После обеда покидаем агробазу. Перевалив через крутой перевал, спускаемся в Тополевую долину — район разведок.

Издалека видна приземистая юрта Софрона. Около нее среди редких лиственниц белеет новенький дом, весело поблескивая на солнце окнами.

Возле юрты Софрона — оживление. По долине пролегло шоссе, и юрта стала своеобразной почтовой станцией и ремонтно-заправочным пунктом. Здесь стоят тракторы, автомобили, лежат запасные части, бочки с горючим.

Водители, трактористы, пассажиры заполняют юрту. У камелька с трубкой в зубах сидит сам Софрон. Его окружают молодые парни. Они внимательно слушают старого охотника.

Софрон рассказывает, как он с зятем и приятелем ходил на медведя. Берлога была обнаружена заранее и заложена бревнами, чтобы зверь не вылез. Когда подошли и раздразнили медведя, он, разъяренный, раскидал бревна и неожиданно появился перед охотниками. Софрон оказался лицом к лицу со зверем и уложил его одним выстрелом своей берданки.

— А вы, охотнички, струсили, сбежали! — поддразнивают слушатели зятя Софрона и его приятеля.

— Сбежали! — соглашаются те. — Здорово быстро бежали…

— Еще бы! Ведь ты на семьдесят лет моложе Софрона.

А Софрон, закурив трубку и ударяя себя мундштуком в грудь, с гордостью произносит:

— Мин — стахановец. Мин — первый.

И он говорит правду. Он здесь Самый знаменитый, самый опытный охотник. Больше, чем другие, выставил он ловушек для горностаев, капканов для лисиц, петель для зайцев, плашек для белок. Каждое утро он выходит на проверку своих многочисленных ловушек и западней. На каждый свежий звериный след он немедленно ставит капкан. Никто лучше его не снимает и не высушивает шкурки убитого зверя. Всю пушнину Софрона принимают первым сортом. Неутомимость и энергия старого охотника удивляют всех, кто встречается с ним…

— Сколько тебе лет? — спрашивает его Степан.

— Много, да много! — И Софрон теперь уже десять раз взмахивает обеими руками и один раз одной, — сто пять!

Увидев меня, он приглашает:

— Пойдем чай пить в мою новую юрту дом.

По дороге он сообщает:

— Илья с прииска «Пионер» сегодня в гости пришел.

В доме, пахнущем свежеструганой смолистой лиственницей, гостей встречает по-прежнему подвижная Варвара.

Здоровается с нами Илья, высокий худощавый молодой человек, одетый в форменную тужурку горняка. Он окончил в прошлом году в Магадане курсы прорабов и сейчас работает на прииске «Пионер» техником промывочной команды.

— Сегодня суббота, промывку закончили, приехал своих стариков навестить, — говорит он.

— Ну как, Софрон, живешь?

— Хорошо живем. Дом мне построили!

— Очень хорошо живем, — подтверждает Варвара, наливая в чашки крепкого чаю со сливками и пододвигая нам наколотый кусочками сахар, сливочное масло, конфеты и тарелку с пышными лепешками.

Степан, попив чаю, благодарит хозяев и, вставая из-за стола, говорит, смеясь:

— Ты Софрон, говорят, уже третий вьючный ящик денег набираешь, да только первых два ящика так спрятал, что сам найти не можешь.

Софрон делает вид, что не слышит.

Илья, несколько обиженный, рассказывает:

— Чуть беда из-за этих разговоров не приключилась. Проводил я у стариков прошлое лето отпуск, пришел как-то с охоты и лег спать. В юрте была одна бабушка. Софрон на реке промышлял рыбу. Вдруг слышу, Варвара кричит: «Илья, помоги!» Я проснулся, смотрю, мою бабушку два человека держат, а третий ножом ей грозит. «Отдай деньги! — кричит. — Где три ящика с деньгами спрятала? Показывай, а то убью!» Меня не видят разбойники. Сильно я испугался. Зарежут, думаю, бабушку. Сдернул с гвоздя ружье и выстрелил. Бандит с ножом сразу мертвый упал. Второй на меня бросился с ножом, но я успел по его ногам выстрелить, упал и он. А третий из юрты на улицу выскочил и побежал. Я ему кричу: «Стой, убью!» Прицелился, хотел стрелять. Он остановился, руки поднял, ко мне идет. Заставил я его раненого разбойника на спину взять, и так он его на себе до прииска тащил. Там я их в милицию сдал. Сейчас старики спокойно живут, никто их не трогает.

— Жениться собирается Илья. Русская она, Катей звать. В конторе на разведке работает, — прощаясь, рассказывает Варвара.

Мы едем дальше.

— Километр в сторону — и мы на прииске «Пионер», — говорит Степан, осторожно сворачивая с трассы.

За густыми тальниками открылась долина ручья Пионер, вся развороченная, покрытая конусообразными отвалами промытой породы. Чернеют устья наклонных шахт. Из них выбегают на эстакаду вагонетки с породой, и, высыпав ее, возвращаются обратно.

— Богато кубиков подняли за зиму на-гора, к промывочному сезону, — говорит Степан, направляя машину вдоль разреза.

«Как раз здесь стояла зимняя юрта Софрона», — отмечаю я про себя.

Экскаватор методически, как однорукий великан, перекладывает мерзлые глыбы из разреза в отвал. .

— Дешевый этот открытый способ, — рассуждает Степан. — Торф здесь мелкий. Зимой его экскаватором вскроют, летом талые пески бульдозеры к бункерам подгребут. Транспортеры их на приборы подают. Везде человек за себя машину заставляет работать.

Мы проезжаем мимо новых добротных домов прииска и сворачиваем к разбросанным в беспорядке низеньким таежного типа постройкам разведчиков.

Наш ГАЗ-51 стремительно бежит по трассе.

— Смотрите, одни наши «медведи» да «буйволы» теперь здесь работают, так любовно называет Степан тяжеловозы Ярославского и Минского заводов, то и дело встречающиеся нам, — Добротные машины.

Навстречу едет «ярославец», груженный тяжелым бульдозером, крепко привязанным тросом к кузову машины. Вслед, покачиваясь, приближается вторая машина.

Впереди у обочины — красный флажок, дорога перегорожена. Мы направляемся в объезд. На этом участке трасса проходит по болоту, оттаивающему неглубоко. Здесь, в зоне вечной мерзлоты, дорожники делают на таких болотах галечные насыпи. Самосвалы ссыпают подвезенный грунт прямо на срубленный лес и кусты. Тяжелые катки укатывают дорогу.

В первые годы, прокладывая дорогу на болотах, снимали мох и рыли кюветы. Все это летом таяло, превращаясь в жижу и грязь. Не пройти, не проехать. Никакого количества грунта для засыпки этой грязи не хватало. Сейчас кусты и мох на полотне будущей трассы не трогают, в особенности на заболоченных местах. Более того, устилают полотно мелким лесом. Сверху все засыпают грунтом с помощью самосвалов, ровняют. Дорога, промерзнув, отлично служит и зиму и лето.

Трасса идет вдоль берега реки, прижимаясь к крутому увалу. Впереди стоит человек и машет красным флажком.

— Не успели проскочить! Опять взрывают, трассу расширяют. — Степан останавливает машину.

Быстро образуется колонна автомобилей.

Впереди взметнулось облако пыли: одно, второе, третье… Донеслись глухие взрывы. Гулко перекатывается эхо среди гор. По привычке разведчика считаю взрывы. Насчитываю восемь, и всё затихает.

Осторожно едем по заваленной грунтом трассе. Дорожники отвозят взорванную породу и сваливают ее в русло реки..

Проехав «прижим», стараемся наверстать потерянное время. У речки, среди тополей, мелькают добротные постройки. Около гаража виднеются несколько бульдозеров, грейдер, снегоочистители и самосвалы. Вся эта техника теперь на вооружении дорожников.

— Километр в сторону, и мы на месте, — говорит Степан.

— А, Иннокентий Иванович! Сколько лет, Сколько зим! Давай, раздевайся. Это моя жена, Верочка. А вот местные уроженцы Павлик и Наташа! Скоро в школу пойдут, — смущенно суетясь, встречает меня Мика.

Суетливость не идет к его высокой фигуре, к затянутой ремнем гимнастерке, на которой пестреет колодка с орденскими лентами. Награды он получил за ряд открытий и успешную геологическую разведку во время войны.

— Знаю, ругать меня приехал, но я дело уже исправил. Вчера меня по телефону так прочесал Сергей Дмитриевич… Я рабочих снял с этого злополучного ручья и послал туда старшего геолога района, чтобы привел все в порядок и передал горнякам. Виноват, не утерпел. Под носом металл, план побочной добычи нужно выполнять, а соседи мои никак разведку закончить не могут. Ну, и согрешил я малость. Урвал металл. Завтра поедем по разведочным участкам, я тебе покажу свои работы. Кстати, выберем для нового района место. Проедем по местам, где когда-то бродили вместе. Придется ехать верхом, начинается распутица. Лошади у меня хорошие…