Наш дом (осень 1933 г.).

Все предназначенное для переброски на север было собрано у берега в удобном для погрузки месте. Груз был заранее распределен по посудинам.

Через день-два после отлета самолетов я мог бы уже двинуться на север, но мы ждали ответа с материка на мое предложение послать вспомогательное судно от мыса Дежнева. Я просил Комитет Севера сообщить нам через Хабаровскую широковещательную станцию о намеченных мероприятиях.

5 сентября перед вечером я находился в кухне. Вдруг Власова открыла дверь из комнаты и каким-то странным голосом крикнула:

— Нас вызывают!

Я закончил работу и пошел к себе в комнату.

— Кто нас вызывает?

Но Власова толком ничего не могла сообщить, вызов ее застал врасплох. Первый раз за четыре года нас, именно нас, а не кого-нибудь другого, вызывали по радио с материка. Поэтому Власова так растерялась, что не разобрала как следует, в чем дело. Несмотря на то, что мы знали о вызове и ждали его, вызов все же был необычен. Как странно было услышать мое имя, произносимое репродуктором!

— Остров Врангеля! Остров Врангеля! Вызываем остров Врангеля! Товарищ Минеев, товарищ Минеев! Слушайте после наших передач сообщение Крайисполкома.

Конец передачи по нашим часам происходил около трех часов ночи. Мы сидели до конца передачи и слушали. Наконец, нас еще раз вызвали и сообщили:

Кроме этого 7 числа обещали сообщить окончательные результаты о посылке судна.

Я не счел возможным уехать из бухты Роджерс до получения окончательного ответа с материка. Если к нам будет послано судно, то мое присутствие на фактории будет необходимо. Кроме того, незачем было бы городить огород с поездкой на север и отрывать много людей от работы.

Мы с нетерпением ждали наступления сентября.

Но вот пришел и условленный день, но нас не вызывали. Восьмого также.

Не получив окончательного ответа, я решил выйти на север 9 сентября. Дальнейшее ожидание могло причинить нам много всяких неприятностей.

Время уходило. Уже стояли довольно ощутительные морозы, бухта временами покрывалась салом, море в некоторых местах стеклянело молодым льдом.

Утро 9 сентября не сулило ничего хорошего. Темное облачное небо посылало на землю порции влаги в виде неразличимой глазом водяной пыли. Ветер взбаламутил море, и оно казалось темным и холодным. Редкие беляки льдин, нарушали мрачную однотонность, но и это не уменьшало сумрачности картины. Хорошо, что хоть льда было мало и мы, по всей видимости, могли еще проскочить на север.

Я отправился в сопровождении Демидова, Старцева, Таяна, Кивьяна и Нанауна. В бухте Роджерс оставалась Власова, несшая обязанности метеоролога. Моим заместителем остался Траутман. Я написал ему специальную инструкцию. Главное, что ему было поручено, это установить в кратчайший срок связь с материком. В этой инструкции я постарался предусмотреть мероприятия на случай прихода «Челюскина», угольщика или прилета самолетов.

Часам к десяти, закончив все приготовления, мы двинулись на север. Подходя к мысу Гавайи, встретили первых вестников льда в виде отдельных льдин, медленно двигавшихся навстречу нам. Чем дальше шли мы вперед, тем больше и больше встречали льда, довольно быстро двигавшегося нам навстречу.

У косы Скурихина лед был уже настолько густ, что двигаться дальше без опасности потерять посудину было невозможно. Я решил «повернуть оглобли». Начали вовсю уходить, но лед не отступал. Он следовал за нами, и просвет между нами и льдом не увеличивался.

Когда мы подошли к лагуне реки «Нашей», поднялось довольно большое волнение, еще больше затруднившее наше движение. Я решил оставить кунгас в лагуне реки, поставив его на якорь, а самим на вельботе поскорее уходить в бухту Роджерс. Пока мы ставили кунгас на якорь, лед подошел вплотную, и мы еле-еле ушли из его цепких, холодных объятий.

9 сентября нас вызвали, но ничего путного сообщить не могли.

Вернувшись, я занялся разработкой плана похода на север пешком. В тундре снега совершенно не было, и ехать на собаках было невозможно. Отход назначили на 12-е. Я составил подробнейший список всего, что нужно было взять. Все нужно нести на самих себе. Кроме самого необходимого инструмента и очень небольшого количества строительных материалов в виде гвоздей и моржевых желудков для окон, ничего с собой не думали брать. Весь наш груз состоял главным образом из продуктов питания и одежды.

Все намеченное к переноске было тщательно взвешено и разложено. Каждый участник похода имел одинаковый по весу компактный тюк. Кроме этого обязательного груза, каждый из нас должен был озаботиться одеждой и специальными принадлежностями для себя. Кукулей тащить мы, конечно, не могли, приходилось устраиваться сугубо по-походному, палатку также брать не решились.

Днем одиннадцатого на горизонте показался самолет. В бинокль я определил, что летит «Н—4». Шел он довольно высоко и направлялся на восток. Часа через полтора он появился вновь и сел на бухту. Она во многих местах уже покрылась салом, и машина долго выбирала удобное для посадки место.

Прилетевший на самолете Красинский сообщил мне, что угольщик пока еще к нам не идет.

— А где сейчас находится «Челюскин»?

— У устья Колымы. Мы делали разведку льда для него.

— Хороший лед или плохой?

— Результаты разведки неутешительные.

— А именно?

— На запад от бухты Роджерса и дальше льды совершенно непроходимы. На востоке положение тоже изменилось к худшему. Лед поджало к берегу и довольно сильно сплотило. Если не задует NW или W, то и здесь проходимых фарватеров не будет.

— А каков лед у материкового берега?

— Лед у побережья, который мы видели, хоть и проходим, но все же достаточно тяжел.

— Из этого можно сделать вывод, что мы не можем питать особых надежд на приход «Челюскина»?

— Если положение льда останется таким же, то вряд ли судно в этом году доберется до вас.

«Надо ехать на север, — думал я, — иного выхода нет, хотя и этот выход заставит хватить горя».

Рано утром 12 сентября самолет от нас ушел.

В этот день неожиданно пошел снег. Тундра быстро побелела. Я решил подождать, так как даже небольшой снег на тундре давал возможность двигаться на собаках, а это уже меняло к лучшему план нашего похода; мы могли взять с собой значительно больше строительных материалов, продуктов и спальные принадлежности. Работоспособность людей и продуктивность труда значительно возрастали.

Пока шел снег, мы срочно готовили нарты, проверяли упряжь, лежавшую без дела в течение всего лета и не у всех бывшую в порядке.

В ночь на 13-е снег перестал падать, но остался лежать на тундре. Рано утром, еще в темноте, я разбудил всех спутников, и мы быстро собрались к отъезду. Я решил взять с собой из новых людей только Демидова. Траутман заверил меня, что самое большее через три дня связь с материком будет установлена.

13, 14 и большую часть 15-го мы с большим трудом продвигались через горы к назначенному месту. Снега в горах совсем не было. Там, где можно было пользоваться руслами рек со старыми залежами снега, мы двигались сравнительно быстро, но на перевалах, на взлобках и на вершинах холмов снега не было, и собаки не могли собственными силами тащить нарт, хотя и не тяжело нагруженных. Каждый из нас становился в таких случаях тяговой силой. В некоторых особенно трудных местах мы перетаскивали каждую нарту соединенными усилиями упряжки собак и всех людей.

Наконец цель нашего путешествия достигнута. Я решил устроить зимовье на северной стороне, у юрт живших там ранее эскимосов. К этому времени там оставалась только юрта Аналько, жившего со своими сыновьями. В тот же день, как мы приехали, я послал Анакуля за байдарой, которая находилась в заливе Дублицкого у мыса Литке, так как другой пловучей посудины в этом месте не было. Поздно ночью Анакуля возвратился с байдарой, и чуть свет я поднял всех людей, и мы отправились на заготовку плавника.