Скрипнув скамьёй, вскочил арчин Меред. Впечатление грузности от его фигуры исчезло. Сейчас он походил на изготовившегося к прыжку барса.

— Рубиться хочешь? Выходи наружу!

— Идём… идём… — не повышая голоса, согласился Бекмурад-бай.

Пристав грохнул кулаком по столу. Переводчик, еле поспевал за ним, спотыкаясь на незнакомых словах.

— Я тебе покажу кузькину мать! — Это относилось к Бекмурад баю. — Устройте мне только разню, башибузуки чёртовы! Загоню, куда Макар телят не гонял! В Сибири сгною вместе со всем вашим родом! Взяли манеру: чуть что — за кинжалы хвататься; черкесня оголтелая! — Пристав в своё время служил на Кавказе, что подтверждалось его терминологией, необычной для здешних мест. — Я вам дам рубиться. И ты мне не шуми! — Это снова к Бекмурад-баю. — Украл девку, силком окрутил — потому закон и не признаёт такую свадьбу… Не согласен — жалуйся в высшую инстанцию, а разводить турусы на колёсах тут нечего!

Бекмурад-бай, спокойно выслушавший сердитого пристава, многого не понял, как не поняли и остальные присутствующие. Но ясно было одно: решение суда может изменить другой, вышестоящий начальник. Уразумев это, Бекмурад-бай сразу успокоился и только попросил, недобро кольнув взглядом арчина Мереда:

— Если мы имеем такое право, то, конечно, будем жаловаться, но, пока другой судья не скажет своего слова, девушку прошу родителям не возвращать. Мы отступаем от своего права, но им его не передаём. Пусть девушка живёт у каких-либо верных, незаинтересованных людей. В противном случае, хоть — в Сибир, хоть — за Сибир, но невестку не отдам!

— Выходи! — снова вспылил арчин Меред, чувствующий, что победа ускользает из его рук и обозлённый этим. Дело переходило к другому судье, и ещё неизвестно, как он его решит.

После долгого и горячего спора, во время которого чаши весов клонились попеременно то в одну, то в другую сторону, а за ножи хваталась то одна, то вторая половина зала, судьи, наконец, согласились поселить Узук на временное жительство к ишану[39] Сеидахмеду.

Весы остановились в неустойчивом равновесии.

«Многожёнство освящено нашим пророком, — да будет над ним милость и молитва господня», — любил повторять ишан Сеидахмед. У него самого было две жены, которые внешне держались тихо и благопристойно, но между собой непрерывно враждовали, соперничая за благорасположение мужа. Соперничество жён радовало ишана, так как каждая из женщин стремилась угодить ему в первую очередь, дать почувствовать свою значимость перед другой. Ишан всячески поощрял ту из жён, которая больше проявляла к нему внимания и заботы, которая скромно вела себя при посторонних, а посторонних всегда было хоть отбавляй — ишан Сеидахмед пользовался широкой популярностью среди верующих. Правда, он относился к той категории мудрецов, которых точно характеризует пословица: «В мутной реке дна не видели — говорили, что бездонна». Но тем не менее молва о его учёности и святости бежала чуть ли не по всей долине Мургаба.

Поощряя супружеское и подвижническое рвение своих жён, ишан в то же время всеми силами старался удержать их от внешнего проявления неприязни, чтобы верующие, избави бог, не подумали чего дурного о своём духовном наставнике. Он старался равно, оделять их подарками, разговаривал с обеими одинаково ласковым голосом, поочерёдно оделял супружеской благосклонностью то одну, то другую. Последнее ему давалось не очень легко — сказывался возраст, — но ишан, призывая на помощь аллаха и некоторый свой практический опыт, старался не ударить в грязь лицом.

Улучив удобный момент, ишан Сеидахмед рассказывал жёнам многочисленные религиозные притчи, смысл которых обычно сводился к покорности женщин, их скромности, безропотной верности своим мужьям. Особенно участились притчи с тех пор как в доме ишана поселилась Узук.

— У женщины есть два бога. Старший бог — аллах, младший бог — муж. Обидела жена своего мужа — бога обидела, а это грех великий. Мусульманке приличествует покорность и смирение. Биби Патма выходила навстречу своему мужу Зенги-баба[40], когда он гнал коров домой, с хлебом в одной руке и с палкой — в другой. «Если голоден, — говорила она, — вот хлеб, а хочешь побить кого-нибудь — вот палка, бей меня». «Вот как истинная мусульманка служила своему мужу» — говорил ишан Сеидахмед, исподтишка наблюдая, какое впечатление произвёл на жён и на гостью его рассказ. Жёны обычно выражали своё согласие и одобрение различными охами и ахами, гостья молчала, не поднимая глаз от пола, но чувствовалось, что она тоже внимательно слушает притчи.

— А вот какой случай был: зашли пророк наш, да будет над ним благословение аллаха, — зашли они в гости к двум братьям. У старшего борода черным-черна, а у младшего, как солончак белая. Почему такое несоответствие? А старший брат, ничего не говоря, посылает жену в сарайчик за арбузом. Приносит она. «Это плохой арбуз, неси другой». Снова приносит и снова муж говорит, что не тот. Семь раз ходила женщина в сарайчик! Тогда, не посчитав за труд, пророк наш Мухаммед, — да будет над ним святость его, — сами пошли в сарайчик и видят: лежит там один единственный арбуз. Его женщина и носит всё время, не желая огорчать мужа. «Вот потому моя борода до старости черна», — отвечает старший брат… Теперь младший свою жену посылает и, когда она принесла арбуз, просит выбрать другой, получше. «Стану я копаться в арбузах! — говорит эта нехорошая женщина. — Все они одинаковы, ешьте какой принесла». Поняли тогда пророк наш, — да будут благословенны дела его, — почему у младшего брата борода раньше времени поседела, и сказали мудрое слово: «Женщина должна жить только на радость своему мужу, а которая огорчает мужа и укорачивает дни его, та да не пребудет в нашей вере»… Вот как было… А нынешние женщины не различают ни. мусульман, ни капыров, лицо своё на людях открывают, с мужьями разводятся… Это признаки светопреставления… тьфу!., тьфу!., тьфу!., прости нас, господи… избавь от погибели… — И, благочестиво опустив глаза, ишан начал перебирать чётки — крупные жемчужины на освящённой зелёного шёлка нити.

Ишан Сеидахмед старался недаром. Пару откормленных волов пригнал ему Бекмурад-бай «на богоугодные дела» и обещал ещё на мечеть пожертвовать сребром. «Только уж вы, ишан-ага, повлияйте на невестку талисманами своими, молитвами или ещё чем». И ишан влиял, всеми мерами стараясь охладить стремление девушки вернуться к отцу с матерью, внушал покорность к Аманмураду. Он частенько вспоминал мост Сырат, по которому правоверные добираются до врат рая. Тоньше волоса и острее ножа мост, и только истинным праведникам дано его перейти. А кто грешил перед богом, тот свалится с моста, разрезанный на две половинки, и будут его терзать адские змеи и скорпионы, жечь огонь неугасимый.

Впечатлительная натура Узук постепенно поддавалась умелому внушению. Уже больше месяца жила она в доме ишана, и с каждым днём всё глубже, словно корни селина, проникали в её душу кошмарные образы, рождённые рассказами ишана, высасывали соки жизни, как растение — влагу. Девушка приходила к убеждению, что она неисправимая грешница и что в рай она не попадёт, а будет гореть и мучиться в аду. Часто ночами ей снился страшный мост Сырат, она видела себя идущей по мосту и реально ощущала боль, когда мост, впиваясь ей в ступни ног, разрезал её надвое. Она видела, как падают две её половинки, одна — в бушующее пламя, другая — в бурный, клокочущий поток. Узук с криком просыпалась, пугая спящую с ней в кибитке младшую жену ишана, и долго тряслась всем телом от страха, не в силах уснуть.

Естественно, что всё пережитое, усугублённое вдобавок рассказами ишана, не могло не отразиться на её здоровье. Она побледнела, похудела, черты лица её заострились, часто головокружение валило её с ног и неодолимая слабость надолго приковывала к постели. Последнее время Узук начала заговариваться. Она металась с бессвязными криками, не узнавая окружающих, впадала в обморочное состояние. В таких случаях ишан Сеидахмед читал над ней молитвы и писал заклинания на талисманах.