— Извините его, яшули, но мы очень торопимся, — перебил косоглазый. — Значит, вы не знаете, куда беглецы поехали?

— Какие беглецы? — в голосе Чопана-ага зазвучало неподдельное удивление. — Беглецов никаких не видел. По своим делам два джигита ехали. Торопились, а уважили меня, погостили два дня и направились себе в Чашгын.

— Куда?!

— В Чашгын, сынок, поехали по торговым делам.

— А вы не ошиблись, отец? Зачем им туда ехать?

— Чего не знаю, того не знаю. А ошибаться — зачем. Верно говорю, слыхал, как они между собой разговаривали. А коль тебе другая дорога нравится, поезжайте на Душак, может, они посреди дороги туда, повернули.

— Да нет… зачем же на Душак… — пожевал губами косоглазый. — Спасибо, отец!.. Поехали, Сапар!

Когда топот конских копыт замер вдалеке, Чопан-ага усмехнулся, потрепал по голове волкодава.

— У бегущего одна дорога, у догоняющего — тысяча. А если на этой тысяче будут попадаться такие добряки, как мы, то она утроится, верно, Акбай?

Влажным тёплым языком пёс лизнул сухую ладонь хозяина.

Плов был сварен наславу. Среди ядрёных продолговатых зёрен риса истекали янтарным жиром куски куриного мяса. На сачаке стояло пять красных пузатых чайников с крепким до горечи кок-чаем. Хорошо угощает своих гостей арчин Меред!

Гости — четверо самых влиятельных яшули аула — разомлели от сытной еды, глаза их подёрнулись мутной плёнкой сна. Заметив это, арчин тихо заговорил:

— Прошлый раз мы обсуждали вопрос о девушке — нас было восемь человек. Сейчас, я думаю, остальных звать не надо. Тогда вопрос был сложный, мы не могли его решить сами. Сегодня нам предстоит обдумать более лёгкое дело… Мы начали судебную тяжбу, с Бекмурад-баем и, как вы знаете, первое время удалось прижать его к стене. В самом начале дела нам пришлось потратить тысячу туманов и даже больше. Двадцать туманов мы отдали атбекаду. Всего будет потраченных тысяча двести туманов. Осталось из собранных у народа денег четыреста восемьдесят туманов. Я обернул в деньги гарнцевый сбор. Вместе о платой от арендатора он дал две тысячи двадцать туманов. Значит у нас на руках осталось ровно две с половиной тысячи.

Гости смотрели осоловевшими глазами, с трудом сквозь паутину сонной одури добираясь до смысла сказанного арчином Мередом.

— Я встречался с нужными людьми, — продолжал арчин, — мне передали слова Бекмурад-бая: «Буду тягаться до последнего, без штанов останусь, а дело выиграю». Оставить без штанов такого богача, как Бекмурад-бай, не так-то легко, пока у толстого жир утрясётся, у худого душа растрясется. Бекмурад-бай не жалеет денег, он перетянул на свою сторону русского полковника. Я знаю, какую взятку он ему дал, и думаю, что понадобится не меньше двух тысяч, чтобы свалить Бекмурада. Смирится он с этим? Нет, не смирится. Он переведёт дело в Ашхабад. А у нас останется всего пятьсот туманов. Что мы можем сделать с этими деньгами. Ничего не можем. Вот я и хочу спросить, как мы дальше поступим. В одном случае говорят, что лучше отказаться от веры, чем от чести. В другом случае — наоборот, своевременное отступление равно победе. Как нам быть?

— Лучше от веры… чем от чести… — сонно пробормотал один яшули.

— Девушка наша… никому не дадим, — так же лениво поддержал второй.

— Мало денег — вещи соберём, — сказал третий, но Узук не отдадим врагу.

Четвёртый, готовясь по-настоящему уснуть, не открывая глаз, прошамкал:

— Что такое Бекмурад?.. Выскочка… Тьфу… — и он вяло плюнул себе на бороду.

— Не отдадим, говорите? — арчин повысил голос. — А где девушка? Пока мы тут кричим и беспокоимся, она сбежала с кем-то от ишана Сеидахмеда.

Яшули задвигались, готовящийся уснуть приоткрыл один глаз.

— Кто сказал?

— Когда сбежала?

Арчин усмехнулся, выплеснул из пиалы к порогу остывший чай, налил свежего.

— Сбежала — и всё тут! Всем нам бороды взлохматила — в дураках оставила. Теперь гребёнку даст, скажет: «Расчёсывайтесь, если ни на что другое не годны…» Три дня уже Бекмурад-бай носится по Марыйскому уезду, всех расспрашивает, а следов не сыщет.

Неожиданное сообщение разогнало сон. Яшули потянулись к своим чайникам.

— Молодец девушка!

— Она доказала, что достойна нашей заботы.

— Сама за честь аула борется!

— Что и говорить! Папаху положу перед ней[76].

— Стоит положить… Умницей оказалась наша Узук.

— Если в богатую семью сбежала — дважды умница.

— Конечно, в богатую! Кто из бедняков посмеет спорить с Бекмурад-баем!

— У бедняка духу не достанет байскую невестку; увезти!

— Конечно, с богатым… Наши баи готовы всем пожертвовать ради красивой девушки, а Узук красавица.

— Ещё бы! Посмотришь — голова кружится!..

Арчин Меред снисходительно выслушал реплики гостей и вступил в разговор.

— Наверное, с богатым сбежала Узук, потому что только так она может вырваться из рук Бекмурада. Но послушайте, как, по моему разумению, дальше дело пойдёт. Бекмурад будет судиться с похитителями. Если тот богат и денежные силы обеих сторон окажутся равными, а Узук заявит, что согласна жить с похитителем, на этом всё и закончится. Бекмурад-бай обратится к кази[77]. Тот скажет, что обвенчанную следует вернуть мужу. Узук возразит, что она не давала согласия на венчанье, что её обвенчали насильно. Думаю, без туркменчилика[78] дело не обойдётся. Если девушка окажется в таком сильном роду, как, например, у Сарыджа-бая, Бекмурад-бай отступит под дулами винтовок. А если род слабый, кто знает, как дальше повернутся события.

Арчин — кое-что утаил от своих гостей. Он знал, что Узук сбежала с подпаском Берды, и догадывался, что они попытаются найти убежище в Ахале. По крайней мере, это было бы наиболее разумно, так как многочисленные родственники Берды по материнской линии представляли немалую силу и в случае чего смогли бы взять беглецов под свою защиту, если тех обнаружит Бекмурад-бай.

Если яшули узнают все подробности, они, чего доброго, могут послать арчина, как самого младшего, в Ахал с тем, чтобы привезти девушку в родное село. А такое поручение нисколько не улыбалось арчину. Его боевой пыл, с которым он говорил перед посредником Бекмурад-бая и на марыйском суде, прошёл. Прошло и желание заполучить Узук третьей женой. В настоящее время арчина занимала одна единственная проблема, которая заключалась в судьбе денег, оставшихся у него от судебных издержек. Отчитываясь перед стариками, арчин утаил шестьсот туманов. Если они оставшиеся деньги решат поделить поровну, то ему достанется в общем кругленькая сумма. А что касается Узук — она сама решила распорядиться своей судьбой. Говорят: жизнь — стрела, а лук — в руках самого человека, куда направишь стрелу, туда она и полетит. Узук решила бежать с Берды. Что же, дело её. Посадили лягушку на ковёр, а она всё равно в лужу смотрит. Не захотела принять покровительство богатого и сильного человека, пусть сама на себя пеняет. Зачем от чужих дум голове болеть? Своих хватит! Надо только этим почтенным старикам вдолбить, что Узук вернуть уже невозможно, а разбрасывать на это дело оставшиеся деньги — всё равно, что на солончаке пшеницу сеять.

— Вот что, люди, я скажу вам. Семь раз отмеряй, один раз отрезай, так говорили наши деды. Надо нам крепко отмерить всё. Если девушка сбежала, она сделала это по своей доброй воле. Теперь она и мать не послушается, будет держаться за этого человека. Зачем же нам ловить свою тень? Мы будем стараться, а она скажет: не хочу! У нас совесть чистая потянули, подёргали — не смогли вытащить. А теперь и в этом смысла нет. Единственное, чего мы добьёмся, это даром потеряем две с половиной тысячи туманов. Разве мы так безрассудны, чтобы бросать деньги в песок? Мне не хочется, чтобы они пропали зря. Как вы, уважаемые яшули, смотрите на это?