Когда Джорджина Грей вышла из комнаты и ее место заняла Мирри Филд, Фрэнка Эббота поразило, как не похожи друг на друга эти девушки. Старшая была спокойна и держала себя в руках, младшая, явившаяся с растрепанными волосами и опухшим от слез лицом, привнесла с собой атмосферу эмоциональной неуравновешенности. Она, как говорится, выплакала все глаза. Как и на Джорджине, на ней был белый шерстяной свитер и серая твидовая юбка. В руке она держала скомканный носовой платок, и, подойдя к креслу у письменного стола, она села, вытерла глаза и по-детски шмыгнула носом. Фрэнк заметил, что разговаривает с ней, как с ребенком.
— Я постараюсь не задерживать вас больше необходимого времени. Мне хотелось только обсудить с вами ваши показания и проверить, не можете ли вы что-то добавить к ним.
Мирри смотрела на него широко открытыми глазами. Ее губы дрожали, дрожал нежный маленький подбородок.
— Как все это ужасно… — с отчаянием произнесла она тоненьким голоском. — Он был таким добрым…
Фрэнк взял со стола ее показания и прочитал их вслух. Они были настолько скудны, что в них практически не было никакой информации. Обедали все вместе в столовой, а потом перешли в гостиную. Дядя Джонатан тоже пошел. Он выпил свой кофе, а потом ушел, и она его больше не видела. Когда все разошлись, она пошла к себе и легла спать. Проснулась только после того, как в доме началась суматоха, к ней вошла Джорджина и сказала, что дядя Джонатан умер. Раза два, пока он читал ее показания, Мирри прерывала его сдержанными вздохами и всхлипываниями. Когда он закончил, она снова прижала платок к глазам.
Фрэнк положил лист бумаги на стол и обратился к ней:
— Мистер Филд уезжал на сутки?
— Он уехал в понедельник утром.
— Вы знали, что он поехал повидаться со своим нотариусом?
— Он сказал… он сказал так.
— Он объяснил вам причину?
Рука с зажатым платком упала на колени.
— Он сказал, что хотел… обеспечить меня. — Тут она не сдержала рыданий. — Он был таким добрым.
— Он говорил вам, что собирается изменить свое завещание и что фактически едет в Лондон с этой целью?
Ее глаза наполнились слезами.
— Да, сказал.
— Так, далее. Когда он возвратился домой во вторник вечером, вы поджидали его внизу, в холле.
— О… откуда вы знаете?
Он холодно улыбнулся ей:
— Разве это такая страшная тайна? Холл, можно сказать, довольно оживленное место.
У нее был слегка испуганный вид.
— Кто-нибудь видел меня?
— Вас видели.
— Просто я была очень рада, что он вернулся. Я пораньше переоделась к обеду.
Фрэнк опять улыбнулся:
— Что ж, в этом нет ничего предосудительного. Думаю, он был рад увидеть вас.
— О да, очень!
— Мне хотелось бы главным образом узнать, — объяснил Фрэнк, — говорил ли вам мистер Филд, зачем он ездил к мистеру Модсли.
Мирри слегка покраснела:
— Да, говорил. Я сказала, что, надеюсь, он уладил все эти противные дела и ему не надо больше уезжать. А он ответил, что для меня в этом деле нет ничего противного и что все подписано в присутствии двух помощниц мистера Модсли, так что больше не о чем беспокоиться.
— Он говорил о своем завещании?
Мирри посмотрела на него с детским простодушием:
— Да.
Она знала, подумал Фрэнк Эббот, что он исключил из завещания Джорджину и вставил ее. Интересно, возникло ли позднее у Джонатана желание внести какие-то поправки в это завещание и кто уничтожил его: он сам или кто-то другой. Неизвестно, уничтожено ли оно вообще Конечно, у Джорджины была причина сжечь его. У Мирри, напротив, не было никаких мотивов. Интересно, знает ли Мирри, что завещание, возможно, уничтожено. Интересно, говорила ли Джорджина правду, потому что если она лгала… если это не так…
Мирри снова приложила платок к глазам.
— Он был ужасно добр ко мне, — сказала она приглушенным голосом. — Просто не верится, что такое могло случиться.
После этих слов Фрэнк отпустил ее и пригласил к себе миссис Фэбиан, которая изложила события последних двух дней в характерной для нее манере с множеством ненужных деталей. Ее рассказ был чрезвычайно содержателен, но очень трудно было увязать ее информацию со смертью Джонатана Филда. Фрэнку пришлось, например, попутно выслушать пространные рассказы о детстве Джорджины, а также многочисленные экскурсы относительно личных вкусов и привычек дорогого Джонатана. Фрэнк слушал ее, не перебивая, потому что всегда надеялся на удачу: нежданно-негаданно найти в плевелах пшеничные зерна. Но когда она пустилась в воспоминания о школьных годах Джонни, Фрэнк почувствовал, что пора закруглять их затянувшуюся беседу.
Ни Энтони, ни Джонни Фэбиан не добавили ничего нового к своим прежним показаниям. Они поднялись наверх вместе со всеми и больше вниз не спускались. Энтони спал, пока его не разбудила Джорджина, а Джонни — пока его не поднял Энтони.
Важное свидетельство было получено от Стоукса. В десять часов он заходил в кабинет: принес поднос с напитками. Он поставил его на маленький восьмиугольный столик рядом с кожаным креслом, в котором обычно сидел мистер Филд. В тот момент оно было свободно, поскольку мистер Филд склонился над полками книжного шкафа в другом конце комнаты. Он наклонился очень низко, как будто что-то разглядывал на одной из нижних полок. Когда Стоукса спросили, на какой именно, он указал на ту, откуда был взят один из альбомов с отпечатками пальцев. Стоукс был абсолютно уверен, что в тот момент оба альбома стояли на месте.
На следующий свой вопрос Фрэнк получил весьма важный ответ.
— Вы разжигали камин, когда находились здесь?
— Я хотел сделать это, но мистер Филд остановил меня. Он велел мне не трогать камин и сказал, что позднее сам займется им.
— Было в этом что-то необычное?
— Да, сэр.
— Объяснил вам мистер Филд причину этого?
— Пожалуй, да, сэр. Он сказал, что сжег кое-какие бумаги, и не хотел засорять каминную решетку, пока они не сгорели.
Итак, Джонатан действительно что-то сжег сам. Фрэнк продолжал допрос.
— Посмотрите на эту решетку сейчас, Стоукс. Изменилось ли что-нибудь по сравнению с тем, что вы видели вчера в десять вечера?
— Туда положили еще одно полено — вон то, справа, с сучками. Оно лежало сверху в корзине с дровами. Сам я не стал бы класть это полено, потому что огонь горел слабо, а сучки, можно сказать, коварная штука, горят плохо. Нет, я наметил положить 6 огонь вон то, небольшое, оно сейчас лежит сверху, прекрасное сухое полено, с ним пламя быстро бы разгорелось.
— Вижу, вы человек опытный. Я сам неплохо разжигаю огонь в камине и вполне согласен с вами. А теперь отложим в сторону дрова, поговорим о бумагах, которые сжег мистер Филд. Как, по-вашему, сжег он в камине еще что-то после того, как вы видели сгоревшие бумаги на каминной решетке вчера вечером? Как камин выглядит сейчас?
Стоукс был симпатичным человеком невысокого роста, с румяным обветренным лицом и очень густыми седыми волосами, которые он стриг немного длиннее, чем это принято у молодежи. Он ответил тихим приятным голосом:
— Трудно сказать, сэр, но, по-моему, в основном все так, как было… Немного больше углей, но это неудивительно.
Фрэнк вспомнил, что завещание обычно прикрывают несколькими листами очень плотной мелованной бумаги. Такую бумагу нелегко разорвать, и она плохо горит. Если Джонатан сжег завещание сам, когда в камине еще горел огонь, каминная решетка должна была выглядеть почти так же, как сейчас. Если Джорджина сожгла завещание, когда пришла сюда около часа ночи, ей, вероятно, пришлось подложить еще одно полено. Согласно показаниям Стоукса, использовали всего одно кривое сучковатое полено, которое почти на три четверти так и не сгорело, его вполне мог подложить сам Джонатан. Фрэнк нагнулся и осторожно приподнял его за сучок. Под ним оказался слой холодной золы. Там %е лежал довольно большой кусок все той же плотной бумаги. Он имел пару дюймов в длину и около дюйма в ширину, только концы его обуглились. На нем были ясно видны слова «вышеназванная Мириам Филд». Фрэнк не мог представить другого документа, кроме завещания, где встречалась бы такая фраза, и, поскольку имя Мирри могло появиться только в завещании покойного Джонатана, это подтверждало показания Джорджины, что именно это завещание было сожжено, оставив нерешенным вопрос, кто сжег его. Если, как говорила Джорджина, это сделал сам Джонатан, наличие сучковатого полена принималось в расчет. Комната быстро теряла тепло, и, судя по всему, Джонатан не собирался немедленно ложиться спать, если около десяти часов альбом, найденный впоследствии на его столе, согласно показаниям Стоукса, который принес поднос с напитками, все еще стоял на книжной полке. Если Джонатан намеревался еще посидеть у себя в кабинете, он, естественно, запретил Стоуксу прикасаться к огню, чтобы в доме не возникло ненужных разговоров о сожженном завещании, фрагменты которого, возможно, они сейчас и нашли. А как только дворецкий вышел, Джонатан, вероятно, сам подложил в огонь полено.
