Услышав такое, я не мог взять в толк, что же с ним могло случиться?
— Какой дисциплины, о чем речь?
— Без вашего ведома я совершил налет на лесоразработки. И сразу же О Бэк Рён начал поспешно рассказывать о том, что побудило его совершить такие действия.
… Утром дежурный, получив от меня задание отправить белую лошадь в соседний поселок, возвратился в казарму взвода. Встретившись с О Бэк Рёном, он рассказал ему, что было дано такое-то распоряжение. Другой бы приказ он выполнил во что бы то ни стало, но тут обстановка исключительная. Дежурный, волнуясь, начал разговор с О Бэк Рёном о том, не найдется ли какого-нибудь выхода из создавшегося положения.
О Бэк Рён согласился с его мнением: — Бойцы постоянно ухаживали за белой лошадью и, видимо, из-за этого товарищ командир чувствует себя неловко. Вот он и принял такое решение. Можем ли мы отправить лошадь в поселок? Товарищ командир до сих пор не избавился от болезни ног. Если мы вдосталь запасемся кормами и будем стоять на своем, может быть, он изменит свое решение. Ты как дежурный пока не отправляй лошадь в поселок, а спрячь ее где-нибудь неподалеку. А я отправлюсь в японские лесоразработки «Синва» за кормами. Не надо докладывать, куда я ушел.
Лесоразработки эти находились в 16–20 километрах от Сяованцина. Там у О Бэк Рёна был знакомый. Он работал десятником, частенько бывал у нас в партизанском районе, занимаясь вырубкой леса. В ходе этого они, видимо, стали знакомыми.
О Бэк Рён, подобрав группу по доставке кормов из 5–6 человек, тут же направился в лесоразработки. Его знакомый десятник просил лучше всего совершить налет на лесоразработки. А то, сказал он, может случиться беда, если установят, что он добровольно выдал зерно партизанам.
О Бэк Рён подумал, что действительно в словах десятника есть доля правды. Поэтому прибывшие с ним бойцы связали часового, а затем совершили набег на контору, где отдыхали да еще играли в карты чиновники и охранники лесоразработок. Его группа моментально разоружила их, а затем, взвалив на плечи 4–5 мешков овса и соевых бобов, благополучно возвратилась на партизанскую базу.
Выслушав доклад О Бэк Рёна, я отодвинул ужин в сторону и вышел на двор. Действительно, все было так, как он говорил. Белая лошадь не была отдана обездоленному крестьянину в соседнем поселке. Ее возвратили из убежища, где она простояла целый день, скрытая от моих глаз, а теперь она снова находилась в своей конюшне. Увидев меня, лошадь фыркнула и, обернувшись, несколько раз кивнула мне головой, словно выражая благодарность.
Глаза у меня потеплели. Собственно говоря, мне было всетаки очень приятно ощущать поблизости это умное, преданное животное. Но неизменно вставал вопрос, как же поступить? Что делать с этим О Бэк Рёном, упрямым, как пэктусанский медведь, и с дежурным? Поступив по своему усмотрению, они не выполнили приказ командира!
Конечно, у комвзвода расчет был прост: «Если будет большой запас кормов, то начальство, может, изменит свое решение об отправке лошади в соседний поселок». Придя к такому самовольному решению, О Бэк Рён совершил даже налет на лесоразработки. Нечего сказать, слишком уж субъективное суждение и небывалое упрямство! Если мне не удастся пресечь подобное самовольство в самом зародыше, то еще неизвестно, какой оборот примет это дело в дальнейшем. Чувство беспокойства, которое словно бы жгло меня, вызывало тревогу в моем сердце, но вместе с тем пробу ждалось во мне и чувство благодарности к нему.
Не странно ли, что я, как человек принципиальный до мозга костей, не в состоянии был, как прежде, настоять на своем? Перед глазами стояла картина: потихоньку щеткой чищу спину лошади, а она, обернувшись ко мне, со слезами на глазах кивает головой. Не оттого ли я не мог набраться смелости отчитать О Бэк Рёна за неповиновение приказу? К тому же О Бэк Рён уперся, как вол, а я не мог потребовать во что бы то ни стало выполнить приказ — отправить лошадь в соседний поселок.
— Товарищ командир! Накажете вы меня или же понизите по службе — ваше дело, но знайте, что пока я, О Бэк Рён, жив на белом свете, никуда нельзя отправлять эту лошадь. Предъявив мне столь потрясающий ультиматум, он с шумом глубоко вздохнул, как будто только что вернулся из трудного боя. Я же ловил себя на желании обнять О Бэк Рёна и, похлопав его по спине, повторять слово: «Спасибо тебе, спасибо!»
Мне не раз приходилось восхищаться верностью этого смелого и дерзкого командира взвода, го тового идти в огонь и в воду, не щадя своей жизни ради своего командира. Он уважал и ценил меня, как своего родного старшего брата. «Не кто иной, как Ким Ир Сен научил меня, темного человека, родной письменности, именно Ким Ир Сен открыл мне глаза на этот мир», — нередко говорил он в кругу товарищей.
Да и я гоже гкхвоему любил его, относился к нему, как к родному младшему брагу. Воспитанный мною командир сегодня ради моей белой лошади с риском для жизни совершил налет на лесоразработки.
Но ведь поступил он без разрешения начальства. По-своему усмотрению совершать налеты, тем более с целью добычи корма для лошади — это же серьезное нарушение дисциплины. Если простить ему эту вольность, то в будущем он может сбиться с правильного пути, будет своевольничать и в дальнейшем. Как же поступить с ним?
В такой момент командир обязан принять надлежащее решение. А рядом стоял О Бэк Рён и смотрел вниз на миску супа на моем столике, от которой клубами поднимался пар.
— Остынет суп, — с беспокойством проговорил он, — поскорее кушайте на здоровье и накажите меня.
Вдруг я почувствовал, как повлажнели мои глаза. Он не уходил, а стоял и ждал наказания! Почему-то к горлу подкатил горячий комок.
… У О Бэк Рёна за плечами не простая история. Еще в бытность в Детском авангарде носил он с собой самодельный «пистолет спичжикэ (спичка — ред.)». С ним он переправился в Онсон, застрелил там полицейского таможни и захватил у него ружье. Парень рос в бедности — в семье было 17 едоков. С детских лет отличался своей прямотой и принципиальностью, снискал любовь друзей.
Еще со времен Детского авангарда ему очень хотелось вступить в партизанский отряд. До чего он хотел добиться своей цели, хорошо рассказывает известное «происшествие с гильзами». Тогда ходили слухи: если хочешь вступить в партизанский отряд, надо иметь надежного поручителя или же захватить у врага ружье в качестве вещественного доказательства, или же в крайнем случае взять с собой хотя бы «скалку»-гранату. Зная об этом понаслышке, он отправился на поле боя, где только что прекратилась перестрелка. Завязав корой дерева обе свои штанины и взяв себе за пояс одной рукой, он начал собирать другой рукой патроны, гильзы и бросал себе за пояс. Наполнив таким образом обе штанины до краев, обливаясь потом, пошел в партизанский отряд.
Встав перед командиром, парень развязал нижние части штанин, и оттуда посыпались гильзы и патроны примерно в один маль.
— Ну, как? Принимаете меня в партизанский отряд? Напустив на себя важность, О Бэк Рён уставился в командира роты.
Однако в тот момент, когда ждал, что вот-вот последует положительный ответ командира роты, все присутствующие партизаны захохотали.
— Послушай, парень, а зачем ты собирал пустые гильзы? Это же никому не нужные отбросы после ружейных выстрелов, — сказал улыбаясь командир роты.
О Бэк Рён по неопытности считал, что гильзы — это тоже боеприпасы, которыми можно разить врага. Убедившись в своей оплошности, он начал отбирать отдельно от гильз боевые патроны. Их набралось около сотен.
Тогда это «происшествие с гильзами» оказалось для него убедительным «приданым» и послужило путевкой в партизанский отряд. После своего зачисления О Бэк Рён дрался не на жизнь, а на смерть, чтобы отомстить врагу за родителей и братьев, погибших во время карательной операции противника. В первые дни партизанской жизни ему приходилось испытывать невероятные душевные муки. Однажды, при чистке ружья, он произвел шальной выстрел, за что был подвергнут наказанию.
