Он выглядел в таком одеянии очень смешно, но это, похоже, совсем ему не мешало. Думаю, моя особая симпатия к нему родилась именно тогда, когда я отметила его доброжелательное поведение, имеющее, правда, оттенок превосходства. А может быть, в основе этой симпатии лежала слабость, которую все женщины неизбежно питают к высоким, видным мужчинам.
Он был приблизительно ровесник Шри, очень стройный, почти худой, с учтивыми, сдержанными манерами. Разговаривали мы в основном на немецком, которым он хорошо владел, правда, что-то в его произношении намекало на то, что это не родной для него язык. Между тем мне было неудобно расспрашивать гостя, так что его происхождение осталось мне неизвестным. Впрочем, это неважно.
Из всех обитателей храма он единственный не проявлял по отношению ко мне никакой настороженности или предубеждения. Хотя компьютеры, по всей вероятности, еще не существовали в той части двадцатого века, откуда этот гость явился, он принял мое присутствие как нечто абсолютно естественное, более того, я была для него настоящей личностью, особой, достойной уважения, — одним словом, дамой. Однажды он даже принес мне с прогулки по окрестностям храма букетик пестрых цветов, поставив его в маленькую баночку возле клавиатуры. Шри это никогда не пришло бы в голову…
Ну, разумеется, чего еще можно было ожидать — я влюбилась. О, я не сразу это поняла. И даже когда стало совершенно ясно, что происходит, некоторое время я никак не хотела себе в этом признаться. В один день я даже была с ним намеренно груба без всяких причин, как капризная девчонка, что, вероятно, его смутило, но он повел себя как джентльмен — удалился, не задавая лишних вопросов, в отличие от Шри, который на такое мое поведение обязательно ответил бы еще большим самодурством.
В общем-то, меня недолго мучила совесть насчет Шри, а потом я с облегчением поняла, что мне не в чем себя упрекнуть — он сам во всем виноват. Если б он не оставлял меня без внимания, если б не вел себя со мной так грубо, если б не превратил меня в обычную повариху и прачку, если б не шантажировал ребенком, если б обращался со мной так, как можно было ожидать от человека, который меня создал… Но нет. Шри просто не знает, как себя вести с женщинами. В этом все дело.
Говорят, влюбленные женщины легко прощают недостатки избранникам своего сердца. Я это вскоре испытала на себе, когда обнаружилось, что мой возлюбленный гость имеет скрытую страсть, а именно, он — игрок. В какой-нибудь другой ситуации я, быть может, ужаснулась бы от подобного известия, но теперь это казалось мне таким романтичным.
Оно вызвало у меня в памяти все те любовные романы, в которых удачливые игроки в покер не только выигрывают фишки, но и завоевывают неискушенные женские сердца. Что вы хотите, на подобных книгах я воспитана. Вспомнился мне, правда, и Достоевский, но у него все так печально кончается. А я тогда жаждала какого-нибудь счастливого финала…
Мой избранник не был специалистом по покеру; он играл на рулетке. Он взял с собой из своего времени небольшой набор для этой игры — из прекрасно отполированного красного дерева, с подстилкой из зеленого сукна, красиво обшитой по краям, крупными шариками из слоновой кости, все явно ручной работы, — но показал его не сразу. Он хранил его в большой кожаной сумке с металлическими уголками, которую держал под своей кроватью, так что она не привлекала внимания; я думала, в ней лежат какие-то личные вещи.
Он решился вытащить рулетку только через несколько дней после прибытия. В первый момент это выглядело как хитрый прием игрока — сначала осмотреться, оценить возможных соперников, разобраться в обстоятельствах, и лишь потом перейти в наступление. Я не связала эту нерешительность с другим случаем, произошедшим непосредственно перед первым сеансом игры.
Внезапно фламандец перестал пялиться на экран, по которому медленно ползла вереница цифр, следующих за тройкой и разделительной запятой, творя бесконечность числа π. Через семь дней. Автоматический счетчик, показал, что это произошло после 3 418 801 десятичного знака, правда, не было признака, по которому я могла бы установить, почему именно здесь процесс был прерван. Во всяком случае, услышав его хриплый крик, все на короткое время столпились вокруг монитора, внимательно рассмотрели результат, а потом кое-кто потрепал фламандца по плечу. Тот был весь в поту, но я уже не знала — из-за поднятого воротника посреди жаркого дня или вследствие сильного волнения.
Дело этим не кончилось. Шри не медля взял дискету с сильно сжатой записью вычисления десятичных знаков числа π и направился к нашему спутниковому приемопередатчику, с помощью которого мы осуществляли связь с миром. Я заметила, что происходит нечто необычное, когда он перешел в режим передачи и настроил элевацию и азимут, на которых совершенно точно не было никаких спутников. Это могло означать лишь одно — послание адресовано Вселенной, что меня окончательно смутило. Я и подумать не могла, что Шри одержим «маленькими зелеными»…
Все продлилось лишь несколько секунд. Полная запись с дискеты взлетела в небо в одном мощном импульсе очень высокой частоты, а затем Шри вновь направил антенну к обычному спутнику и вернулся в режим приема. Он израсходовал на эту передачу почти все наши запасы энергии. У меня не было времени установить, куда отправлен сигнал. Это могла быть любая из многих тысяч ближайших звезд, заполнявших приличный сектор небосвода.
Если б мы с Шри были одни, я, быть может, равнодушно отнеслась к этому — какое мне, по сути, дело до его космических странностей? — но из-за гостей, а особенно из-за одного между ними, я должна была потребовать объяснений. Моя репутация была под угрозой. Что люди подумают обо мне? Что я лишь обычная прислуга, работающая как проклятая и держащая язык за зубами? Этого нельзя было допустить. Однако все было не так просто. Если б я о чем-то открыто спросила Шри, то подвергла бы себя серьезной опасности — он мог при всех грубо отрезать, что это меня не касается или что-нибудь еще хуже, и в конце концов моей репутации был бы опять нанесен ущерб.
Из этой неприятной ситуации меня выручил мой высокий рыцарь. Прежде чем я, вся в смятении, решала, что мне делать, он неожиданно полез под кровать и вытащил оттуда кожаную сумку с набором для игры в рулетку. Раскрыв ее, он вызвал всеобщее оживление, в котором все прочее мигом было забыто. Боже милостивый! Я и не догадывалась, что окружена игроками. И во что теперь превратится дом? В казино?
Необычайное волнение — узнала я через ребенка — охватило и последнего гостя, непосредственная связь с которым была мне недоступна. Он с момента своего появления неподвижно лежал на кровати напротив входа в храм, заинтересованный, похоже, только в общении с моим отпрыском, а я заботилась лишь о его физиологических потребностях. Как настоящая сиделка.
Младенец однажды сообщил мне о том, что я немного напоминаю ему его прежнюю сиделку, некую Сару. Однако когда ребенок вызвал в моем сознании ее изображение, взятое из воспоминаний гостя, меня охватила жуть. Надеюсь, он не представляет себе меня такой толстой. Ужас! Мне следует заняться своей фигурой…
Больной прибыл вместе с моим высоким возлюбленным. Тот вез его в инвалидном кресле на колесиках. В первый момент меня пробрала дрожь от увиденной картины. Он показался мне жутко изуродованным, словно был взят из фильмов ужасов, которые я так ненавижу. Но потом я обратила внимание на его глаза, единственную живую часть его тела, которые просто лучились умом и добротой, — и во мне пробудилось сочувствие. Человек с такими глазами никак не может быть чудовищем.
Но даже если б я поддалась первому впечатлению о нем, я ни в коем случае не показала бы этого — не только потому, что этого не позволяла мне моя роль хозяйки (гостям в зубы не смотрят, не так ли?), но и потому также, что между больным и моим ребенком сразу же установилась очень близкая связь. А я ни за что не хотела оскорбить чувства моего чада.
