Пламя угасающего костра то слабо трепетало от дыхания ночной степи, то вдруг выбрасывало длинный язык, и он на миг озарял сидящую на стянутом ремнями табурете Зарину, расшитый узорами полог царского шатра за ее спиной. От мерцания огня тьма вокруг становилась плотной, почти осязаемой.
Ант сидел рядом, поджав ноги, и смотрел на смуглое, будто вычеканенное из бронзы лицо повелительницы. Глаза ее, удлиненные, как у всех степняков, были широко открыты и оттого казались бездонными. Пламя костра высекало из них синие искры, а когда притухало, по лицу Зарины пробегали судорожные тени, черными змеями нырявшие в омуты зрачков. Ант видел, что царицу гнетет большая, тревожная дума.
Из темноты выступила вдруг фигура воина. Приветственно подняв копье, он сказал Зарине:
— Боги требуют человеческое сердце, повелительница. Почтенный Досимоксарф согласен лечь под жертвенный нож.
— Я знала это и ждала решения мудрейших, — твердо ответила зеленокудрая царица. — Только не дряблое сердце старика угодно богам. Обмана они не потерпят. Молодое, полное жизни сердце может ублагостивить их. Скажи Досимоксарфу, воин, что он, несмотря на возраст, сохранил суровое и чистое сердце настоящего сына Волка, но жертву его боги не примут. И еще, воин, передай Атоссе и жрицам других родов: пусть с рассветом выводят людей к могиле матери моей и сираков Томирии. Жертва будет достойна милости бессмертных.
Гонец исчез во тьме. Ант порывисто подался к Зарине:
— Что ты задумала, моя повелительница?
— Успокойся, Ант, — устало сказала Зарина, — твоему счастью ничто не угрожает. Папануа зажжет огонь на алтаре у брачного ложа храбрейшего воина. Остальное узнаёшь утром.
* * *
И пришел день — тихий, как сонное царство рыб на дне омута, жаркий, как самое нутро погребального костра, безоблачный, как жизнь ребенка. Небо над могильным курганом у излучины Ахардея было белесым, будто выгоревшим от беспощадного солнца. Кругом, насколько хватало глаз, тянулись вверх черные столбы дыма. Но то не были грозные вестники войны. По приказу жриц все племя вышло с рассветом в степь. Бросали в костры трупы животных, а следом кожаные подстилки и рукавицы, которых касалась падаль. Жгли камыш и травяной сухостой. Огнем стирали сираки печать моровой язвы.
К полудню огромное пространство вокруг городища было очищено, и люди собрались у могильного кургана Томирии. На его вершине стояла Зарина в окружении родовых жриц. Ант с недоумением увидел на ней наряд жертвы богам: бахрома из конских хвостов, вплетенных в ритуальный пояс, ниспадала на бедра царицы. Плечи покрывали распущенные зеленые волосы, обнаженная грудь блестела от обильного умащения лавандовым маслом, привезенным из-за моря.
Ант попытался протиснуться ближе к вершине кургана, но всюду натыкался на коричневые спины телохранителей царицы.
Над степью вдруг зазвучал ясный и звонкий голос правительницы, усиленный с помощью турьего рога:
— Слушайте меня, сираки! Могущественный Ахардей, добродетельная Папануа, боги неба, земли и рек, духи предков наших отвернулись от нас, и все демоны зла бросились терзать племя, оставшееся без покровителей. Я молила богов отвести от нас беды, но они не вняли моей мольбе. Им нужно человеческое сердце. Я отдаю им свое во имя вашего счастья, сираки.
Зарина надела еще один пояс — с мечом, на шею повесила украшенную золотыми привесками и бляшками плетенку, внутри которой лежал обточенный морем камень. Потом ей подали диадему, отделанную изящными спиралями из золотых жгутов, как бы повторявших извивы зеленых волос жрицы, и она возложила ее на голову.
Ант не мог не понимать зловещего смысла этих приготовлений, но никак не хотел верить, что все происходит на самом деле. Охваченный смятением, он продолжал пробираться к вершине кургана.
— Сираки! Матерью племени, верховной жрицей я оставляю Атоссу, — вновь заговорила Зарина. — Обряд посвящения совершите завтра… Ант, ты слышишь меня? Брачный амулет Томирии передай Атоссе — убитых врагов на счету у нее достаточно. Слово свое я сдержала, Ант. И еще. Ант… Ты должен стать повелителем сираков. Женским плечам не под силу бремя власти. На то есть воля богов. Изъявления этой воли я угадываю в тех тяжких испытаниях, что выпали на долю матери моей Томирии. У тебя сильная рука, Ант. Я думаю, тебя поддержат вожди всех сиракских родов. Так пусть же соединятся навек Сила Гривастого Волка и Мудрость Крылатого Волка!..
Далеко на юге над горизонтом обрисовалась небольшая белая горка. Может, это облака собрались там вместе? Но сираки не видят ничего. Они поглощены таинством совершающегося.
— Я невеста богов! Я иду к ним! Пусть боги не видят вашей печали, сираки! Пусть провожают меня улыбки.
Ант закричал. Разбрасывая телохранителей Зарины, он рванулся к вершине кургана. Но голос царицы, во сто крат усиленный рогом, эхом отразившийся от стен крепости, остановил его:
— Смирись, Ант! Такова воля богов! Они сильнее нас!
Грубые руки свалили его наземь, набросили полог из волчьих шкур, края которого придавили древками копий.
— Зарина! Зарина! — приглушенно доносился из-под шкур хрип Анта.
Толпа расступилась, образовав широкий коридор к берегу Ахардея. Зарина протянула вперед руки, подняла лицо к небу, пошла по склону кургана к воде. Отрешенный взгляд воинственной девственницы был устремлен вдаль, будто она видела там что-то, недоступное зрению других смертных. Обращаясь к этому невидимому чему-то со страстной мольбой, Зарина несла на вытянутых руках свою душу, отдавая ее взамен на призрачное милосердие богов.
Родившись, человек многократно смотрит смерти в лицо,
— пела Зарина.
Но лишь раз предстает он перед богами.
И горе ему, если боги обходят его своей милостью.
Мухе подобно, бьется тогда он в тенетах жизни.
Стройная девичья нога ступила в воду, мутные брызги разлетелись в стороны.
О Ахардей! Твои струи быстры и прохладны.
Будь щедр к нам, верни рыбьи стаи,
И мы воспоем хвалу тебе…
О Ветер легкокрылый! Не будь к нам суров,
Не иссушай пастбища и поля наши.
Мы будем благодарны тебе…
О ясное Небо!
О матерь богов и людей, светозарная Папануа!
Нахмурься тучами, пролей слезы, напои землю.
Пусть покроются пастбища сочной травой.
Вода поднялась выше колен девушки, наполовину скрыла меч.
Тогда духи предков наших
Будут снова благожелательны к нам.
Зверье не станет больше раскапывать могильники
И поедать трупы: духи предков обретут покой.
Голод перестанет мучить наших детей.
В каждую хижину войдет удача…
Зарина отстегнула пояс с волосяной бахромой, его подхватило течение.
— Я иду к вам, боги! О народ мой! С тобой я и в беде, и в радости! Да будет вечна милость богов!
Волны лизнули грудь, поднялись к подбородку, и Зарина исчезла под водой. Только несколько мгновений еще были видны зеленые волосы, стелющиеся по течению.
Вдали послышались глухие раскаты опоздавшей грозы…
Дождь был ливневым. На степь обрушился целый водопад. Среди грохочущих потоков воды бегали люди, ловя ладонями кипучие струи. Радость была всеобщей. И только девушек пугали ослепительные вспышки. Ведь если ударит молния, девушка превратится в звезду.
Гроза смыла с лица степи следы пыльной бури и страшного мора. Пересохшие было ручьи и речки вздулись и бурно понеслись к Ахардею. Туча ушла. Солнце осветило обновленную землю, людей и животных. В воздухе стоял запах мокрого чернозема. Зазвенели цикады. Зазеленели кусты. В опаленной траве появились зеленые побеги.
