Как бы то ни было, это не имело никакого значения. Хотелось вам этого или нет, но вы любили его. Возможно, очаровывал тот вызов, который бросала его сильная личность. — Джанет посмотрела на мужчин, и внезапно в ее глазах блеснули слезы. Она безуспешно попыталась вытереть их платочком. — Наверное, я просто дура... сентиментальная дура, но мне так хорошо, когда вы оба рядом... Если бы вы знали, как было одиноко без вас... Джерри в Сайпане, ты во Франции, а Рут... — Джанет вновь приложила к глазам платок. — Пойдемте в гостиную пить кофе.

Мартин Кэбелл улыбнулся. Джерри нагнулся через стол и взял жену за руку.

— Если ты и дура, то очень славная, дорогая, и я тебя за это люблю!

На следующее утро я проснулся в незнакомой комнате и уставился в потолок. Потом медленно обвел взглядом комнату и наконец понял, где я. В Балтиморе. Проснувшись окончательно, я встал и начал одеваться. Одевшись, умылся в тазу, который стоял в углу комнаты. Интересно, подумал я, что там сейчас в Нью-Йорке? Наверное, первым делом брат Бернард дал телеграмму дяде Моррису. Как только он получит ответ, то сразу бросится в полицию. Фараоны начнут проверять вокзалы и в конце концов выяснят, что я взял билет в Балтимор. Не такой уж я дурак, чтобы не понимать, что долго скрываться мне не удастся. Необходимо поскорее съехать из отеля и затеряться в городе.

Я окинул номер последним взглядом и спустился вниз. Вернул портье ключ и сообщил, что уезжаю. Он молча бросил ключ на стол и вернулся к чтению газеты. Я тоже купил газету в табачном киоске в холле и вышел на улицу. Через несколько домов находился небольшой ресторан, и я заказал на завтрак сок, яйца и кофе, все за двадцать пять центов. Нашел в газете объявления о приеме на работу и принялся изучать. В нескольких местах требовались дети — посыльные, помощники и тому подобное. Я отметил их карандашом и начал завтракать.

К обеду я проверил все объявления, но работы так и не нашел. Пару раз заблудился, но каждый раз мне вежливо указывали дорогу. Это вам не Нью-Йорк, где тоже объяснят дорогу, но у вас останется впечатление, что они смеются над вашим невежеством.

Я решил, что необходимо найти ночлег, прежде чем продолжать поиски работы, и опять развернул газету, на этот раз на странице с объявлениями о сдаче жилья. Все квартиры, похоже, сдавались в одном районе. Я пообедал в ресторане и выяснил, как туда добраться. После обеда доехал на троллейбусе до Стаффорд-стрит. Район оказался не очень богатым — серые и коричневые дома, в окнах маленькие объявления «Сдается», «Сдается комната». Я шел по улице, пока не увидел сравнительно чистый дом. Поднялся на крыльцо и нажал кнопку звонка, но дверь никто не открыл. Через несколько минут я позвонил второй раз, но мне вновь никто не ответил. Я уже начал спускаться с крыльца, когда услышал за спиной скрип открываемой двери. На пороге стояла старуха со смешными ленточками в волосах.

— Какого черта ты будишь людей в такую рань? — возмутилась она высоким, слегка дрожащим голосом.

— У вас на окне объявление, мэм, — ответил я, показывая на окно. — «Сдается комната».

— А, это... Не называй меня «мэм».

— Оно еще действует?

— Нет, — быстро ответила старуха. — Комнату вчера сняли. Я просто забыла его убрать.

— Тогда извините. — Я начал спускаться по ступенькам.

— Молодой человек, молодой человек, вернись! — остановила она меня на полпути.

— Да, мэм? — Я опять поднялся на крыльцо.

— Не называй меня «мэм». Мне это не нравится.

— Простите, — извинился я.

— Приезжий? — поинтересовалась старуха, не сводя с меня пристального взгляда.

Настроение сразу упало. Если какая-то бабка раскусила меня за какие-нибудь три минуты, шансов остаться незамеченным совсем мало.

— Да, — ответил я. — А что?

— Ничего. Откуда ты? Из Нью-Йорка?

— Не ваше дело! — огрызнулся я. Меня начал злить допрос. — Я спросил о комнате, а оказалось, попал в полицейский участок. Я пошел.

— Подожди. Я не хотела тебя обидеть. Может, у меня и найдется комната. Входи.

Я вошел в прихожую. Справа виднелась большая дверь. Она вела в огромную комнату, в которой стояли диваны и кресла. В углу находилось большое пианино с несколькими пустыми бутылками из-под виски на крышке. Пепельницы были завалены окурками. Окурки лежали и у огромного старомодного камина у противоположной стены. Воняло затхлым табаком, виски и больницей.

— Фу, какая вонь! — рассердилась старуха, шумно втягивая в себя воздух.

Она открыла окно, и в комнату ворвался свежий воздух.

— Садись, садись. — Она показала на один из диванов, а сама достала из небольшого шкафчика бутылку джина, плеснула в стакан и залпом выпила.

Старуха проглотила джин, даже глазом не моргнув. Затем опять принюхалась.

— Сейчас, кажется, лучше.

Она представляла собой странную картину — какое-то старинное кимоно, седые волосы собраны в пучок ленточками, легкий румянец от джина. Мне она показалась очень смешной, и я с трудом боролся со смехом. Старуха уселась на диван и уставилась на меня. Несколько минут мы просидели молча. Я уже начал ерзать под ее пристальным взглядом, когда она спросила:

— Сколько тебе лет?

Я сразу насторожился, и она это заметила.

— Девятнадцать, — солгал я.

— Гммм... Почему уехал из Нью-Йорка?

— Не ваше дело! — возмутился я. — Я уже говорил, что мне нужна комната. — Я начал вставать.

— Подожди минутку, подожди. — Она жестом остановила меня. — Не будь таким недотрогой.

— Ладно. — Интересно, думал я, что ей нужно? Берлога здорово смахивала на бордель, уж очень сильно здесь воняло. Я бы ни за какие деньги не согласился здесь жить.

— Неприятности с девушкой? — Я покачал головой. — Тогда, может быть, с копами?

Возможно, подумал я, как только брат Бернард сообщит в полицию о моем исчезновении. Я равнодушно пожал плечами.

— Ага... — радостно улыбнулась старуха, довольная своей проницательностью. — Я так и думала. Что собираешься делать в Балтиморе?

— Найду работу и комнату, если удастся когда-нибудь отсюда выбраться!

Она громко расхохоталась.

— Не успел войти, а уже собираешься уходить! — Женщина неожиданно перестала смеяться и подозрительно уставилась на меня. — Не вешай мне лапшу на уши! Хочешь, я расскажу, что случится, когда ты уйдешь? Фараоны немедленно заметут такого типа, как ты, и отправят в Нью-Йорк! Ты и глазом не успеешь моргнуть.

Я молча смотрел на нее. Она вскочила и принялась нервно ходить взад-вперед.

— А ты не очень разговорчивый!

— Разговорчивый, когда есть, что сказать, но вы говорите за двоих.

Старуха остановилась передо мной и неожиданно пощупала мою руку. Я на всякий случай напряг бицепс.

— Сильный, — пробормотала она. Затем вернулась к бару и опять опрокинула стопку джина, даже не поморщившись. — Ты меня устраиваешь. Мне нравится жесткость в твоих глазах. У меня есть для тебя работа.

— Какая? — Мне вовсе не светило заниматься сводничеством.

— Наверное, ты уже догадался, чем я занимаюсь? — поинтересовалась старуха, обводя рукой комнату.

— Да.

— Мне необходим мужчина, что-то типа вышибалы, чтобы посетители вели себя прилично и не шумели. Работы совсем мало. Никаких потасовок, просто время от времени нужно будет выставлять за дверь какого-нибудь пьянчужку, а с ними справляться совсем нетрудно. Напускай на себя крутой вид, и все будет в порядке. Кто-то должен ходить со мной по магазинам, чтобы соседи считали меня обычной домовладелицей. Тридцать баков в неделю, жилье и еда. Что скажешь?

— Звучит заманчиво, но это немного не то, чем я занимался раньше, — осторожно заметил я.

— А что ты делал раньше? Приворовывал? Смотри, в конце концов схлопочешь пулю в зад. Моя работа спокойнее и лучше оплачивается. — Она наклонилась ко мне, и я уловил запах джина.