«Подсчитаем запасы и сдадим новый объект горнякам, — думал я. — Они откроют прииск… Сейчас приедем — узнаю новости. Высадились немцы в Англии или нет?»

Вот вдали показались постройки. Вижу, навстречу нам бежит Сергей Захаров, геолог района. Он явно чем-то взволнован.

— Иннокентий Иванович, война! — кричит он издали.

— С кем? — задаю я тот же вопрос, что задал летом четырнадцатого года, услышав слово «война».

И ответ получаю тот же:

— С Германией…

— Но ведь есть договор о ненападении…

Захаров пожимает плечами.

— Гитлер повторяет ошибку Наполеона. И так же, как тот, будет бит…

У работников района настроение боевое.

— Все поедем на фронт!

— Будем поступать так, как укажут партия и правительство, — отвечаю я. — Надо и то иметь в виду, что нельзя Колыму без людей оставить. Соседи тут у нас такие, что с ними держи ухо востро! Не зря японские дивизии на Курилах учатся в зимних условиях воевать, на лыжах ходят. Да и наша работа здесь — разве не вклад в дело победы?

И вот мы трудимся от зари до зари, перевыполняя нормы в несколько раз.

Зимой мы проходим, как и все колымчане, военную подготовку. Из; нас получатся хорошие воины: геологи-разведчики и горняки отлично знают тайгу, привычны к суровым условиям. Люди они упорные, находчивые, закаленные.

Зимой я опять в Ульчанском районе. Сдаю разведанные площади вновь организующемуся прииску.

— Вас вызывают в Магадан, — сообщают мне в управлении. — Орден; вам будут вручать. Кстати, там защитите проекты разведочных работ на будущий год.

Магадан живет по-военному напряженно и настороженно. Геологи-разведчики эвакуировались в глубь тайги, на Оротукан, в поселок Ларюковая. Дирекция Дальстроя — в Магадане.

В 1941 году Дальстрою была передана для исследования и освоения вся территория, лежащая к востоку от Лены и Алдана — до побережья Охотского и Берингова морей на востоке, Восточно-Сибирского и Чукотского морей на севере. Площадь громадная: 2,4 миллиона квадратных километров — примерно одна восьмая всей территории нашей Родины. Колыма, Индигирка, Яна, Чукотский национальный округ, большая часть Корякского национального округа вошли в сферу деятельности Дальстроя. Магадан, ставший в 1939 году городом, — центр этого обширного края.

В трудные для Родины военные годы, Колыма и Индигирка представляли собою золотой, а Чукотка и Яна — оловянный цехи страны. Колымчане делали все возможное, чтобы сократить завоз оборудования, топлива и строительных материалов, промышленных и продовольственных товаров из центральных областей СССР в, свой отдаленный край. В те годы на Северо-Востоке возникли металлургия и машиностроение. Небольшие ремонтные мастерские, созданные в первые годы освоения Колымы, превратились в заводы. Географические названия, еще недавно вызывавшие представление о глухих лесных дебрях и болотных топях, теперь связаны с именами крупных промышленных предприятий. Так, авторемонтный завод в Магадане стал выпускать экскаваторы, бульдозеры и металлообрабатывающие станки. Выпуск машин освоил и завод в Марчекане, расположенный в устье ручья, где некогда высаживались первые экспедиции геологов. В далеком Оротукане на заводе, ремонтировавшем горное оборудование, был создан мартеновский цех, освоено производство стали специальных марок и фасонное литье.

Новые и реконструированные электростанции стали использовать местное топливо. Шахтеры за годы войны в четыре раза увеличили добычу угля и полностью обеспечили топливом промышленность, рабочие поселки и города области.

Промышленные комбинаты в Магадане и поселках Колымы стали выпускать самую разнообразную продукцию — от карбидных ламп до корабельных гвоздей. Десятки тысяч телогреек, бушлатов, ватных брюк и валяной обуви местного производства надежно защищали колымчан от суровых морозов. Был построен стекольный завод близ Магадана, завод огнеупоров на Аркагале и другие предприятия.

Нелегко было создавать на суровом Севере продовольственную базу. До установления на Колыме Советской власти считалось, что заниматься сельским хозяйством в северных районах этого края невозможно. В обзоре Иркутского генерал-губернатора за 1900–1903 годы написано: «Земледелие на Севере невозможно. На северной земле и курице с петухом негде прокормиться, не только людям. Климат Севера смягчить и переделать мы не можем. Что касается Колымского округа, то здесь при — очень коротком лете, ранних заморозках, болотистой почве с вечной мерзлотой на глубине 6–7 вершков от поверхности хлебопашество не имеет будущего».

Советские люди доказали, что земледелие на Колыме и Индигирке не только возможно, но и имеет широкие перспективы.

Геологи-разведчики, дорожники, горняки, помня о первых голодных и цинготных годах, организовывали около разведрайонов, приисков подсобные хозяйства — огороды и молочные фермы. В предвоенные годы здесь были созданы десятки подсобных хозяйств, агробаз, шесть крупных совхозов. Выращивание холодостойкой рассады в навозных горшочках, яровизация клубней, подкормка посевов минеральными удобрениями позволили добиться хороших урожаев овощей и картофеля.

Повышение уровня племенной работы, заботливое содержание скота способствовали росту его продуктивности. Колымская земля стала снабжать продовольствием тружеников Дальнего Севера. Завоз продуктов питания в этот край в военные годы значительно сократился.

В хозяйственном освоении края, его экономическом и культурном развитии ведущую роль, играли посланцы Коммунистической партии. Коммунисты провели огромную работу по объединению местного населения в колхозы, по приобщению малых народов Севера к социалистической культуре.

Очагами этой культуры стали промышленные поселки. Здесь строились школы, клубы, дома культуры, больницы, часто силами общественности. В быт рабочих и колхозников входили электричество и радио.

Поздно вечером в своем большом кабинете мне вручает орден новый директор Дальстроя Иван Федорович Никишев — среднего роста, коренастый, одетый в военную форму.

— Тайга на проводе, — докладывает ему подтянутый секретарь-адъютант, появляясь в кабинете.

Директор торопливо прощается, и, выходя, я слышу его голос.

— Почему не выполнили план?

«Ну, теперь он будет по телефону до двух-трех часов ночи «накачивать» начальников управлений, отделов и приисков, — думаю я, спускаясь по лестнице. — А те будут сидеть со своими подчиненными у телефонов всю ночь в ожидании вызова начальства, рассказывать анекдоты и играть в шахматы. А утром, сонные, с тяжелой головой выйдут на работу. Начальство, следуя примеру директора, утром «задержится» на час-два с выходом на работу. Хорошо, что до геологов-разведчиков еще не дошли телефоны и мы избавлены от ночных бдений. А если и работаем вечерами, то заняты действительно делом.

Стиль ночной работы, окрика, нереальных завышенных планов, недоверия к человеку, стремление к централизации входили в Годы культа личности Сталина в быт Колымы, притупляя инициативу масс. Выдвигались карьеристы, у которых, кроме грубости с подчиненными и подхалимства перед начальством, ничего не было за душой.

Высоко в небе, как стаи перелетных птиц, летят над таежными просторами с востока на запад истребители и бомбардировщики. Их ведут русские лещики из далекой Америки на фронт.

В апреле сорок третьего года я еду на участок Санах. Навстречу мне мчится связка оленей. Узнаю каюра Данилу, моего проводника по Улахан-Чистаю.

Он здоровается и озабоченно сообщает:

— Срочное задание выполняю. Военного летчика до ближайшего аэродрома везу… Разбился он… Старик Слепцов напутал: увидел золотые погоны и решил, что это белогвардеец. Под охраной ребята его доставили ко мне, как председателю сельсовета. А мы только что газеты получили, узнали о введении новых знаков различия. Извинились и исправили ошибку.

К нам, улыбаясь, подходит молодой летчик в военном комбинезоне.