной костюм цвета маренго, рубашку с крахмальной манишкой, серый галстук и серую шляпу. Жена прошлась по костюму щеткой и сказала: «В доб­рый час». Они поцеловались, и Давид бодро и даже мо­лодцевато пошел разыскивать Выграна. Наивность в на­чале революции была порой свойственна даже и некото­рым великим людям.

Караев шел, постукивая каблуками. Он шептал про себя первые слова будущей беседы с Выграном: «Какое вы имеете право, господин полковник...»

Вот он прошел мимо «Дюльбера» и вскоре очутился у ворот серой дачи «Вилла роз».

— Я к полковнику Выграну! — бросил он часовому с таким видом, что часовой чуть не взял «на караул».

— Постойте! Вы кто такой? — спросил подошедший к ним начальник наружной охраны капитан Новицкий.

— Я председатель Евпаторийского военно-револю­ционного комитета.

Новицкий растерялся.

— Проводите меня к Выграну! — потребовал Караев.

Капитан готов уже был подчиниться властному голо­су, но в этот момент к ним подошел прапорщик Пищи­ков.

— Это Караев! — закричал он в испуге. — Самый страшный большевик города. Бейте его!

Пищиков с размаху ударил Караева в лицо. Новиц­кий бросился на подмогу.

— Бей его! Чего стоишь? — закричал он часовому.

Часовой вздрогнул, потоптался на месте, крякнул,

матюкнулся и принялся действовать прикладом.

Караев лежал на боку. Он тихо стонал. Изо рта пузырилась кровь. Капитан ногой опрокинул его на спину. Теперь стало видно, что у Караева выхлестнут глаз и выбиты зубы. Очнувшись, он стал надрывно кашлять, за­хлебываясь кровью.

Капитан, тяжело дыша от усталости, вдруг увидел сторожа Рыбалко, обслуживавшего «Виллу роз».

— Мешок принеси! Живо! И веревку!

Капитан и прапорщик накинули на шею Караева пет­лю, притянули голову к ногам, скрутили и, надев на него мешок, поволокли к пляжу. По дороге Новицкий, достав лопату, изо всех сил врезал ее в свою жертву. В мешке что-то хрустнуло. Когда притащили Караева к морю, он еще дышал. Стали рыть могилу. Караева бросили в мок­рую яму и засыпали живого.

— Нет, вы подумайте! — возмущенно говорил капи­тан прапорщику на обратном пути. — Посмел явиться! Лично! Важная птица! А? Только подумайте! Наглость какая!..

Ему было стыдно перед Пищиковым.

В это утро очень волновалась семья Бредихиных: но­чью приходили за Андроном, но, к счастью, он находил­ся в плавании. А тут еще Леська пропал.

А Леська въезжал в город, сидя с товарищами в яхте, которая с вынутым свинцовым килем стройно высилась на телеге. Первым, кого они увидели у виллы Булато­вых, был Девлетка. Встреча оказалась случайной, но очень важной.