За принесением присяги последовал возглас пришедшей в себя Марии Федоровны: «Но, Ники, что ты наделал? Ты же знаешь, что ты наследник нашего ангела…» Николай возбужденно отреагировал: «Мы все знаем, что мой брат Константин – наш повелитель, наш законный суверен. Мы исполнили наш долг, пусть будет, что будет». Тем самым Константин пока официально считался русским императором. Николай защищался от потока упреков. Он оправдывался, приводя официальную точку зрения, и сделал только одну оговорку: он готов носить корону в случае, если Константин отречется от престола. Курьеры поспешили в Варшаву и доставили ответ Константина, он не может отречься от престола, так как он заявил о своем отказе и не был императором. «Великодушный спор» принял гротескные формы. Николай распорядился о приведении к присяге государственных чиновников, но затем аннулировал приказ до возвращения Константина из Варшавы: «Я ожидаю, что он сразу же покинет Польшу». Константин не думал о возвращении на родину. Пересланные ему государственные бумаги нераспечатанными возвращались в Петербург. Он писал, что это была воля Александра – посадить Николая на престол, и так и должно произойти. Три недели сохранялось междуцарствие. Развязало узел радикальное событие. Офицеры-декабристы воспользовались неразберихой вокруг престола для восстания. Утверждают, что Николай получил информацию о планировавшейся акции. Он подозревал офицерский заговор, которого и опасался. Его охватил смертельный страх. Но Николай не был трусом. В одном из офицерских собраний он без пафоса заявил: «Если я хотя бы час был императором, я проявил бы себя достойным этой чести». Он пошел в Сенат и глухим голосом объявил, что принимает престол.

14 декабря 1825 года чиновники, Сенат и гвардия должны были присягнуть в верности императору Николаю I. Этот день декабристы выбрали для восстания. Молодые идеалисты, воодушевленные прошедшими революциями в Испании, Италии и Греции, требовали для России конституционной монархии. Организация была малочисленной, не имелось и социальной базы для восстания. Лишь немногие умные головы, как поэт Рылеев, формулировали стратегические цели. 14 декабря восставшие полки выстроились на Сенатской площади Санкт-Петербурга и отказались приносить присягу на верность императору Николаю. Они требовали не конституции, а Константина!

Николай находился в расположенном рядом Зимнем дворце и верхом поехал на Сенатскую площадь. Он велел верным присяге полкам построиться. Его жизнь была под угрозой, восставшие уже застрелили генерала Милорадовича. Николай был спокоен и не отступил с площади. Только когда он увидел, что другого пути нет, он приказал ввести в действие артиллерию. Нескольких залпов было достаточно, и восставшие разбежались во все стороны.

Восстание было первым в России заговором офицеров, которые стремились не только заменить одного правителя другим. Восстание было направлено против самодержавия как политического принципа. Для Николая здесь не было разницы. Он вернулся в Зимний дворец внутренне собранным, хотя колени у него дрожали. Император Николай выдержал первое испытание своего правления. Супруга своей уверенностью и прекрасной прусской дисциплиной укрепила его уверенность в себе.

Вопреки настоятельным просьбам супруги Николай сам проводил допросы декабристов. Он не пытал, но его настроение было таким же, как у Петра Великого во время казни стрельцов. Оно колебалось между бешенством и жестокостью.

Тяжелейшим шоком для него был тот факт, что заговорщики почти исключительно принадлежали к высшей знати. Страх перед новыми заговорами и революционными идеями точил его изнутри, стал определяющим для всего правления. Первоначально царь приказал назначить тяжкие наказания. В исполнение были приведены пять смертных приговоров, сотни человек на десятилетия отправились в ссылку. Кроме этого Николай велел тщательно изучить политическое содержание материалов участников восстания. Созданием «Комитета 6 декабря» (1826 года) он даже стремился устранить ставшие заметными недостатки.

Николай закрыл являющие опасность военные поселения. Он уволил резко консервативных политиков в сфере образования и инициировал проведение законодательной и правовой реформы: Александру Пушкину разрешили вернуться из ссылки. Николая упрекают в том, что он, несмотря на эти меры, несмотря на свою почти образцовую семейную жизнь, несмотря на необъятный объем работы и несмотря на свою военную прямолинейность, с самого начала обнаруживал черты ограниченного деспота. В доказательство приводят такие высказывания: «Я никому не могу позволить оказывать сопротивление моим желаниям, если таковые известны». Он был самодержцем – не менее, чем Екатерина II, Павел I или брат Александр I. Если Николай навязывал всем чиновникам униформу, то он следовал примеру своего отца. Если он разрешал бороды только духовенству, торговцам и крестьянам – это соответствовало методам Петра Великого! Различие заключалось в том, что он копировал самодержавно-деспотические методы от Петра I до Александра I по мере надобности и не привносил в эту деятельность для России собственных идей.

В эту картину гармонично вписывалось развитие Александры Федоровны. И для императрицы жизнь переменилась. Внезапно умер не только Александр I. Смерть его супруги Елизаветы последовала столь же неожиданно. Вдовствующая императрица Мария Федоровна заметно постарела после смерти Александра. Ответственность за целую сеть дворянских благотворительных организаций и учреждений, на протяжении многих лет создававшуюся и постоянно расширявшуюся, должна была принять на себя Александра Федоровна. Политическое развитие в «Священном союзе» и в Германии вынуждало урожденную прусскую принцессу действовать не напрямую. Непосредственно после смерти Александра в Петербурге состоялось семейное совещание Романовых с участием представителей всех зависимых княжеств Западной Европы. Семейные встречи повторялись и в последующие годы и сопровождали политическое развитие Пруссии, Австрии и Германского союза так же, как и самой России. На внешней арене императрица Александра Федоровна не выступала. Это была обязанность ее супруга. В этом отдельном случае императрица безусловно подчинялась основным принципам действий императора.

Женщины императорской семьи предоставили государственную политику, международную дипломатию и ведение войн мужчинам, однако со своей стороны предпринимали не меньшие усилия по укреплению позиций империи в «Священном союзе». Двустороннее согласование касалось даже деталей. Наследная герцогиня Саксен-Веймарская Мария Павловна организовала и проводила в великом герцогстве целую систему княжеской благотворительности через основанный в 1817 году «Патриотический институт женских союзов». Патриотические и благотворительные женские институты были и в России той организационной формой, за счет которой императрица распределяла финансовые поступления на благо нуждающихся. После вступления на престол Александра взяла на себя покровительство и над отдельными благотворительными учреждениями, например в 1827 году в Полтаве. С кончиной в декабре 1828 года Марии Федоровны императрица несла единоличную самодержавную ответственность за всю организационную сеть в России. Это была всеобъемлющая и напряженная деятельность, поскольку руководство и контроль над многочисленными учреждениями и союзами нужно было осуществлять сравнительно небольшими вспомогательными силами. Финансовые средства из частных доходов династии и тех государств, которые имели родственные связи с Российской империей, поступали в благотворительные учреждения. В России к ним относились общество по воспитанию благородных девиц, воспитательные дома в обеих столицах со всеми приданными им учреждениями, Екатерининский институт, Александровское училище в Москве, школа для девочек при доме сирот войны, институт благородных девиц в Харькове, школа дочерей солдат лейб-гвардейских полков, петербургские и московские коммерческие училища, а также многочисленные больницы, дома для престарелых и т. д.