Нам удалось найти в окрестностях Гаоаньцуня несколько партийцев, за счет которых мы восстановили подпольную парторганизацию уезда Дуннин, наладили связь, заботясь о том, чтобы ее деятельность направляла Лоцзыгоуская подпольная парторганизация. Она представила нам немало сведений. С их помощью мы смогли без особого труда открыть проход на территорию Советского Союза.
Дуннинская уездная подпольная парторганизация отменно выполняла поручаемые нами секретные задания и существовала до 40-х годов. После Сяохаэрбалинского совещания отряды КНРА маневрировали мелкими группами, опираясь на тайные лагеря в горах Пэкту и на учебные базы близ Хабаровска на советской территории. В те времена мы часто использовали этот канал связи. Через него множество мелких групп проникали в пределы Кореи и в Цзяньдао, по нему пробирались из гор Пэкту в зону советско-маньчжурской границы. И отдельные подпольщики, посланные в Корею, в большинстве случаев, с помощью этого канала просачивались затем в Приморье.
Известно, что группа Чон Мун Ука, активно развернувшая разведку на рубежах советско-маньчжурской границы, тоже использовала действенную помощь Дуннинской уездной подпольной парторганизации. Советский интернационалист Я.Т. Новиченко[3], который нес к тому времени военную службу недалеко от советско-маньчжурской границы, напротив уезда Дуннин, вспоминал впоследствии, что он часто был свидетелем передвижения по этим каналам мелких групп КНРА. И во время военных операций против Японии подпольные организации Дуннина принимали активное участие в дезорганизации вражеского тыла, что явилось значительным вкладом в освобождение уездного центра Дуннин.
Из бесед с жителями окрестностей Гаоаньцуня и с подпольщиками мы узнали о командире полка марионеточной армии Маньчжоу-Го, дислоцированного в Дуннине. Хотя он и служил государству Маньчжоу-Го, но был известен своими антияпонскими настроениями. И еще мы уточнили: отношения между марионеточной армией Маньчжоу-Го и японским гарнизоном на первый взгляд казались нормальными, но на самом же деле были чреваты раздорами и распрями.
Нам сообщили также, что тот комполка имеет тесные связис хозяевами китайских магазинов в городке и постоянно прислушивается к их мнениям. А члены подпольной парторганизации хорошо знали хозяев этих торговых точек. Мы пору ч ил и коммунистам подполья оказать благотворное влияние на хозяев китайских лавок с тем, чтобы тот командир полка пошел на сотрудничество с нами.
Рейд в уездный центр Дуннин начался ночью 6 сентября и закончился днем 7 сентября 1933 года. За все время антияпонской войны, думается, почти не было случаев, когда бы нам приходилось возиться с противником почти два дня.
При налете на Дуннин мы сосредоточили внимание на том, чтобы острие нашей атаки направить на Сишаньский форт — двухэтажное укрепленное сооружение, стоящее на самой вершине горы за Западными воротами. Форт был вооружен несколькими станковыми и ручными пулеметами. На полосе между фортом и штабом японских агрессивных войск были вырыты ходы сообщения ипроло жены тайные подземные коммуникации с тем, чтобы в случае необходимости непрерывно перебрасывать этими проходами резервы, необходимые в целях отражения атак противника. Когда-то именно этот форт стал камнем преткновения во время атаки АСО на Дуннин и привел к неудаче.
Я расположил в Цачжаккоре Хуньчуньскую роту и определил ей роль заградительного отряда. Ванцинскую роту вывел на рубеж направления главного удара, чтобы с ходу захватить Сишаньский форт.
Подрывная группа партизанского отряда скрытно подползла к вражескому стану. Мой сигнальный выстрел должен был оповестить всех участников операции о начале атаки городка. 9 часов вечера. С моим выстрелом группа залпом открыла огонь по вражескому форту. Используя ходы сообщения и тайные подземные коммуникации, противник непрерывно перебрасывали свои силы. Несколько часов шла ожесточенная перестрелка между обеими сторонами.
Партизанский отряд ворвался в городок через Западные ворота. Я дал ему приказ — заблокировать вражескую казарму. Вместе с тем, часть наших сил я перебросил севернее форта в обход с целью распылить огонь врага. После этого начала действовать группа подрывников — они забросали форт самодельнымигранатами иблагодаря дерзкой атаке взялиего. Когда забрезжил восток, форт уже молчал, прекратив сопротивление. Наши главные силы заблокировали казарму японского гарнизона словно стальной сеткой и решительно срывали отчаянные попытки врага перейти в контратаку. Японские солдаты бежали через Северные ворота.
Заняв свои места, вели бой и воины АСО, которые заранее проникли в город, переодевшись в гражданскую одежду. Вступили в бой и другие ее подразделения, ворвавшиеся в городок через Восточные и Южные ворота.
Из штаба войск Маньчжоу-Го пришел к нам делегат, который выразил свое согласие на наше предложение совместно сражаться против японских агрессивных войск. Именно благодаря такому сотрудничеству мы смогли бы получить полную возможность взять городок в свои руки.
Беда пришла неожиданно. Некоторые подразделения из отряда Чай Шижуна начали грабить магазины, находившиеся под контролем марионеточной армии Маньчжоу-Го, набросились на жилые дома. Увидев это, маньчжоугоские войска отказались от своего обещания и возобновила отчаянные боевые действия против нас. К ней присоединился и японский гарнизон.
Перепуганные яростным наступлением врага, некоторые подразделения АСО оставили врагу захваченные рубежи и бросились бежать из города.
Но наш отряд не на жизнь, а на смерть вел уличные бои. Постепенно расширяя контролируемую зону, он прижал врага к узкому углу городка. Воины АСО, воодушевленные нашим продвижением, тоже перешли в наступление и взяли оружейный завод, а затем атаковали площадку, где складировались различные военные материалы. Уличные бои продолжались несколько часов.
Признав, что цель взаимодействия в основном достигнута, я отдал распоряжение нашему отряду эвакуироваться из городка. Партизанский отряд, по собственной инициативе оставивший городок, прикрывал огнем выход отрядов АСО.
Именно в тот момент мне доложили, что в городе остался комбриг Ши Чжунхэн после тяжелого ранения. Все, кто находился с ним рядом, бросили своего командира в бедственном положении и отступили за городок. Даже адъютант комбрига не позаботился о своем командире, а бросился за ворота городка, спасая собственную шкуру.
Передмоим мысленным взором вновь почему-то возникали лица тех бойцов АСО, которые мечтали прихватить богатые трофеи. Да, когда они питали надежду прихватить после боя побольше опиума или же раздобыть японский карманный фонарик, я беспокоился только о возможных грабежах и о влиянии столь позорного явления на весь ход боевых действий.
Мои предположения сбылись — грабежи возникли в самом разгаре боя. Но, к сожалению, произошло и нечто худшее, от чего мы просто ахнули — брошен в беде раненный командир. В общем-то в армии, право же, сравнивают своего командира то с родным отцом, то с родной матерью. Значит, бойцы АСО бежали, оставив в беде родного отца, родную мать. До этого времени я слышал много рассказов о войне, но никогда ничего подобного не слышал о столь трусливых неверных солдатах. Грабежи, которые учинили эти солдафоны, их вероломное, предательское отношение к своему начальнику имели что-то общее. Жажда наживы обернулась, в конце концов, безудержным стяжательством и спасением собственной шкуры, жалкой трусостью.
Какую же глубокую жизненную правду раскрывает мудрое изречение наших предков: «Черпак течет дома — он течет и в поле»!
Бой, можно сказать, является продолжением повседневной жизни воинов, своего рода ее итогом. Исход сражения решается, как правило, не на поле брани, а гораздо раньше, в повседневной жизни. А бой — это лишь отражение, мгновенный показ будничной жизни.
История не знает таких примеров, когда бы морально ущербная армия поднялась на пьедестал победителя. Вот живой пример. Причина того, что нацистская армия гитлеровской Германии потерпела в конце концов позорное поражение, кроется в том, — и это главное, что войска фюрера уже являлись морально побежденными, ибо растоптали нормы человеческой морали, а гусеницами танков подмяли всю доброту и красоту. Главная причина неминуемого крушения японской армии, похвалявшейся своей «непобедимостью», тоже заключалась в ее моральной деградации. Япония не могла не задохнуться: она стала предметом осуждения и ненависти миллиардов людей доброй воли всего мира, которые заклеим или позором японскую армию как самую варварскую и циничную в мире, и попала в окружение международных союзных войск.
