Я недоуменно посмотрел на нее.

– Кто он?

– Папашка, кто же еще? Вчера я обедала у него и слышала, как он говорил кому-то по телефону: «Мы поставим на место этого самодовольного юнца. Покажем ему, кто руководит „Синклер телевижн“, – она крепко прижалась ко мне. – Не печалься, Стив. Ты найдешь Другую работу и еще покажешь ему.

Я оторвал Барбару от себя, посмотрел ей в глаза.

– Потому-то ты и пришла ко мне?

Она кивнула.

– Я не хотела, чтобы ты был один.

– Ты просто чудо, – улыбнулся я. – Но меня не уволили. А вот кто руководит «Синклер телевижн», я сегодня узнал. И твой отец тоже. Я!

В восторге она обхватила меня за шею.

– Правда, Стив? Правда?

Я кивнул, вытащил шампанское из ведерка со льдом.

– Давай-ка откроем его. У нас есть, за что выпить.

Она быстро поцеловала меня.

– Открывай.

А сама погасила все лампы. В отблеске язычков пламени свечей я протянул ей бокал пенящегося шампанского.

– Так лучше? – спросила она.

– Гораздо лучше.

Мы чокнулись, выпили.

Но даже шампанское не взбодрило меня. И я заснул прямо за обедом, между жареным мясом и десертом.

Где-то далеко зазвонил телефон. Я попытался продраться к нему сквозь вязкий туман сна.

Но телефон перестал звонить, прежде чем я добрался до него. Я услышал чей-то нежный шепоток. Открыл глаза.

Барбара положила трубку, повернулась ко мне.

– Спи, спи.

– Кто звонил?

– Твой секретарь. Я сказала, что ты еще спишь.

– Секретарь? – сонливость сняло как рукой. – Который теперь час?

– Полдень.

Я уставился на нее.

– Почему ты меня не разбудила?

– Ты переутомился, – улыбнулась она. – Знаешь, ты спишь как ребенок. Такой нежный, беззащитный.

Я выбрался из постели.

– Что ты подсыпала мне в салат? Секонал?

Она села.

– Снотворное не потребовалось. Ты выпил бутылку водки и почти две – шампанского.

– Ничего не помню.

– Ты отключился прямо за столом. Мне пришлось звонить в бюро обслуживания и вызывать помощников, чтобы уложить тебя в постель.

– Кофе у нас есть?

– Остался на столе. Сейчас принесу.

Я ушел в ванную. А когда вернулся, она внесла на подносе чашечку с дымящимся напитком. Я взял ее, пригубил кофе.

– Хорошо, но мало. В баре есть бутылка коньяка.

Принеси, пожалуйста.

Она наблюдала, как я лью в кофе коньяк.

– Ты стал больше пить.

Я бросил на нее короткий взгляд.

– Ладно, не мне это говорить.

– Совершенно верно, – подтвердил я. – Трезвость тебе к лицу.

– Дельная мысль. А почему бы не приложить ее к себе, – она подошла вплотную. – Ты же комок нервов.

– У меня масса дел.

– Ты ошибся. Он победил тебя, а не наоборот.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты больше пьешь и меньше трахаешься. Этим отличаются все крупные чиновники.

Я промолчал.

– Я-то так старалась. Надела новый пеньюар. Берегла его с той ночи, что провела здесь в последний раз. И все напрасно.

Сопровождаемая моим взглядом, она скрылась в ванной. Я посмотрел на чашечку кофе в моей руке. Она попала в точку, три месяца я не трахался. С того дня, как занял кабинет на пятидесятом этаже. Я поставил чашку на комод. Когда она вышла из ванной, я уже лежал в постели.

– Что случилось? – озабоченно спросила Барбара. – Тебе нехорошо?

– Отнюдь.

Тут же она подскочила к кровати, опустилась на колени, обхватила мое лицо ладонями, стала покрывать его короткими поцелуями.

– Я люблю тебя, люблю, люблю.

Я потянул ее на постель.

– Иди сюда. А то простудишься.

К дому тети Пру мы подъехали в половине третьего утра. В чистом небе плыла полная луна и ее отраженный от белого снега свет превращал ночь в день.

– В доме темно, – заметила Барбара, шагая по хрустящему снегу. – Ты до смерти перепугаешь ее, разбудив в столь поздний час.

Я привстал на цыпочки и вытащил ключ из тайника над дверью.

– Скорее всего, она и не узнает о нашем приезде, пока мы не спустимся к завтраку.

Но в вестибюле нас встретил свет. Тетя Пру стояла на пороге своего маленького кабинета.

– Как видишь, до завтрака ждать не пришлось.

Я обнял ее и, к своему изумлению, понял, что она не такая высокая, как казалась мне раньше. Почему-то я всегда воспринимал взрослых более высокими, чем я сам.

Я поцеловал ее.

– Как вы добрались сюда?

– Приехали на машине из Нью-Йорка.

– В такую метель?

– Снег давно кончился. Дороги уже расчистили.

Тетя Пру повернулась к Барбаре и протянула руку.

– Я – Пруденс Гонт. А мой племянник с младых лет ничуть не изменился. Ему всегда недоставало хороших манер.

Барбара пожала ей руку.

– Барбара Синклер. Я очень рада знакомству с вами.

По дороге Стив только о вас и говорил.

– Наверное, наврал с три короба, – но по тону чувствовалось, что она довольна. – Вы, должно быть, продрогли. Позвольте угостить вас горячим чаем.

– С ромом, тетя Пру, – добавил я. – Если вы не забыли собственного рецепта.

Утром мы гуляли по засыпанному снегом берегу. Яркое солнце отражалось в мириадах рассыпанных щедрой Рукой природы алмазов. В гостиницу мы вернулись к ленчу, раскрасневшиеся от мороза.

Тетя Пру встретила нас у двери.

– Тебе пять раз звонили из Нью-Йорка.

Я посмотрел на нее.

– И что ты им ответила?

– Тебя здесь нет.

– Молодец. Если позвонят еще раз, скажи, что ты знать не знаешь, кто я такой, и никогда обо мне не слышала.

– Что-нибудь случилось, Стив? – обеспокоилась тетя Пру.

– Ни-че-го, – отчеканил я. – Захотелось уехать. Мне нужно отдохнуть.

– А как же работа?

– Подождет.

Три дня мы наслаждались снегом, потом поехали в Бостон и улетели на Бермудские острова. Еще три дня купались и жарились на солнце. Впервые за три месяца я спал, не думая о работе. В понедельник утром я поднялся. на пятидесятый этаж.

Фогарти последовала за мной в кабинет, чуть ли не сгибаясь под тяжестью бумаг. Положила их на стол.

– Вы отлично загорели, мистер Гонт.

– Спасибо. Повалялся на солнышке. Как идут дела?

Она скорчила гримаску.

– Народ стоит на ушах. Никто не знал, где вы, и все доставали меня, полагая, что уж мне-то ваше местонахождение известно.

– Извините, что доставил вам столько хлопот.

– Это моя работа. Приходилось отвечать, что я ваш секретарь, а не телохранитель.

– Вы все делали правильно.

Фогарти указала на положенные на стол документы.

– С чего вы хотите начать?

Я глянул на возвышающийся передо мной Эверест, поднял всю стопку и сбросил в корзину для мусора. Посмотрел на Фогарти.

– Как вам такое начало?

– Меня устраивает, – невозмутимо ответила она. – Мистер Сейвитт просил позвонить, как только вы появитесь. Мистер Гэллиган…

– Если надо, позвонят сами, – я поднялся и направился к двери.

– Куда вы идете? – вырвалось у нее.

– Наверх.

На лице Синклера отразилось изумление, когда я вошел в его кабинет.

– Я как раз собирался звонить вам, – он протянул мне лист бумаги. – Поздравляю.

Я взял его, но даже не посмотрел, что на нем написано.

– Субботний вечер нас опять не подвел. Тридцать восемь процентов зрителей. Я думаю, вы всем показали, кто есть кто.

Я положил бумагу на стол.

– Нет, мистер Синклер. Показали вы.

– Не понял.

– Сначала я тоже не понимал, но теперь мне все ясно. И мне не нравится то, что я вижу. Я увольняюсь.

Он долго смотрел на меня. Затем медленно кивнул.

– Значит, увольняетесь?

– Совершенно верно.

– Дозволительно мне узнать причину?

– Дозволительно. Но, боюсь, вы не поймете.

– А вы попробуйте.

– Мне не нравится, когда меня используют. Я пришел сюда работать. А не перегрызать кому-то горло ради вашего удовольствия.