— Я вас слушаю.

Перл положила ногу на ногу, но, поймав невольный взгляд Моррисона, спрятала ноги под стул.

— Я почти тут же поднялась за ним. Он прошел из спальни мистера Энджелла в мою. Он расшвырял все кругом, как будто хотел… все разрушить… должно быть, в этот момент вернулся Уилфред. Я не слыхала, я пыталась позвонить в полицию, и тогда Годфри — Годфри Браун — оттащил меня от телефона. Наверное, у меня… у меня на руках и плечах остались синяки…

— Понятно. А… а где все это время был револьвер?

— Мне кажется, он положил его на туалетный столик. Я точно не помню. — Она откашлялась и бесстрашно продолжала. — Помню только, что мы находились в моей комнате и я слышала, как Уилфред поднимается по лестнице. Я была в ужасе от того, что могло произойти. Браун ворвался в ванную, но он тоже, наверное, услыхал шаги мужа, потому что выбежал оттуда и бросился в спальню, и я побежала за ним и увидела, что он держит револьвер и угрожает Уилфреду, а тот прижался спиной к двери. И тогда муж сказал: «Я позвоню в полицию, Браун. Не пытайтесь меня остановить». В ответ Браун расхохотался и сказал: «Посмей только, и я опробую на тебе эту старую штуковину». Тут я снова бросилась к телефону, и Годфри повернулся схватить меня, и Уилфред тоже вмешался и каким-то образом завладел револьвером. Не успела я опомниться, как он уже отступал к двери и говорил: «Не приближайтесь ко мне, предупреждаю, не приближайтесь ко мне». Браун все еще хохотал и сказал или, вернее, закричал: «Эта штука никуда не годится! Я снял его со стены у Флоры». То есть у леди Воспер. «Но я тебе отплачу!» И тогда он сделал несколько шагов, и раздался страшный взрыв, и Браун упал на пол…

Все это было правдой. Страшный взрыв и Годфри, истекающий кровью на полу. Ужас, кошмар, мне пришлось коснуться его руки. Я испачкала кровью каблук, и мне пришлось ее смывать: липкая, непохожая на кровь, словно жидкое варенье. И Уилфред, без сознания упавший на кровать; и мертвое — ладное, юное тело Годфри с разбросанными руками и ногами, со страшной раной на шее, из которой течет кровь; и огромный револьвер, отливающий синим блеском. Только я, только я одна, способная мыслить, только я одна, способная думать, рассуждать, изворачиваться, искать спасения. Может, это возмездие, ведь это я всему виной…

— Когда это случилось, миссис Энджелл?

— Когда?.. Не помню. Наверное, около половины седьмого. Который сейчас час?

— Семь часов двадцать минут, только семь часов двадцать минут. Значит, с того момента прошло минут пятьдесят пять?

— Наверное. Не имею представления. Сколько вы уже здесь?

— Сейчас посчитаем. Тридцать пять минут. Вы позвонили в Скотланд-Ярд в шесть двадцать пять. Патрульная машина прибыла сюда в шесть тридцать, а я приехал без четверти семь.

Перл отвела от лица волосы.

— Да. Наверное, вы правы. К чему это?

— Всегда необходимо по возможности точно установить время. — На его длинном лице появилась некоторая озабоченность. — По расчетам нашего хирурга, осмотревшего тело в семь часов, смерть наступила примерно за час до того.

— Это важно?

— Да, миссис Энджелл, весьма важно.

Перл видела ловушку, но не могла ее избежать. Первые минуты, прошедшие в оцепенении страха. Глубокий мрак одинокой души. Затем внезапный переход к действию, словно у ожившего робота. Привести Уилфреда в некое подобие сознания, убрать в спальне, уничтожить одни улики и создать другие. «Одно и то же, Уилфред, очнись, мы должны говорить одно и то же». — «Меня за это посадят, в тюрьму, на несколько лет. У меня даже нет разрешения на оружие». — «Нет разрешения, значит, никто не знает о его существовании?» Безумный кошмар, когда она прижимала к револьверу пальцы Годфри, стараясь не оставить на нем своих отпечатков, намеренный разгром в спальне Уилфреда…

— Я позвонила вам, инспектор, как только смогла, но точно не знаю, сколько прошло времени. Когда… когда я увидела кровь, мне стало плохо. Я добралась до своей комнаты. Кажется, я искала воду, я не знала, жив ли Уилфред, но я лежала на полу и не могла двинуться. Должно быть, я потеряла сознание. — Она опять вздрогнула. Тут дрожь была уместной.

— Когда я очнулась, то в первую очередь подумала об Уилфреде, вернулась в его комнату и нашла его лежащим поперек кровати. Я подумала, уж не мертв ли он, но он дышал, он даже как будто признал меня, и я положила его голову на подушку, а ноги подняла…

— А где в тот момент находился револьвер?

— Там, где вы его нашли… там, где его нашла полиция.

— Вы к нему совсем не прикасались?

— Нет. (Я вытерла его начисто, а потом надела перчатки. Так что отпечатков не должно…)

— И когда же вы позвонили?

— Как только удостоверилась, что Уилфред жив, я тут же бросилась к телефону, но он застонал, я вернулась обратно и пробыла около него три-четыре минуты. Потом набрала номер 999. Потом села у телефона и ждала, пока полицейский не позвонил в дверь…

Моррисон кивнул и записал что-то в блокноте. Все выглядело ясным и достоверным. И все-таки, когда жена хорошенькая блондинка и у нее такой испуганный, встревоженный, взбудораженный вид… И еще он испытывал некоторое сомнение от того, что, несмотря на убедительность ее показаний, ее повторный рассказ уж слишком точно соответствовал первому.

— Не делал ли Браун когда-либо попыток напасть на вас, миссис Энджелл?

— На меня? — она широко открыла ясные глаза, на которых почти высохли слезы. — Нет, он не был таким испорченным. За исключением того случая, о котором я упоминала, — когда он оттолкнул меня от двери и не дал подойти к телефону.

— Не был ли он и прежде груб с вами — например, в той усадьбе, где напал на вашего мужа?

— Нет. Прежде никогда.

— И ни разу у него не возникло в отношении вас определенных намерений? — он смотрел ей прямо в глаза, и она не опустила взгляда.

— О, нет. Ни в коем случае. Он приходил к мужу, не ко мне. Он сердился на меня, лишь когда я ему мешала.

Моррисон закрыл блокнот и надел на него резинку. Браун, по-видимому, был слеп, подумал он.

— Вы случайно не знаете его настоящего адреса?

— Брауна? С тех пор, как умерла леди Воспер, нет. Но, кажется, он работал у человека по имени Дэвис. Дэвис был его тренером или менеджером — что-то в этом роде: он устраивал для него матчи.

— Вы знаете адрес Дэвиса?

— Это где-то на Шафтсбери-авеню. Возможно, Уилфред знает.

— Есть ли у Брауна родственники в Лондоне?

— Я, право, не знаю, инспектор. Мы не были близко знакомы. Вы понимаете, с чьим-то шофером близко не знакомятся. Можно только сожалеть о том, что мы вообще встретились.

— Совершенно справедливо. Вы не припомните, когда впервые познакомились с ним?

— В марте исполнился год.

— До замужества или после?

— До. Я познакомилась с моим мужем примерно в то же время.

— Как вы познакомились с Брауном?

— Я познакомилась с леди Воспер через мистера Энджелла, а Браун был ее шофером. Я вам уже говорила. Так вот, мы как-то пошли с друзьями на танцы. Это был небольшой вечер, какой устраивают после тенниса, и там оказался Браун. Все были на дружеской ноге, и он пригласил меня танцевать, я с ним танцевала, и он предложил подвезти меня домой на машине леди Воспер.

— Вы согласились?

Она заколебалась, чуть не допустив оплошности, но потом сказала:

— Нас было много, и так было удобней. Он довез меня до дома и все.

— Значит, вы были с ним в достаточно дружеских отношениях?

— В какой-то степени, да.

— Достаточных для того, чтобы с ним танцевать?

— Пожалуй. Он меня пригласил. Было бы снобизмом ему отказать.

— Но вы не отклонили его приглашение?

— Оно меня несколько удивило. Но в этом не было ничего плохого.

— Он не держался тогда с вами… слишком фамильярно?

— Ни в коем случае. При жизни леди Воспер он казался совершенно нормальным во всех отношениях.

— Это была ваша единственная встреча с ним, помимо встреч в присутствии вашего мужа?