Вечер подходил к концу и музыканты, оркестр чернокожих скрипачей, собранных с различных плантаций, отдыхали после виргинского рила, который напоминал скорее шумную возню, нежели танец, как вдруг кто-то – по-моему, это была сама Полли – предложил всей компании переместиться на лавровую тропу, чтобы посмотреть, не видно ли привидения. Рассказ о судорогах старой тети Сьюки и о похищенной жареной курице облетел все население округи, и во время вечеринки по этому поводу прозвучало немало веселых намеков. Пустившись вверх по лестнице на поиски своей шляпы, я встретил на площадке Рэда, который застегивал на пуговицу с внутренней стороны пальто нечто белое, что, на мой взгляд, подозрительно походило на простыню. Он засмеялся и, приложив палец к губам, отправился вниз к остальным.
Ярко светила луна и было светло, как днем. Довольно тесным составом мы двинулись по открытой лужайке. Несмотря на то, что девушки весь вечер смеялись над подвигами призрака, они осмотрительно держались в середине. Рэд находился в передних рядах, возглавляя охоту, однако я заметил, что, как только мы вошли в кустарник, он исчез в полумраке, и что до меня, то я был четко уверен, что наши поиски увенчаются наградой. Все вместе мы замерли у ближайшей окраины ряда хижин и стали ждать, не покажется ли призрак. Он был отзывчив. Спустя четыре или пять минут вдалеке, в дальнем конце лавровой тропы, возникло едва уловимое белое трепетание. После чего, поскольку мы не сводили с него жадных глаз, мы увидели высокую белую фигуру, которая раскачивалась в пятне лунного света и подзывала нас манящим жестом, а ветерок донес слабый шепот: «Приди! Приди!». Ни один из нас не отличался чрезмерной смелостью, – наша вера была не настолько сильна, чтобы мы рискнули не нарушить иллюзию. С визгом и хохотом мы повернулись и в беспорядке бросились к дому. Ворвавшись в дом, где находились взрослые участники вечеринки, мы объявили тяжело дыша: «Мы видели привидение!»
Пока накрывали на стол, Полли околачивалась на террасе и ждала, как мне кажется, появления Рэднора. Я присоединился к ней, явно жаждая, чтобы молодой человек задержался. Полли, чье белое платье мерцало в лунном свете, чьи глаза искрились от смеха, а щеки пылали от возбуждения, была самым очаровательным маленьким созданием, с которым мне доводилось встречаться. Ее переполняло столько молодости и беспечности, что мне показалось, будто я, напротив, уже ковыляю по краю могилы. Тем летом мне исполнилось тридцать, но если я и доживу до ста, то все равно больше не почувствую себя таким старым.
– Ну, Соломон, – заметил я, угощаясь пирожными, которыми он нас обносил, – сегодня мы водились с привидениями.
– Я думаю, это ваше привидение отзывается на имя «масса Рэднор», – промолвил Соломон, качнув мудрой головой. – Но опять-таки, над призраками шутить не безопасно. Они отомстят, когда и не ждешь!
После получасового перерыва музыка возобновилась, но Рэднор не появлялся. В глазах Полли, бросившей не один взгляд в сторону лавров, появился угрожающий блеск. В этот момент в дверях возник молодой Мэттисон и попросил ее войти в дом, потанцевать, но она сказалась усталой и мы втроем смеялись и болтали еще десять минут, пока на дорожке, усыпанной гравием, не послышался звук шагов, и из-за угла дома вышел Рэднор. Когда яркий свет луны упал на его лицо, я пораженно на него уставился. Он был бледен как полотно, под его глазами пролегли напряженные тревожные морщины.
– В чем дело, Рэднор? – воскликнула Полли. – Ты выглядишь так, словно нашел привидение!
Сделав усилие, он взял себя в руки и засмеялся, хотя мне показалось, что его смех прозвучал неискренне.
– Кажется, это мой танец, не так ли, Полли? – спросил он, присоединяясь к нам и довольно наигранно изображая беззаботность.
– Твой танец был полчаса назад, – отвечала Полли. – Этот принадлежит мистеру Мэттисону.
Она ушла в дом в сопровождении молодого человека, а Рэд, следуя за ними по пятам, направился к чаше для смешивания пунша, где, как я видел, выпил залпом три-четыре бокала, почти не делая между ними перерыва. Определенно озадаченный, я наблюдал за ним остаток вечера. Похоже, его что-то тревожило, и веселость его явно была натянутой.
Вечеринка закончилась ближе к утру, и после незначительного, бессвязного разговора полковник, Рэд и я поднялись в свои комнаты. Не знаю, что на меня повлияло: эмоции, вызванные вечеринкой, или выпитый кофе, но спать не хотелось. Я лег в постель и битый час пролежал не смыкая глаз, уставясь на пятно лунного света на потолке. Моя давняя проблема – бессонница – вновь завладела мной. В конце концов, я встал и в полнейшем отчаянии принялся мерить шагами пол, потом остановился и выглянул из окна на безмятежный пейзаж, залитый лунным светом.
Вдруг я услышал, в точности как в ночь моего приезда, мягкий скрип французского окна в библиотеке, которое прямо подо мной отворилось на террасу. Мгновенно насторожившись, я наклонился вперед, решив по возможности выяснить причину ночных похождений Моисея. К моему удивлению, это был Рэднор, который выступил из тени дома, неся в руках большой черный сверток. Я вцепился в оконную раму и в немом изумлении пристально наблюдал, как он пересекает полосу освещенной луной лужайки и ныряет под сень лавровых зарослей.
Глава V
Моисей-Кошачий-Глаз производит сенсацию
Почти всю последующую неделю на плантации происходили довольно странные вещи. Я прекрасно знал, что существует подводное течение, о котором мне знать не полагалось, и вежливо делал вид, что ничего не замечаю; но скажу, что я смотрел в оба и держал ушки на макушке ровно настолько, чтобы не казалось, будто я шпионю. Эпизод с цыпленком и судороги тети Сьюки были только началом связанных с призраком волнений: практически ни дня не проходило без новых посещений потусторонней силы. В нашем с полковником присутствии Рэднор не принимал их всерьез. Что же касается негров, то я знаю, что он скорее поощрял, чем развеивал их страхи, покуда ни на нашей, ни на одной из соседних плантаций не осталось людей, которые рискнули бы ступить на лавровую тропу, будь то ночью или днем, ну разве что, за исключением одного человека. Моисей-Кошачий-Глаз воспринимал эти истории без неуместных эмоций, что навело меня на определенные мысли, поскольку я знал, что когда за происшествие ручаются, Моисей так же суеверен, как и остальные.
По крайней мере однажды я видел, как Рэднор совещался с Моисеем, и хотя предмет обсуждения остался мне не известен, в своих подозрениях я был весьма близок к разгадке. Я наткнулся на них в конюшне; они беседовали вполголоса, – само собой, Рэд объяснял, а Моисей слушал с напряженным вниманием, которое неизменно возникало на его лице при малейшем умственном усилии. При моем появлении Рэднор повысил голос, прибавив парочку указаний насчет чистки его ружей. Было очевидно, что они сменили тему.
Все пропажи в усадьбе – а, похоже, их было огромное количество – приписывались призраку. Я не сомневаюсь – слуги превратили призрака в удобного козла отпущения, который бы отвечал за их изъяны, но все же было несколько наводящих на мысль ограблений: попоны из конюшни, белье с веревки и съестные припасы в объеме, превышающем жареную курицу из кладовой Нэнси. Верхом же абсурда явилось исчезновение довольно дрянного французского романа, оставленного мною в летнем домике. Я спросил об этом у Соломона, подумав, что кто-то из слуг принес его в дом. Соломон, вращая глазами, предположил, что ее сцапал призрак. За ужином я со смехом поведал об этом происшествии, а на следующий день Рэд вручил мне книгу. Моисей нашел ее, сказал он, и захватил с собой в свою комнату.
Все эти мелкие инциденты происходили в течение дней десяти после вечеринки, и хотя меня не покидало чувство неловкости оттого, что в воздухе есть нечто, чего я не понимаю, я не позволял себе неоправданного беспокойства. Рэднор, похоже, был в курсе того, что происходило, и он был достаточно взрослым, чтобы позаботиться о собственных проблемах. Мне известно, что он не раз ходил на лавровую тропинку, как только дом, по его расчетам, погружался в сон; но я держал эти сведения в тайне, не сделав полковнику ни единого намека.