Мисс Силвер негромко кашлянула:

— Он вырвал страницу из альбома и вынул из конверта записи Джонатана. Объясните мне, зачем он оставил пустой конверт в альбоме, в том месте, где была вырвана страница?

Мистер Модсли прибыл в Лондон ночным поездом из Эдинбурга и позавтракал у себя дома. В половине одиннадцатого утра он уже появился в Филд-Энде. Это был человек лет шестидесяти с приятным голосом и столь же приятными манерами. У него были правильные черты лица, и если он и набрал за последние два года пару лишних килограммов, то легко переносил избыточный вес. После короткого разговора со старшим инспектором Эбботом, во время которого ему сообщили основные факты уголовного дела, он предложил вскрыть завещание и ознакомить с его содержанием заинтересованных лиц.

Все собрались в кабинете. С миссис Фэбиан и Джорджиной мистер Модсли держался как со старыми знакомыми. Джонни Фэбиана и Энтони Хеллама он знал с детства. С Мирри Филд и мисс Силвер он раньше не встречался. Мирри вошла, держа за руку Джонни, широко раскрыв испуганные глаза, она напоминала котенка, оказавшегося в непривычной для него обстановке. Когда все поздоровались с мистером Модсли, а он выразил свое соболезнование, Мирри осталась стоять рядом с Джонни, не выпуская его руки. Мистер Модсли начал свою речь приличествующим случаю образом: «Нет нужды говорить, как я был поражен, услышав эту новость» — и добавил еще несколько слов, после чего отошел к письменному столу и сел. Когда все разместились, он заговорил:

— Передо мной завещание мистера Филда, и я являюсь его доверенным лицом. При сложившихся обстоятельствах, я думаю, лучше всего ознакомить вас с его волеизъявлением.

Он говорил серьезным, официальным тоном. Взгляд его скользил по лицам присутствующих. Стулья были расставлены полукругом. Около письменного стола сидел Фрэнк Эббот, справа, вдали от него, на низеньком стуле — мисс Мод Силвер; затем — Мирри Филд и Джонни Фэбиан, их стулья были тесно придвинуты друг к другу, а ее рука все еще покоилась на рукаве его пиджака. На ней, как и накануне, были белый шерстяной свитер и серая юбка. Рядом с ней сидел Энтони Хеллам, с застывшим и довольно мрачным выражением лица, а затем Джорджина, бледная как смерть.

Миссис Фэбиан предоставили большое удобное кресло Джонатана Филда, но у нее был такой вид, будто под ней был жесткий деревянный стул. Она сидела, выпрямив спину, в черном жакете и юбке, обычной одежде для похорон, крепко сцепив на коленях руки. Она не должна, не должна позволять себе думать о том, оставил ли ей Джонатан какие-то деньги. Ее, правда, попросили прийти и присутствовать при чтении завещания, но, возможно, все это только потому, что она много лет живет в этом доме и воспитала Джорджину. Мизерная сумма — вот все, на что можно рассчитывать. Этих денег хватит, чтобы покрыть расходы на переезд, скажем, десять — двадцать фунтов. Но нет, не следует надеяться даже на такую сумму, ей надо следить за выражением лица, чтобы ничем не выдать своего разочарования. Дорогая мамочка воспитала ее в твердом убеждении, что настоящая леди не демонстрирует на публике свои чувства. Она, в свою очередь, сделала все от нее зависящее, чтобы точно так же воспитать Джорджину, и посмотрите, как прекрасно она держится сейчас: какое самообладание, какое искреннее участие к другим. Вот только выглядит она очень бледной и натянута как струна, это нехорошо. Джорджина очень любила Джонатана, ей будет не хватать его. Возможно, они с Энтони… Эта мысль доставила миссис Фэбиан легкое щекочущее удовольствие.

Мистер Модсли продолжал:

— Капитан Хеллам также является душеприказчиком. С его разрешения я познакомлю вас с суммарным отчетом об основных завещательных отказах. Мистер и миссис Стоукс получат по двадцать фунтов за каждый год службы, такое же распоряжение относится к садовнику Джону Андерсону. Завещательный отказ в размере пяти тысяч фунтов Энтони Хелламу. Миссис Фэбиан — пожизненно четыреста фунтов в год. Все остальное имущество оставлено в наследство мисс Джорджине Грей, опекунами которой являемся мы с капитаном Энтони Хелламом.

Легкий румянец появился на лице Джорджины. Она не смотрела на Энтони, поэтому не видела, как его лицо покрылось мертвенной бледностью. И мистеру Модсли, и Фрэнку Эбботу было ясно, что все услышанное явилось для него полной неожиданностью, он был поражен.

Но не он один. Мирри Филд обратила возмущенный взор на мистера Модсли. Когда она заговорила, ее голос дрожал, как у обиженного ребенка:

— Ничего не понимаю. Это не то завещание, которое дядя Джонатан сделал, когда поехал в понедельник в город… этого не может быть.

— Да, мисс Филд, это не то завещание. Это завещание мистер Филд подписал два года назад.

— Но он сделал другое… он сделал его! Он сказал мне, что сделал! — Она недоверчиво смотрела на мистера Модсли, вцепившись пальцами в руку Джонни.

— Да, мистер Филд составил другое завещание, — подтвердил мистер Модсли, — но позднее уничтожил его.

— Дядя не мог этого сделать!

— Очень жаль, но вам придется признать этот факт, видимо, он говорил вам, что по тому завещанию ваше будущее будет обеспечено.

— О, он написал, написал новое завещание! Он говорил мне, что я ему, как родная дочь! Он говорил, что хочет, чтобы все знали, как он ко мне относится!

Мистер Модсли приехал в Филд-Энд с очень сильным предубеждением против мисс Мирри Филд. Он не думал, что она так молода. И как ни странно, сейчас ощущал некое чувство сожаления — судьба сыграла с ней злую шутку. Если бы Джонатан Филд не сжег свое новое завещание о того, как его убили, она сейчас занимала бы место Джорджины. Если бы Джонатан не умер, то составил бы, как и собирался, новое завещание, в котором, несомненно, щедро обеспечил бы ее будущее. По этому завещанию ей не полагалось ничего. Два года назад, когда составляли завещание, которое он только что прочитал, Джонатан и не подозревал о ее существовании. Мистер Модсли заговорил менее официально:

— Ваш дядя звонил мне во вторник вечером. Он пришел к выводу, что слишком далеко зашел в своем новом завещании. Он не считал справедливыми сделанные им распоряжения и сказал мне, что разорвал это завещание и сжег его. После моего возвращения из Шотландии он намеревался составить другое завещание, которое обеспечило бы вас без ущерба для остальных.

— И я не получу ничего?

— По этому завещанию — нет.

Мирри выпустила руку Джонни и встала. Подойдя на несколько шагов к столу, она сказала:

— Во всем виновата Джорджина. Она вышла из гостиной, пришла сюда и заставила его сжечь завещание. Она не имеет права так поступать со мной… не имеет права! И это после того, как он сказал, что относится ко мне, как к дочери! Она не имеет права поступать так! — Это было душераздирающее зрелище: руки прижаты к груди, в лице ни кровинки, глаза полны слез.

Джорджина встала и подошла к ней:

— Мирри… не надо!

Но Мирри отшатнулась от нее:

— Ты хочешь выгнать меня отсюда! Дядя хотел позаботиться обо мне, а ты отговорила его!

— Мирри… ты не должна говорить так… это неправда… поверь мне. Я сказала ему, что у меня нет никаких возражений относительно денег, я только хотела, чтобы он больше не сердился на меня, этого я не могла вынести. Я не думала, что он сожжет свое завещание. Но он поступил так!

Их следовало бы оставить одних. В присутствии посторонних все это выглядело представлением, разыгранным перед публикой. Отвернувшись от нее, Мирри сказала:

— Может, это не он сжег его. Может, это сделала ты.

Мистер Модсли вмешался в их разговор:

— Мистер Филд позвонил мне и сообщил, что он сжег новое завещание.

Мирри набросилась на него:

— Вы на ее стороне! Вы подыгрываете ей! Все вы! Вы хотите отослать меня назад, к дяде Альберту и тете Грейс, в этот ужасный приют! Но я не поеду… не поеду… не поеду! — Она уже перешла на крик и, повторяя слова «не поеду», каждый раз топала ногой, как капризный ребенок.