- Ничего хорошего!

 - Это точно.

 Они постояли молча. Зоя зябко куталась в старенькую телогрейку, которая удивительным образом ничуть не портило её облик.

 - А как Вы в армии оказались? – поинтересовалась девушка.

 -  По рабочему набору оказался в РККА.

 - Не жалеете?

 - Нет! – полковник зажёг трофейную сигарету. – Теперь могу качественно Родину защищать…

 - А воевать страшно?

 - Воевать не страшно, - признался Шаповалов, - страшно каждый день видеть смерть…

 Полковник сделал пару глубоких затяжек и сказал:

 - Сегодня наши танки отутюжили несколько мертвецов, превратив их в лепёшки. После боя старички из похоронной команды ломиками отколупывали от земли мёрзлые головы, напоминавшие плоские круглые диски диаметром около метра.  Я смотрел на них и думал, что через мгновение и моя голова может превратиться в такой блин…

 - Царица небесная, - перекрестилась Зоя, - спаси и сохрани!

 - Что-то я сегодня размягчился и вспомнил всю жизнь? – улыбнулся  Шаповалов собеседнице. – Ведь на войне она измеряется даже не днями – часами.

 - С Вами ничего плохого не случится! – серьёзно сказала Зоя. – Вам предстоит сделать что-то важное…

 - Что может быть важней защиты Родины? – не поверил военный.

 Девушка ничего не ответила, и быстро взглянув на него, шмыгнула в дом. 

 - Чего это я ударился в воспоминания? – удивился себе Иван Матвеевич. – Наверное, погибну скоро…

 Однако он ошибся, вероломная смерть на время вычеркнула его имя из своих обширных списков... С Зоей он больше никогда не встречался, но долгие годы хранил в душе её нежный образ. Через двадцать лет он встретит женщину, которая напомнит ему Зоя. Причём в таком месте и при таких обстоятельствах, что он никогда бы не поверил, скажи ему об этом.

Калач - главный пункт назначения, к которому стремились три советских танковых корпуса, в то же время являлся самым уязвимым местом немецкой обороны. Лишь несколько разрозненных подразделений, отряд полевой жандармерии и зенитная батарея, транспортная рота и ремонтные мастерские 15-й танковой дивизии немцев обосновались здесь на зимовку.

 Первые известия о серьёзных изменениях в ситуации на фронте поступили сюда 21 ноября в десять часов утра. Гитлеровские солдаты с удивлением узнали о том, что русские танковые колонны прорвались с северо-запада через румынские позиции и быстро приближаются к Калачу. Около пяти часов вечера стало известно и о прорыве южнее Сталинграда. Немцы не знали, что механизированный корпус Вольского уже приблизился к бывшему штабу 4-й танковой армии вермахта и находится всего в 30 километрах от посёлка.

 Части немцев, расположенные в Калаче, не имели конкретного боевого приказа и занимали крайне невыгодные позиции. На западном берегу Дона находились четыре зенитные батареи, и ещё два зенитных орудия были установлены на восточном берегу. Мост, по которому можно было попасть в посёлок, охраняли двадцать пять солдат из полевой жандармерии. В самом Калаче находился лишь неполный батальон тыловиков.

 Командующий 26-м танковым корпусом генерал-майор Родин приказал командиру 19-й танковой бригады подполковнику Филиппову захватить мост, ведущий в Калач. Колонна советских танков приблизилась к поселению с востока на рассвете 22 ноября.

 В 6 часов утра два трофейных немецких танка и бронетранспортёр с включёнными огнями, чтобы не вызывать подозрения, выехали на мост через Дон и открыли по охране беглый огонь. Шестнадцать советских танков спрятались в густом кустарнике на берегу реки. 

 Несколько танков Филиппова было подбито, но в целом дерзкий план себя оправдал. Отряд, захвативший мост, открыл дорогу вёртким "тридцатьчетвёркам". Попытки немцев взорвать мост были предотвращены.

 Вскоре подоспела русская мотопехота и другие танковые соединения. Последовали две атаки, поддержанные огнём орудий и миномётов с другого берега Дона. К полудню советская пехота ворвалась в посёлок. На улицах царил хаос. Несколько тяжёлых орудий, имевшихся в распоряжении сводного батальона, огня так и не открыли. То ли были неисправны, то ли не было боеприпасов. Взорвав ремонтные мастерские, немцы погрузились в машины и спешно покинули Калач, устремившись к Сталинграду на соединение со своими частями.

 23 ноября в районе Калача встретились 4-й и 26-й танковые корпуса, наносившие удары с северо-запада, и 4-й механизированный корпус Вольского, шедший с плацдарма южнее Сталинграда. Сигнализируя друг другу зелёными ракетами, передовые части русских встретились в открытой степи около Советского.

 После смерти славянского друга Францл быстро изменился. Он стал значительно апатичнее и задумчивей. Майер часто заставал его уставившимся в пространство.

 - Когда мы обмениваемся взглядами, - отметил озабоченный Иоганн, - мне кажется, что я смотрю в глаза незнакомца.

 Стало бесполезно пытаться заинтересовать Францла чем-нибудь. Он просто существовал, а не жил. Создавалось впечатление, что он потерял всякую надежду. Однажды, когда товарищ спросил его напрямую, он слабо ответил: 

 - Ой, Иоганн, не обращай внимания, это пустяки, - но через несколько мгновений добавил: - Старина, если я... ну, скажем, если что-нибудь со мной случится... черкани моим старикам пару строк, ладно?

 - Ты с ума сошёл?

 - Только сделай это поделикатней. – Улыбнулся грустный друг. - Я имею в виду, не выкладывай всё сразу.

 - Ладно.

 - У моей старушки слабое сердце.

 Время от времени он доставал одну фотографию, которую теперь всегда носил с собой, и сидел, смотрел на неё, как будто читал книгу. На ней был запечатлён солдат с бокалом вина в руке, в кругу семьи, и все смеялись - мужчины, женщины и дети.

 - Я не имею ни малейшего понятия о том, кто эти люди. – Отвечал Францл на вопросы кто они ему.

 Собственно говоря, он нашёл фотографию где-то в центре Сталинграда, где земля полностью усеяна мёртвыми немецкими солдатами, через несколько дней после того, как был убит Фом.

 - Человек на фото похож на нашего казака!

 Рядом с одним из убитых солдат лежал чёрный распахнутый бумажник, как будто кто-то его выпотрошил, а потом выбросил за ненадобностью. Он был пуст, если не считать этой одинокой фотографии.

 … Вскоре установились сильные морозы, и вторая календарная зима Иоганна Майера в России началась необычайно сурово.

 - Пошли получать обмундирование. – Сказал ему однажды Францл. - Приехал грузовик снабжения.

 - О чудо! – иронично откликнулся Иоганн.

 - Нам, наконец-то, привезли тёплые шинели, перчатки и шапки-ушанки.

 - Неужели интенданты сообразили, что в России бывают морозы?.. Как раз вовремя, через месяц одежда нам не понадобится!

 Несмотря на утепление, все ужасно мёрзли в своих окопах. Даже взрывы снарядов отдавались новым, жёстким резонансом, а разлетавшиеся комья земли были твёрдыми как гранит. Отныне единственным всепоглощающим желанием Иоганна стало получить лёгкое ранение.

 - Теперь оставался только один выход, - думал он почти всё время, - реально осуществимый путь… Это надежда на то, что Небеса окажутся милостивы и устроят так, что я получу рану, не достаточную для того, чтобы умереть, но настолько серьёзную, чтобы меня отправили домой.

 Ранение в мягкие ткани не годилось. О нём позаботятся в полевом госпитале. Самым лучшим считался сложный перелом, если возможно, не такой, чтобы превратить тебя в калеку, не слишком болезненный, но, конечно, такой, который предполагает длительный период лечения.

 - Однако в этом нужна удача - самая большая в мире удача, - какая встречается не часто…

 С такими мыслями в голове Майер встретил чудовищный огневой вал русских и широкомасштабную атаку на немецкий клин между Доном и Волгой.

 - Они прорвались. – Ужасающая новость распространилась со скоростью лесного пожара.