Больно кольнула в сердце мысль: а, может, когда посадил он на поезд мать, именно это было главным для него: смотрите, какой я доброжелательный, компанейский, оборотистый! Красовался перед собой и другими… Ведь не бывает так, чтоб человек резко менялся в разных обстоятельствах. Уже тогда в Лунёве было заложено то, что видит она сейчас. Она уверена, она точно знает: Вася Кочуков не стал бы другим. А ведь они с Александром ровесники, оба фронтовики, офицеры. А такие разные…
Беззвучные рыдания сотрясали Аню. От горького понимания того, как бы она сейчас могла любить Василия, и как это невозвратно, недоступно… Невозвратна её детская любовь к Петру Середе. А ведь она обидела этого тоже очень хорошего парня! Наверняка тогда, когда они случайно встретились в железнодорожном парке, в Бутурлиновке, он почувствовал и её разочарование, и её отчуждённость. Может, даже, и пренебрежение — что от себя-то скрывать. Господи, какая дурочка! Что с того, что парень невысок ростом? Ведь Петру рано пришлось идти работать, после седьмого класса. У старших братьев были уже свои семьи, а ему надо было кормить больную мать и себя. Работал грузчиком, таскал тяжести, вот и не вырос. Но в плечах был широк, силён. А главное — Аня словно вновь видит, — добрый, спокойный взгляд. И горечь в его голосе: «Ты интеллигентка, а я работяга, грузчик…»
«Интеллигентка»… Мостик воспоминаний перебросил Аню в военные годы. Володя Жага — вот он был настоящий интеллигент: образованный, воспитанный, тактичный, скромный… Однажды на их посиделки к Наде пришёл Отари — «Лимончик», — сказал: «Володи сегодня не будет, в штабе совещание на всю ночь». «А что, без него полковники и генералы не обойдутся?» — легкомысленно засмеялась Аня. Грузин слегка, краешком губ, улыбнулся: «Не обойдутся. Он главный специалист в одной важной области». Уточнять не стал, а девушки поняли, что расспрашивать не стоит. В тот вечер Отари ещё кое-что рассказал. Володя был настоящим боевым офицером. В одном бою он со своими солдатами первый форсировал реку, и потом, когда под сильным натиском фашистов основные силы отступили на другой берег, он и несколько бойцов остались, держали оборону полтора часа, пока наши вновь не подошли. Именно тогда Володя был тяжело ранен, а после госпиталя направлен служить уже в штаб. «Я уверен, его разыскивает высокая награда»… Аня вспоминала их встречи, разговоры, и вдруг поняла: именно он, Владимир Жага, любил её так, как никто другой — сильно, нежно, преданно. Так и не поцеловал, только за руку брал…
«Я думал, ты меня поцелуешь…» — из глубины своей памяти услышала она вновь голос Володи, в котором и просьба была, и надежда. Как она тогда ответила ему гордо — так ей казалось, что гордо. А ведь хотела и сама этого, хотела! Сейчас вдруг, когда уже ничего не вернуть, ей представилось, как откровение: тот поцелуй мог многое изменить. Прикосновение губ к губам дало бы их сердцам единый ритм, их души стали бы одним целым… И, быть может, зная, что его любят и ждут, Володя сильнее бы хотел выжить, был бы чуть осмотрительнее, осторожнее. И не погиб бы… Аня была совершенно уверена, что Владимир погиб, причём, вскоре после отъезда из Бутурлиновки! Иначе написал бы ей непременно, а потом и вернулся к ней… А так они даже не попрощались…
И не попрощались они… Погиб Володя, наверняка погиб, причём вскоре после отъезда из Бутурлиновки! Иначе написал бы ей непременно, а потом и вернулся к ней…
Какие рядом с ней, оказывается, ребята хорошие были! А она выбрала Сашку Лунёва. Да, красавец-лётчик, да, душа компании, воевал храбро, нравится всем кругом. Да вот только душа у него оказалась с гнильцой. Встретится ли ей в жизни такой человек, как те, кого она потеряла?..
…В минуты подобной Аниной меланхолии и уединения, учителя и воспитанники проявляли чуткость — не трогали её, оставляли побыть наедине. Жалели молодую учительницу, зная, что она ушла от мужа, переживает личную трагедию.
Однажды, когда ученицы ушли на практику на завод, Аня зашла в свою комнату. У неё как раз было вот такое состояние, и все действия она делала механически, заторможено. Включила электрическую плитку, чтобы что-то приготовить. А спираль перегорела. Забыв выключить печку из сети, Аня взяла два конца спирали и соединила их… Ударом её отбросило в другой конец комнаты. Она страшно закричала, затрясла руками, упала на пол. От этого удара спирали выпали из рук.
Аня была в комнате одна. Лицо её покрылось красными и синими пятнами. Она никак не могла прийти в себя. Понимала, что только что была на волосок от смерти. И в этом состоянии транса сами собой пришли к ней воспоминания о том, как несколько раз за свою жизнь она оказывалась вот так — на грани смерти…
В двенадцать лет она тонула. Тогда они только переехали с «Довгой» улицы. От нового места, рядом с вокзалом, недалеко была и речка Осередь. В один летний день Аня и три её подружки-ровесницы пошли поплавать, поплескаться в реке. К ним присоединилась девочка постарше, лет пятнадцати. Она служила у одних людей нянькой, с ней был её подопечный младенец. Нянька посадила ребёнка в траву на бережке, и все побежали в воду.
Ещё по пути Аня говорила девочкам, что она плавать не умеет. Это были её новые подружки, с которыми она недавно познакомилась, уже на новом месте. Они все ещё друг друга плохо знали. И, как выяснилось потом, девочки Ане не поверили, решили, что она шутит. Когда уже разыгрались в воде, они вдруг схватили её за руки и потянули со смехом на глубину. Когда Аня первый раз нырнула с головой, закричав, — смеялись. Второй раз — тоже. Но когда она и третий раз, на миг появившись, ушла под воду, поняли, что она и в самом деле тонет, испугались.
Нянька с ними не была: слегка окунувшись, она вернулась на берег к младенцу. Она всё видела и первая поняла, что происходит. Бросилась в воду, нырнула, поймала Аню уже под водой, потянула к берегу. Девочки, опомнившись, стали ей помогать. Аня была без сознания. Подбежали взрослые люди, стали её откачивать. Откачали. «Почему же ты нам не сказала, что не плаваешь?» — плакали её подружки. «Да я же говорила!» «А ты говорила и улыбалась…»
В шестнадцать лет Аню едва не задушила её лучшая подруга… С «Довгой» улицы переехали и соседи Волковых, на новом месте они тоже стали соседями. Там жила Анина подружка Зина. Однажды девушки пошли в летний кинотеатр в привокзальном сквере, на концерт приехавших артистов филармонии. Сидели, слушали. Рядом с Зиной сидел её знакомый парень. Зина уже вовсю кокетничала с ребятами, а Ане это было ещё не интересно.
Зина и её кавалер не столько слушали, сколько оживлённо разговаривали. Болтая и смеясь, Зина машинально закручивала платок в жгут. А потом, шутя, набросила этот жгут Ане на шею и продолжала дальше его закручивать, отвернувшись к парню… Никакой боли Аня не почувствовала — видимо, ей передавило сонную артерию. Только слышит она: музыка всё тиши, тише… И — ничего… В это время она без сознания упала Зине на колени. Та перепугалась, закричала, парень её — тоже, сбежались люди… И вновь слышит Аня — откуда-то издалека, тихо-тихо заиграла музыка. А потом всё громче, громче… Это она возвращалась с того света.
В войну, когда Аня уже приехала в Бутурлиновку, к ней пришла её школьная учительница Лидия Васильевна. Она и её, к тому времени уже покойный, муж Дмитрий Васильевич всегда вели параллельные классы. И если один болел — другой вёл уроки сразу на два класса. Тем более, что между классами имелась соединительная дверь — очень удобно. Аня училась у Дмитрия Васильевича, но и Лидию Васильевна хорошо знала. Теперь же они вместе работали в бутурлиновской школе, старая учительница уже часто прибалевала, и Аня её подменяла.
Лидия Васильевна собралась уезжать в другой город к замужней единственной дочери. Дом у неё был большой, богатый, обстановка очень хорошая. Кое-что она продала, но многое разобрали родственники и соседи. Аня помогала ей собираться, упаковывать вещи. Лидия Васильевна предложила: «Возьмите себе что-нибудь, Анечка. Вот эту вазочку, например». Но Аня отказалась взять очень красивую хрустальную вазу, постеснялась. А вот одна картина ей очень понравилась, в духе эпохи Возрождения: купающиеся в реке и нежащиеся на берегу полуобнажённые томные женщины. Лидия Васильевна с радостью дала ей эту картину, сказав, что она старинная, ещё её бабушки.
