Она сунула младшей кусочек сухаря, и та, размазав слёзы по лицу, усердно принялась сосать его. Понемногу все детишки успокоились. Бойцы поджидали застрявший где-то обоз, и привал затянулся.

 - Пошли копать могилу… - велел Григорий.

 - Пошли.

 Похоронили Петю по-солдатски, без гроба, завернув в рваную тряпку.

 - Выплаканы у матери слёзы за войну, - понял Кошелюк, - даже не осталось их на долю мёртвого сына.

 - Тяжесть жизни научила её переносить даже такое ужасное горе…

 Женщина сумрачно смотрела на бугорок могилы, по привычке вытерла концом платка сухие глаза и, прикрикнув на детвору, тяжело шагая, пошла к землянке.

 - Её уже донимают заботы о живых. – Сказал Бугайло.

 - Нужно думать о живых, - согласились товарищи, - мёртвые есть не хотят…

 Бойцы расположились недалеко от землянки, кто как смог, и быстро задремали. Сидеть на сырой земле в мокрой одежде было неудобно. Вода скапливалась в продавленном телом углублении в земле и неприятно холодила тело.

 - Многие, махнув на всё, лежат прямо в грязи. – Подумал оглядевшийся Григорий.

 Вскочив и выжав штанины, он свернул козью ножку и стал работать кресалом. Искры были хорошие, но шнур, видимо, набрался влагой и не загорался. Из трубы землянки шёл дымок, и он пошёл попросить уголёк.

 - Обедаете? – поинтересовался солдат.

 - Впервые за неделю дети поедят нормально…

 Ребятишки мочили сухари в бульоне и с аппетитом отправляли в рот. Они встретили гост дружными улыбками. Старшая девочка поила из кружки больного. Женщина сидела у таганки. Она поджаривала на железе чёрные кружочки свеклы и медленно их жевала.  

 - Почему ты не ешь то, што едят дети? - осторожно спросил Шелехов.

 - А чем завтра кормить их буду?

 Она даже не посмотрела в его сторону и, как будто удивляясь вопросу, проговорила:

 - Чего тут непонятного…

 - Комбат обещал выдать вам продукты и эвакуировать вас…

 - Вот когда это будет сделано, - вяло сказала женщина, - тогда и поем.

 Григорий был уверен в исполнении обещания комбата и не понимал причину её упрямства, но и не нашёлся, что сказать в ответ. Старший мальчик, надеясь извлечь что-то из пустой тарелки, засунул край в рот, усердно наклонял её и чмокал губами.

 - Спасибо дядя! - освободив одну руку, он помахал уходящему мужчине.

 - Будь здорова.

 Солдаты отделения спали. Дождь прекратился, но тёмные тучи низко скользили над землёй, угрожая в любую минуту сыпануть очередную ненужную земле, а особенно солдатам, порцию мокроты. Шелехов сделал бугорок из земли и сел на него. К землянке подошёл замполит, батальонный врач и старшина с объёмным вещмешком. Проснувшийся Бугайло посмотрел на них и прогнусавил:

 - Теперь порядок, ребятишки будут сыты.

 - А что им есть потом?

 - Наши помогут… - повернувшись на другой бок он как ни в чём не бывало снова захрапел.

 Сон одолевал и Григория, но в сидячем положении спать было неудобно, а ложиться на сырую землю, как это сделали многие, ему не хотелось. Прозвучавшая команда растворила последние сомнения. Пришлось спешно заняться липкими от грязи портянками...

 - Снова шагать. – Недовольно бормотал он.

 - Зато согреемся…

 Походная тяжесть поглотила все мысли. Ноги гудели, ныли оттянутые грузом плечи. Кругом сыро и холодно. Ветер насквозь пробивал рваную шинель и промокшую телогрейку. Пришлось выжимать одежду.

 - Костры из-за светомаскировки жечь нельзя, - с сожалением сказал Кошелюк, - а как иначе высушить…

 - На теле высушишь!

 Намотав свежие портянки, Григорий сунул ноги в сырые сапоги. Мокрые портянки прямо с грязью повесил на сучок сосны.

 - Может хучь промёрзнут… - с ноткой обречённости сказал он.

 - Или окончательно промокнут. – Пошутил Бугайло.

 Ребята быстро набросали на почву кучу веток, и все улеглись, плотно прижавшись, друг к другу. Какая-то сучковатая ветка подло упёрлась в бедро Григория, надо бы убрать, но одолевал сон.

 - Хрен с ней, - подумал он напоследок, - буду терпеть...

 Проснулся в темноте от озноба. Вскочив, еле удержался - затекли ноги. Почти все уже встали. Предутренний морозец отразился льдинками на лужах и бисером на иголках сосен. Григорий еле размял застывшие портянки. 

 - Ох, мама родная, когда же энто закончится?! – выдавил он из саднящего горла.

 - Чего разнылся? – спросил Кошелюк.

 - В нескольких километрах мой дом, но как туда попасть?

 - Может, отпустят на побывку, на пару дней… - предположил Бугайло.

 - С трудом вериться…

 Действительно, наивным мечтам Шелехова на встречу с семьёй не суждено было исполниться. После того как 33-я гвардейская дивизия освободила Шахтёрский, Сторобешевский, Марьинский и Снежнянский районы Сталинской области их полк перебросили под Запорожье. 29 сентября дивизия вышла на реку Молочная. Началось освобождение Запорожской, а затем Херсонской области.

 С 13 августа по 22 сентября 1943 года только их дивизия потеряла в боях за Донбасс полторы тысячи человек. Григорий написал первое письмо в Сталино, когда подразделения дивизии находились в обороне на Днепре. Они стояли в уютном городке Каховка, и у него впервые появилась возможность связаться с родными в только что освобождённом городе.

 В апреле-мае 1944 года 33-я гвардейская стрелковая дивизия принимала участие в освобождении Крыма.14 апреля она уже вела упорные бои на подступах к неприступному Севастополю. В решающей битве, которая началась 5 мая, дивизия вела наступление в районе Мекензиевых гор. Здесь она одной из первых преодолела мощные узел сопротивления гитлеровцев. 9 мая ворвавшиеся в город гвардейцы дрались с врагом на Корабельной стороне. За проявленные в боях отвагу и мужество 33-я гвардейская стрелковая дивизия получила почетное наименование «Севастопольская».

 Старшего сержанта Шелехова снова ранило. Пожилой доктор почистил и смазал рану какой-то гадостью.

 - Лопаточная кость чуть задета, - равнодушно сказал врач, - полсантиметра - и перебило бы позвоночник.

 - Приятно слышать…

 - Тогда тебе был бы капут!.. 

 Потом рану заклеили, дали ещё водочки и отпустили с миром:

 - Отдыхай!

 - С радостью… - Повар отвалил ему котелок щей с мясом, но Григорий умял его без обычного аппетита.

 Потом он залёг в яму, завернулся в плащ-палатку и проспал часов пятнадцать как убитый. На другой день его самочувствие было прекрасным. И мысль была только одна:

 - Где бы раздобыть пожрать?

 Но эта проблема решилась просто: ребята притащили ему кто хлеб, кто мёд, кто консервы. Осматривающий Григория недовольный от количества раненых доктор увидав его многочисленные шрамы от ранений, присвистнул:

 - Сколько же тебя солдат раз ранили?

 - Не считал. – Бодро ответил тот. – Раз двадцать…

 - За эту войну? – изумился пожилой военврач.

 - За три, - ответил Григорий, не вдаваясь в подробности.

 - Как ты выжил?

 - Повезло.

 - Дома давно не был?

 - Семь лет…

 Седой доктор удивлённо поднял брови домиком. Он догадался, где ещё пропадал раненый, сам зацепил северных лагерей. Врач внимательно посмотрел на изрезанное морщинами лицо пациента и после паузы сказал:

 - Даю тебе месяц на побывку дома по состоянию здоровья.

 - Благодарствуйте! – поблагодарил его скупой на слова признательности солдат и вышел из палатки.

 … Дороги, дороги… Кто-то куда-то идёт, туда-сюда снуют в облаках пыли автомашины и повозки, грохочут трактора и танки…

 - Не ласково встречает меня Сталино! – признался себе Григорий, когда, наконец, спрыгнул с попутной автомашины почти в центре города.

 На обочине вешали немецкого полицая – Шелехов с трудом узнал в нём давнишнего коногона Николая Симагина.

 - Полысел Николай порядочно, - подумал он и подметил: – Какой-то он потрёпанный. Трудно досталась ему служба у немцев…

 Тот спокойно ждал своей участи. Он мельком взглянул на подошедшего Григория и быстро опустил глаза к земле. Шелехов не понял, узнал ли его старый знакомец.