— Да. Теперь ты чувствуешь себя лучше?

Мирри энергично кивнула:

— Я смогу отдать их Джонни… на его гараж.

Джорджина говорила с ней тепло и ласково. При этих словах ее тон изменился.

— Он просил тебя об этом?

Маленькая растрепанная головка энергично затряслась…

— Нет, он не просил, но мне очень хотелось бы. Понимаешь, он недавно рассказывал, что он очень бедный и хотел бы жениться на девушке с деньгами. Он шутил над этим. Я рассказала ему, что дядя Джонатан собирается воспитывать меня как свою дочь, и сказала, что, если у меня будут деньги, я отдам ему какую-то часть, а он сказал, что так делать нельзя, потому что мужчины не берут денег у девушек. Я-то думала тогда, что у меня будет куча денег, потому что так говорил дядя Джонатан, и когда Джонни рассказал мне о гараже, который он собирался купить… — Ее голос заглушили рыдания.

— Мирри, когда Джонни говорил тебе об этом? — с беспокойством спросила Джорджина.

— Это было в среду. Мне было так плохо весь день, я плакала без передышки, и Джонни повез меня кататься в своей машине. И сказал, что я могу дать ему денег только в том случае, если мы поженимся.

Джонни, конечно, рвал подметки на ходу. Джорджину охватило бурное негодование, когда она задумалась над тем, как скоро Мирри поймет, что Джонни любил деньги дяди Джонатана, а не нищую Мирри Филд. Она вспомнила, как Мирри закричала: «Теперь ты не захочешь на мне жениться, правда?» — и убежала от него, и от всех остальных, когда мистер Модсли ознакомил их с завещанием. Джонни тогда пошел следом за ней. Джорджине захотелось узнать, о чем он говорил с Мирри и поняла ли та, что его интересовали только деньги и что теперь он уже раздумал жениться на ней. Она нерешительно спросила:

— Ты говорила с ним после того, что произошло?

Мирри кивнула:

— Да. Я подумала, что он не захочет жениться на мне, если у меня нет денег, но он сказал, что все равно женится. Он говорит, что будет работать, не покладая рук ради меня, и обещал… он честно обещал, что мне не нужно будет возвращаться к дяде Альберту и тете Грейс. Он сказал, что тетка оставила ему небольшой капитал, и он ищет гараж, чтобы вложить в него эти деньги, и там над гаражом будет квартирка, и мы будем там жить. Ох, Джорджина, все это звучит заманчиво, правда?

— Он знает, что у тебя нет никаких денег?

Мирри опять зарыдала:

— Он говорит, что любит меня, и деньги не имеют значения.

Джонни Фэбиан вернулся в прекрасном настроении, которое, как правило, возникает от ощущения, что множество неприятных и утомительных дел осталось позади и можно вернуться к обычному распорядку. Сида Тернера он относил к разряду неприятных дел. Джонни был добрым и общительным малым, но он чувствовал, что, даже оставшись на пустынном острове вдвоем с Сидом, невозможно было бы общаться с ним. Джонни видел, как тот последовал за мистером Модсли в вагон первого класса, и ему стало интересно, как скоро контролер выяснит, что у Сида оплачен проезд в вагоне третьего класса. Мысль о том, что почувствует мистер Модсли при виде этой сцены, веселила его всю обратную дорогу до Филд-Энда.

Перепрыгивая через две ступеньки, он поднялся в гостиную Джорджины. Она переоделась в домашний халат и сидела, сложив руки на коленях. В комнате горела только одна лампа под абажуром. В камине тлел слабый огонь, в комнате было уютно и тепло. Джонни вошел и упал в кресло по другую сторону камина.

— Наконец, — сказал он, — они уехали. Рука об руку, так сказать — отвратительный Сид и респектабельный Модсли. Мне почему-то кажется, что их дружба не имеет перспективы.

Джорджина сдвинула брови:

— Не понимаю, зачем он приезжал.

— Неужели, дорогая? Ты слишком бесхитростна, чтобы понять его. Мой извращенный ум подсказывает, что он приехал разнюхать, какую долю наследства получит Мирри, и превратить это в наличные.

Она с любопытством посмотрела на него:

— Мирри боится его.

— Дорогая, если она не получит никаких денег, едва ли у него появятся какие-нибудь замыслы относительно Мирри. Мне кажется, мы можем рассчитывать, что Сид постепенно исчезнет под тихую музыку или без нее.

— Не думаю, что он ей нравится.

— Уверяю тебя, он ей противен.

— Не очень-то приятно девушке сознавать, что мужчина охотится только за ее деньгами. Даже если он не нравится ей, все равно это оставляет неприятный осадок. Как, по-твоему?

— Мирри разговаривала с тобой? — спросил Джонни.

— Я разговаривала с ней.

— Что она сказала?

— А что она могла сказать?

— Что я влюбился в нее!

— Она могла сказать так? Это правда?

— Да.

— Ты всегда легко влюблялся, верно, Джонни?

Он смущенно засмеялся:

— Наверное, ты права. А почему бы и нет? Девушкам это нравится. Мне это нравится. Все приятно проводят время, и никто от этого не страдает.

— Те, кто хорошо знают твой характер, не принимают тебя всерьез. Мирри не очень хорошо изучила твои привычки. Для тебя это игра, для нее все может быть всерьез.

Возникла пауза. Прошло несколько минут, прежде чем он заговорил:

— Возможно, и для меня это не игра… на этот раз. Раньше так не было, понимаешь.

Возникла новая пауза, уже более продолжительная. Джонни, наклонившись вперед, оперся подбородком о руку и, отвернувшись от Джорджины, смотрел в огонь. Ей не видно было его лица. В конце концов она нарушила молчание.

— Ты уверен? — спросила она.

Он кивнул:

— Удивительно, правда? Мне хотелось бы поговорить с тобой, если не возражаешь.

— Нет, я не возражаю, Джонни.

— Это началось с того момента, когда Джонатан привез ее сюда. Ты знаешь, какие чувства она вызывает в тебе, да и во всех остальных — маленький беспризорный ребенок, который пытается снискать расположение окружающих, надеясь, что ему позволят остаться. Совершенно естественно, что все начинают суетиться вокруг нее. Потом, когда я увидел, что это ей нравится, у меня появились кое-какие мысли. Джонатан обрушил на нее тонны нежной заботы, и я подумал… что ж, наверное, ты догадываешься, о чем я подумал.

— О да.

— Заметь, что я испытывал к ней искреннее расположение. Я хочу сказать…

Оказалось, что ему довольно трудно передать свои ощущения. Девятнадцать лет они с Джорджиной прожили под одной крышей и очень хорошо знали и понимали друг друга. Джорджина догадалась, что он хотел выразить.

— Ты подумал, что дядя Джонатан поможет тебе начать собственное дело и скажет: «Благословляю вас, дети мои».

— Что-то вроде этого. Понимаешь, я не спешил. Я подыскивал небольшое, прибыльное дело и думал, что постепенно Джонатан привыкнет к мысли, что я люблю Мирри. А потом произошли все эти события. Только минуту назад все шло по продуманному сценарию, а в следующее мгновение все радикально переменилось, и уже никто ничего не знал наверняка. Мирри рассказала мне, что Джонатан составил новое завещание. Она передала мне его слова, что он относится к ней, как к своей дочери. Я не собирался ничего обсуждать с ней в эту минуту, но разговор наш потек по этому руслу. Она думала, что скоро у нее будет куча денег, и хотела помочь мне, поделиться со мной. Я сказал, что так делать нельзя, и… ну, ты, наверное, представляешь, как развивалась наша беседа. Вероятно, я потерял голову… вполне вероятно, что я не очень старался не терять ее… и не успели мы разобраться том, что с нами происходит, как уже завели разговор о квартирке над гаражом. Я собирался приобрести ее. Тетя Элеонор оставила мне две тысячи фунтов…

— О Джонни! — воскликнула Джорджина.

Он поднял глаза, по лицу его скользнула усмешка.

— Знаю, знаю. Джонатан мертв, Мирри — наследница, и не прошло двадцати четырех часов после его смерти, а я уговариваю ее… Все верно, именно так это и выглядит.

— Ты прав.

— Так уж случилось, — сказал он. — Знаешь, как бывает. Возникли благоприятные обстоятельства, и ты просто воспользовался ими.