— Федю буду учить, а тебя нет. Выйдешь замуж — вся учёба и все затраты на неё пойдут прахом. Или здесь учись, или работай.
А здесь, в Новохопёрске, имелся только педагогический техникум. Но в начале лета Аня и не думала об учёбе. Все мысли о Бутурлиновке. Так она соскучилась по родным местам, так хотела поехать туда — мочи нет! И сёстры там, Маруся с Галей, и подруги. Всё приставала к отцу — отпусти. А он не разрешал. Но в один день, когда немного выпил и был добрый, сказал:
— Ладно, поезжай, дам денег.
Радостная, Аня побежала к подруге Зое, которая была в курсе её переживаний. Та — на реке. Аня — бегом к Хопру, кричит с берега плавающей Зое:
— Еду в Бутурлиновку!
Прибежала домой, собираться, а её шатает. Сначала решила, что от радости и волнений. Но вечером уже лежала почти в бреду. Тиф…
Долгое время Аня находилась в полубессознательном состоянии, ничего не помнит. Болела месяца два. Понемногу начала приходить в себя, садиться в постели. Первый раз через много дней рискнула выйти во двор, в туалет. Туда дошла, а обратно — ослепла. Полная темнота! Испугалась, но кричать не стала — по забору добралась к дому. Пришёл доктор, успокоил: зрение вернётся. Так и случилось через время. Сильно лезли волосы, потому Аню коротко постригли. Почти налысо, только впереди, на лбу оставили чёлочку.
Как раз в это время пришли её навестить подружки Зина и Шура — они вместе учились, вместе собирались поступать в техникум. Они уже подали заявления — в педагогический. Стали уговаривать и Аню. Но она ещё была очень слаба, ходила шатаясь. Тогда девочки сами взяли её документы, отнесли в приёмную комиссию.
Сдавали экзамены: математику и русский диктант. Математику Аня сдала, как всегда, лучше всех, на пятёрку. А вот диктант, как ни старалась, написала плохо. Но учителя всё же решили принять её — математика выручила. Да и учли то, что девушка — после тяжёлой болезни.
Вот так Анна Волкова очутилась в педагогическом техникуме и избрала себе профессию — да и судьбу, — учителя. Вроде бы случайно. Но нет, ничего в нашей жизни случайного не бывает. Отец её с удовольствием читал книги, она сознательно тянулась к учёбе, любила школу, её дух и атмосферу. И потом, в дальнейшем, все, кто знал учительницу Анну Александровну, ни на минуту не сомневался: педагогика — это её призвание…
В педагогическом техникуме, на их курсе, учились в основном ребята деревенские. И только три девушки — Нюра, Шура и Зина, — городские. Они и раньше дружили, а тут стали не разлей вода, держались только вместе. С деревенскими не водились — гордились, забирали носы. Даже не хотели фотографироваться с группой — презирали. Глупые были, молоденькие. Им ещё предстояло поработать в сельских школах, пожить среди таких же простых деревенских людей, видеть от них добро и помощь, хлебнуть вместе горя… А пока девчонки чувствовали себя особенными, модно одевались, ездили в Воронеж в театр, учились бальным танцам.
У них в техникуме учитель химии вёл кружок бальных танцев — танго, фокстрот, румба… Девочки ходили туда за 25 рублей в месяц — родители давали деньги. Устраивались и просто танцевальные вечера, на которых три подружки непременно бывали. Однажды на таком вечере с Аней случилось неприятное происшествие — украли пальто.
Пальто было очень хорошее, драповое, чёрное. Из маминого его перешили брату Денису — он был уже взрослый парень, хорошо одевался. А он и года не поносил — ушёл на военную службу. Написал: «Перешейте моё пальто Феде». Федя отказался: «Сделайте Нюре, она у нас уже почти учительница». Вот и получила Аня шикарное модное пальто — в техникуме ей все завидовали, говорили: «Ты в этом пальто городская, настоящая учительница!» Поносила она его осень, рано по весне первый раз надела. Мама не давала — ещё холодно было. Но упросила, уж очень хотелось пойти в нём на танцы.
Пришла в техникум, повесила на вешалку, а сверху — старенькое пальто подруги. В вестибюле дежурили ребята — такие же студенты, но они не в самой раздевалке находились, а просто следили за порядком.
Девочки танцевали, шутили, смеялись. Настроение было отличное! В тот раз играл духовой оркестр, а не баянист — здорово! Весёлые, вышли одеваться. А пальто Аниного и нет! Она плачет, вокруг собрались ребята, дежурные разводят руками — ничего не видели… Девочки повели Аню в общежитие — рядом, дали надеть какую-то кацавейку. В ней она и пошла домой — бегом. Родители уже легли спать. Но мать услышала, что Аня плачет, соскочила с постели:
— Что с тобой, Нюрочка?
А она, захлёбываясь рыданиями, отвечает:
— Со мной случилось то, что с Галей!
…Дело в том, что у сестры Гали год назад украли пуховой платок — и тоже на танцах, и тоже новый, первый раз надетый. Вот это Аня и имела ввиду. А родители перепугались, подумали о другом. Ведь Галя забеременела ещё до свадьбы… Когда разобрались, даже вздохнули с облегчением. Только Аня не могла понять, почему мать с отцом переглядываются и даже улыбаются.
На следующий день отец пошёл в техникум, к директору.
— Вы устраиваете танцы, значит и за порядок отвечаете, — сказал резонно. — И за кражу тоже.
Руководство техникума выписало отцу 80 рублей компенсации. На них Ане купили другое осеннее пальто. Оно было хуже её любимого, украденного, но тоже хорошее — модное, кофейного цвета…
В те годы кража пальто была для семьи Волковых, может быть, самой большой бедой. После переживаний и потерь первой половины тридцатых годов, жизнь наладилась. Правда, не было своей крыши над головой, жались по чужим углам, но уже как-то привыкли, притерпелись. Главное — не бедствовали, дети устраивали свои семьи, учились, получали хорошие профессии, уважение… 37–38-й годы советской истории стали позже каким-то жупелом — адовой горящей смолой, постоянно разжигаемой прессой, литературой, разоблачениями, жуткими цифрами. Всё было. Но были и миллионы семей — простых людей, тружеников, которых репрессии не только не тронули, а были даже неизвестны. Так, что-то слышали краем уха… Единственное, что задело лично Аню — арест Тухачевского. Этот молодой маршал был кумиром молодёжи того времени. Аня тоже его обожала. Ещё бы: молод, красив, умён, с юных лет в революции, с романтической биографией — сын дворянина и крестьянки, как в книгах!.. И вдруг — враг народа! Она шла по коридору в техникуме и остановилась, вся сжавшись: несколько учителей снимали со стены большой портрет Тухачевского. Сняли и стали плевать на него просто с остервенением! Аня повернулась, побежала прочь, заскочила в пустой класс, забилась в угол и долго горько плакала. Не могла она поверить, что командарм Тухачевский предатель, иностранный шпион… Через годы, когда Тухачевский был реабилитирован, Аня не то чтобы возликовала, но сказала с ноткой гордости: «Я всегда знала, что он невиновен». Много лет, до конца жизни, она жила на улице имени Тухачевского — такой вот отголосок её юношеской привязанности…
Перед самым окончанием техникума, перед распределением, три «городские» подружки решили: в село не поедем! Посылали выпускников работать в основном именно в сельские школы. Девочки выбрали другое: в то время по стране ширилось движение, зачинателем которого стала девушка по фамилии Хетагурова — «Девушки — на Дальний Восток!» А из предыдущего выпуска как раз несколько человек и послали в те края. Вот Аня, Зина и Шура так решили — будем проситься на Дальний Восток!
Все их однокурсники уже получили распределения, а они не идут в комиссию. Наконец пришли.
— Мы городские, в село не поедем, хотим на Дальний Восток, — заявила от имени всех Аня.
Директор разводит руками:
— Нет в этом году туда направлений!
Так ничего и не решили в первый раз. А через два дня директор снова вызвал их.
— Есть одно направление на Дальний Восток. Решайте, кому его дать?
Зина сразу подхватилась:
— Я поеду!
Подружки вздохнули, но оспаривать не стали. Знали, Зине в семье живётся очень трудно: у неё мачеха, у той — свои дети. И Зина давно говорила, что при первой же возможности уедет подальше от мачехи. Теперь такая возможность у неё появилась.
