— Знаешь, Аня, — откровенно сказал ей Николай, — я, может быть, и женился бы на ней. Она, Шура, совсем не плохой человек. Всё придумала мачеха, спланировала, её подучивала. Я, конечно, её не любил, но жалко было. Удочерил бы ребёнка. Да только к этому времени я уже тебя увидел, уже говорил с тобой. Я ведь долго к тебе не подходил, всё издалека смотрел. Не был уверен, приятен ли тебе. Но для себя знал, что жениться хочу только на тебе.

Николай пошёл к мачехе и Шуре, говорил с ними. Отец, Никита Дмитриевич, стал на его сторону, приструнил своих домочадцев. Аня вздохнула с облегчением, думая, что на этом неприятная история закончилась. Но не тут-то было! Один из двух младших единокровных братьев Николая — общих сыновей мачехи и Никиты Дмитриевича, — Юрий, учился как раз в их ремесленном училище. Уже тогда славился, как отпетый, неуправляемый хулиган. (Он и в самом деле плохо кончил: спился, много раз попадал за хулиганства на 15 суток ареста, и умер пьяный, под забором — замёрз в зимнюю стужу). Так вот, этот подросток Юрка стал по всему училищу разносить грязные сплетни об Ане. Она не сразу об этом узнала. Но стала замечать, что девушки, её воспитанницы, шепчутся, с сочувствием посматривая на неё. А одна даже подошла, сказала:

— Анна Александровна, вы не думайте, мы не верим этому дураку!

Преподаватели смотрели на неё тоже по-особенному: кто доброжелательно, кто просто с любопытством. Были и такие, в чьих взглядах сквозило осуждение. Когда одна пожилая учительница сказала ей:

— Вы, Анечка, поговорите с Поляковым, пусть он уймёт своего брата, — Аня даже не поверила.

Но вскоре и сама услышала. Шла на перемене по коридору, а высокий худой мальчишка говорил громко группе таких же парней:

— Я эту падлу Аньку зарежу! Увела Кольку от моей сеструхи двоюродной! Думает, раз больно учёная, всё ей можно! Убью!

Голос у него был нарочито хриплый, уркаганский.

Аня остановилась напротив, посмотрела на него в упор. Юрка только сейчас её увидел, съёжился, но ещё попытался хорохориться. И всё же не выдержал резкого, гневного взгляда тёмных глаз молодой женщины, забормотал что-то неразборчиво и зло, развернулся и убежал.

А Николай в это время опять уехал в вербовочную командировку. Тогда Аня решила сама за себя постоять. Оделась красиво, элегантно, чтоб видели — вот она какая! — и пошла к Поляковым. Никита Дмитриевич был на работе, дома оказались мачеха, Шура, Илья и его жена Мария, их трёхлетняя дочь Лиля. В кроватке лежал младенец: кудрявый, белокурый, голубоглазый, румяный, полненький — ну прямо ангелок! У неё на миг остановилось сердце: подумала, что это дочь Шуры. Но нет, это был младший сынишка Ильи, шестимесячный Алька. Той девочки почему-то не было — возможно, её увезли в деревню к Шуриным родителям.

У Ани кружилась голова от волнения, всё перед ней плыло, как в тумане. Но она взяла себя в руки, заговорила. О приходе к ней Шуры, о странном предложении взять ребёнка. Об угрозах Юрия:

— Как можно обзывать человека гадкими словами, совсем его не зная! Да и сам ли мальчик до этого додумался? Не здесь ли его настраивают против собственного брата и жены брата?

Шура молчала. Было видно, что чувствует она себя неловко, что сама не рада всей этой истории. Илья и Мария тоже помалкивали, стоя в стороне. Мачеха кричала:

— Но он же жил с ней!

— Николай этого не отрицает, — отвечала Аня. — Но ребёнка своим не признаёт.

— Его ребёнок! Его! — кричала мачеха.

— А он не признаёт! — повторяла Аня, как в бреду.

В это время Шура, со сдавленным всхлипом, повернулась и выбежала из комнаты. Пока она была здесь, Аня чувствовала себя немного неловко. Всё-таки с этой молодой женщиной у Николая были близкие отношения. Он оставил Шуру, чтобы уйти к ней, Анне… И, что от себя-то таить: совсем малюсенькое, но было у неё сомнение — а вдруг ребёнок всё-таки от Николая… Но когда Аня осталась один на один с мачехой, неловкость исчезла. Только холодная неприязнь к этой женщине. Она гордо вскинула голову, сказала строго:

— Что же вы портите жизнь сыну? Пусть и не родному, но вы его воспитывали с детства… Я его жена, вот — положила руку себе на живот, — его ребёнок! Хотите разрушить его семью? А ведь он никогда мне о вас плохого слова не сказал! Стыдно! Пожилая женщина, а занимаетесь интригами…

Повернулась, и пошла прочь, чувствуя, как горит от возбуждения лицо. Илья пошёл её провожать. По дороге, поглядывая искоса с интересом, утешал:

— На мать не обращай внимание. Как бы она ни кричала, а Коля с Шурой жить не будет.

— Да она и сама это знает, говорила мне, — отвечала Аня. — Она хочет отдать нам ребёнка!

— Глупости! — засмеялся Илья. — Сама пусть растит. Я точно скажу — это не Колин ребёнок. Насчёт Юрки тоже не беспокойся — мы с батей его прикрутим.

…Где-то через год Илья и Мария пригласили молодых Поляковых к себе в гости на праздник. Аня и Николай пришли. Оказалось, что там была и Шура со своим мужем: она вышла замуж за деревенского жителя, по профессии печника. Сидели все за одним столом, печник подвыпил, обнимал бесцеремонно Шуру за плечи, она стеснялась, отстранялась… Потом Шура родила от него девочку, но вскоре с ним разошлась.

Аню и Шуру жизнь ещё один раз свела — через несколько лет, когда Аня уже работала учительницей младших классов в одной из школ района ХТЗ. В конце августа, перед началом учебного года, она проводила родительское собрание. Ещё никого не знала, поскольку только что выпустила четвероклассников и должна была начать обучать 1-й класс. Родители её будущих учеников ещё собирались в классе, она вышла в учительскую. Возвращаясь, увидела, что по коридору идёт Шура и сворачивает к её классу. К двери подошли одновременно. Аня спросила:

— Шура, вы, наверное, ошиблись?

Та ответила:

— Нет, мне сюда.

— Ко мне в класс? А кто здесь у вас?

— Дочь.

— А как фамилия?

— Вера Окаёмова.

— Да, — сказала Аня. — Есть у меня в списках такая ученица. Так заходите!

Вера Окаёмова, прилежная и послушная девочка, проучилась у Ани четыре года. Учительнице необходимо было лично знать, в каких условиях живут её ученики. Аня навестила все семьи своих ребят ещё в первый год обучения. Многие из них жили в одном многоэтажном коммунальном доме. Там же была и комната Шуры. Не зайти к ней было неловко: всё равно узнает, что учительница приходила к другим детям. Аня зашла, хотя не очень ей этого хотелось. Комната оказалась чистой, уютной. Обстановка, правда, бедная, но Шура постаралась украсить своё жилище самодельной вышивкой, салфеточками. Аня сказала ей одобрительно:

— Хорошо у вас, для ребёнка есть все условия заниматься.

Дома были обе девочки: и Вера, Анина ученица, и старшая её сестра — та самая… Аня, как ни старалась сдержаться, всё-таки незаметно разглядывала девочку. Нет, совершенно не похожа на Николая — ни одной черты!

Шура вышла проводить учительницу в длинный общий коридор. Остановилась, сказала взволнованно:

— Анна Александровна, вы простите меня, сами знаете за что… Не я тогда это всё придумала, но всё равно виновата. И не от Николая у меня дочь, конечно…

Махнула рукой, повернулась и быстро ушла.

Потом они не раз ещё встречались в школе, на родительских собраниях, но уже не было между ними неловкости, недоговорённости…

Александра Окаёмова много лет трудилась на тракторном заводе, была одна из первых заводских ударниц коммунистического труда, её фото постоянно висело на Доске Почёта. Когда я, молодая журналистка, работала в заводской многотиражке «Темп», не раз встречалась с ней на слётах ветеранов, знатных людей завода, даже писала. Я, конечно, не подозревала о её связи с нашей семьёй, но она наверняка знала, что я — дочь Николая Полякова…

Аня знала, что, когда они от ФЗО ездили в колхоз «на зерно», Николай там надорвался, тягая мешки, потом болел. Она с подругами навещала его, но подробно не интересовалась, что же это за болезнь у него. Однако, когда они с Николаем уже открыто жили вместе, один из их друзей, тоже воспитатель Фёдор Рулько, словно бы из добрых чувств предостерёг её: