Однако тотальная пропрезидентская пропаганда и огол­телое «махинаторство» при подсчете голосов дали свои «ре­зультаты», приведенные выше. Но я и ими был чрезвычайно доволен — они нанесли мощный удар по всей этой провока­ционной затее под названием «референдум». Одновремен­но был нанесен удар по этому самому демократическому способу выявления мнений народа — референдум в России оказался основательно девальвирован. После этого апрель­ского референдума, он оказался в руках правящей бюрокра­тии орудием осуществления своей нечестивой политики. Это еще раз подтвердилось уже в декабре 1993 года, когда Кремль вынес на «всенародный плебисцит» ельцинский проект Конституции и объявил его «принятым народом».

Решение Конституционного суда было четким и оп­ределенным, и суть его состояла в том, что избиратель

не предоставил ни Президенту, ни Законодателю

права на од­носторонние действия по изменению существующего кон­ституционного порядка в стране. Соответственно, не может и речи быть о том, что «одна сторона» может досрочно пре­кратить полномочия «другой стороны». Конституционный суд не мог прямо указать на «ту сторону, которая пытается досрочно прекратить полномочия другой стороны», но всем было ясно, что Суд имеет в виду Кремль. Казалось бы, надо успокоиться — избиратель оказался мудрее, чем предпола­гали инициаторы референдума, он фактически предписал и Законодателю, и Президенту работать вместе, без конфлик­тов, решать свои противоречия так, как того требует право и мораль.

Однако ельцинисты закусили удила. Решение Консти­туционного суда подвергалось яростным, самым оскорби­тельным нападкам, его председатель Валерий Зорькин не­прерывно оскорблялся в СМИ, высмеивался. Кремлевские начальники лишили его охраны. (Мне пришлось выделить ему охрану из службы безопасности Верховного Совета — она ему была очень нужна в то время.) Игнорирование кон­ституционной законности, Верховного Совета и Конститу­ционного суда правительственным чиновничеством приоб­рело откровенный характер. При этом вызывало удивление сверхциничное, наглое, буквально хамское поведение — как высоких руководителей исполнительной власти, так и под­чиненного ему чиновничества, по отношению к Законодате­лю. Так, любой чиновник из Кремля или правительства мог «себе позволить» дать публично любую негативную оценку в отношении деятельности Законодателя, его руководите­лей, высказываться в плане «легитимности — нелегитимно­сти» Верховного Совета. В эти публичные «дискуссии» на TV вовлекались иностранные журналисты и эксперты, ко­торые также бездумно-игриво позволяли себе насмехаться над российским Законодателем.

Угрозы Кремля «разогнать» Верховный Совет, его шан­таж, травля, инсинуации и т.д. становились повседневными. Толкования результатов апрельского референдума приобре­тали гротескный характер — оказалось, люди легли спать 24 апреля в одной стране, а проснулись 25 апреля в другой (согласно версии Сергея Шахрая, приложившего немало сил для укрепления кровожадных замыслов Ельцина). Так интерпретировали кремлевские идеологи эти результаты. Следовательно, делали вывод эти деятели, «никакой Вер­ховный Совет и «их» Конституция в этой «новой стране» не могут считаться действительными». Оказывается, «рефе­рендум» «ДАЛ ИМ новую страну!» И при этом — непре­менная ссылка на «народ», «народ

нам

доверил... «Но народ никому ничего не доверил — из того, что пытались делать ельцинисты, и более того, он — Народ —

отказал Ельцину в праве действовать за пределами действующей Конститу­ции!

Но об этом интерпретаторы предпочитали не говорить. ...Выступает по TV какая-то артистка! — хвалит Ельцина, ругает Верховный Совет, говорит: «Зачем мне эта Конститу­ция?» — И правда, зачем ей-то «эта» или «другая» Консти­туция? Петь или танцевать мешает? Ей сказали: «Скажи то и другое — от народа, от людей культуры...». Вот бедняжка и старается. Обстановка как в 37-м: «Бухарин — враг на­рода...» «Сталин воплощение добра и светлости», а ныне — «Хасбулатов — враг демократии», «Ельцин — апостол де­мократии». TV, СМИ не брезговали ничем.

Помнится, английский профессор Джон Росс, работав­ший в группе консультантов при председателе парламента, мне сказал: «

Руслан Имранович, почему вы не подадите в суд на телевидение — ведь их пропаганда в пользу президен­та попросту преступна? Такого не позволяет себе

TV

нигде в мире. Оскорбления, клевета на парламент — что там за люди? Это — не журналисты, это - хулиганы/»

Я:

Они — не хулиганы, профессор, итальянский журна­лист Кьеза правильно их назвал «киллерами от журналисти­ки».

Ну, а что касается судов — где они, независимые суды? Не успел Верховный Совет принять законодательство, обес­печивающее независимость судов, утвердил состав Верхов­ного Суда, других судов, как почти вся судебная система оказалась под пятой исполнительной власти, новых пред­принимателей, теневого бизнеса. «Рынок» — все продается и покупается! В том числе совесть и судебные решения...

И вот, спустя всего лишь неделю после референдума — жестокая расправа властей с демонстрантами 1 Мая на центральных улицах и площадях Москвы. Это — сигнал о «другом государстве». Все! С играми в демократию законче­но! Соглашайтесь с нашей интерпретацией референдума! — Именно этот сигнал они подали своей изуверской расправой с демократами. Наивные люди! Я немедленно выступил по телевидению, назвал виновников, заставил их оправдывать­ся. Назначил парламентскую комиссию для расследования фактов милицейского произвола. Кремль сделал то же са­мое — немедленно «назначил свою комиссию». Но ее цель была — оправдать произвол.

«Конституционное совещание»

Кремлевские деятели попытались свои жалкие ин­терпретации референдума «перевести» на колею некогда конституционного процесса, созвав странное «конститу­ционное совещание» — о чем радикалы говорили сравни­тельно давно. Правда, речь тогда шла об Учредительном собрании. Но Учредительное собрание 1917 года — это был очень серьезный, избранный всем российским народом, ре­альный демократический и представительный орган; это, по сути, нечто типа действующего Съезда народных депутатов. А ельцинисты как раз хотели совершенно обратного — ника­кого выборного органа, и исключительно назначенного ими самими. Отсюда и состав этого «ихнего» «совещания» — из числа администраторов областей, краев и высшего прави­тельственного чиновничества; все «это» разбавили некото­рым количеством депутатов и ученых — готовыми служить чему угодно и кому угодно. И заявили на весь мир о некоем, чуть не «эпохальном событии», с которого следует считать «истоки» появления новой «российской конституции».

Это была чистейшей воды «бюрократическая погремуш­ка», которая не имела ровным счетом никакого отношения к обществу. Ельцинисты, хорошо понимая, что, оставаясь в рамках Закона, они не смогут «протащить» новую Консти­туцию, «скроенную под Ельцина» наделяющего его дикта­торскими полномочиями. Отсюда эта идейка относительно «конституционного совещания», фактически, инструмент «явочного переворота» в государстве.

Отметим помимо всего прочего, по созыву «совещания» действия были глубоко аморальны — еще вчера Ельцин хвалил проект Конституции, разработанный Конституци­онной комиссией и рекомендовал его «принять за основу» на Съезде депутатов, сегодня он же, Ельцин, публично за­являет о «непригодности этого же проекта, называя его «пропарламенским». Эта моральная нечистоплотность, дву­личие и даже откровенная подлость делали этого человека очень опасным для общества... Но почему-то всего этого «не замечали» все эти «демократы» — это было просто удиви­тельно.

Созыв конституционного совещания означал новый виток политической конфронтации. Это, отметим, при­знавалось и целым рядом иностранных наблюдателей. Так, люксембургская газета «Цайтунг»,

опубликовала передовую статью, в которой говорилось: «

Ельцин твердо решил уста­новить в России абсолютный президентский режим, базой которого должна стать Конституция, дающая президенту соответствующую власть. Г-н Ельцин хорошо понимает, что если он будет следовать закону, то имеет мало шансов добиться своей цели, ибо проект Конституции вызвал него­дование среди юристов и интеллектуалов, увидевших в нем попытку установить неограниченную личную власть. По­этому президент маневрирует, стремясь обойти парламент и другие государственные структуры.