Будь прокляты эти вероятностные двигатели! Крат знала, что никто не передвигается быстрее танду, потому что ни один корабль не отважится на такое!

Крат раздраженно дернула брачным когтем. Корабли соро так старались увернуться от снарядов, что не вели ответного огня.

— Глупцы! — засвистела Крат в свой коммуникатор. — Шестой и десятый корабли, оставайтесь на месте и ведите огонь по этому убожеству!

И прежде чем ее слова достигли капитанов, прежде чем соро начали стрелять, ужасный корабль танду стал саморазрушаться. Только что он был здесь, свирепый и смертоносный, сражаясь со множеством растерянных противников. И вот его уже окружило облако бесцветных искр. Защитные поля не выдержали, и крейсер сложился, как карточный домик.

С яркой вспышкой танду исчез, оставив только облако пара. Сквозь защитные экраны своего корабля Крат услышала страшный пси-рев.

«Повезло нам, — подумала Крат, когда пси-шум начал стихать. — Не зря другие расы не пользуются методами танду. Но если бы этот корабль продержался еще некоторое время...»

Но пока никакого вреда не причинено, и Крат отметила, что экипаж сыграл свою роль. Однако некоторые не очень-то торопились и придется их наказать...

Она подозвала главного тактика, высокого могучего паха. Воин подошел к ней. Он пытался сохранить гордую осанку, но опущенные реснички сказали Крат, что тактик понимает, что его ждет. Крат низко зарычала.

Начала говорить, и в этот момент командующая флотом соро почувствовала сильное давление внутри. Крат задергалась, тяжело дыша, а офицер паха бежал. Наконец Крат взвыла и почувствовала облегчение. И через минуту снесла яйцо.

Взяла его, на время забыв о наказании и битвах. Следуя инстинкту, который сохранился еще с того времени, когда два миллиона лет назад ее раса была возвышена робкими хулами, Крат вдохнула запах феромонов и начала слизывать родовую слизь с трещин, покрывающих кожистую поверхность яйца.

Крат лизала долго, продлевая удовольствие. И покачивала яйцо, подчиняясь древнему неослабевшему чувству.

Разумеется, участвовал и корабль. С девятилетнего возраста все сны Тошио связаны с кораблями. Вначале корабли из пластила и джаббера в проливах и архипелагах Калафии, позже корабли в космосе. Тошио мечтал о кораблях всех модификаций, даже кораблях могучих галактических патронов, которые он надеялся когда-нибудь увидеть.

Сейчас ему снилась корабельная шлюпка. Вместе с Акки по поручению небольшой человеческо-дельфиньей колонии его родной планеты он выходит в море на аутригере. Значок Калафианской академии ярко сверкает под лучами Альфы. Плавание начинается в прекрасный, полный ароматов день.

Но скоро погода портится, все вокруг становится под цвет воды, море — мрачным, черным, потом сменяется вакуумом, и неожиданно повсюду вспыхивают звезды.

Тошио заботит воздух. Ни у него, ни у Акки нет скафандров. Трудно дышать в вакууме!

Он уже собирается поворачивать домой, когда видит преследователей. Галакты, всех цветов и форм, с длинными мускулистыми руками или с маленькими цепкими клешнями, и — что гораздо хуже — все мощно гребут к нему. И гладкие носы их лодок сверкают, как звезды.

— Что вам нужно? — кричит он, гребя изо всех сил, чтобы уйти. (А нет ли на лодке мотора?)

— Кто твой хозяин? — кричат они на тысяче разных языков. — Он рядом с тобой?

— Арки фин! Фины наши клиенты! Мы возвысили их и освободили!

— Значит, они свободны, — отвечают галакты, приближаясь. — Но кто возвысил тебя? Кто освободил тебя?

— Не знаю! — кричит он. — Может, мы сами это сделали! — И все больше напрягается, слыша хохот галактов. Пытается дышать жестким вакуумом. — Оставьте меня в покое! Я хочу домой!

Неожиданно впереди показывается флот. Корабли кажутся больше луны, больше звезд. Они темные и тихие, и даже галакты их пугаются.

И тут передний из огромных шаров начинает раскрываться. И Тошио замечает, что нет Акки. Нет и его лодки. И галакты исчезли.

Ему хочется крикнуть, но надо беречь воздух.

Пронзительный свист вызвал боль, но привел его в себя. Тошио резко сел и почувствовал, как закачались сани. Смутно виден горизонт, свежий ветер обвевает лицо. В ноздрях запах Китрупа.

— Вовремя, Поднимающийся-по-Лестницам. Мы уже испугались за тебя.

Тошио увидел плывущую рядом Хикахи, она поглядывала на него одним глазом.

— Как дела, остроглазый малыш?

— Кажется... все в порядке.

— Тогда займись своим шлангом. Нам пришлось перекусить его, чтобы ты мог вздохнуть.

Тошио потрогал ровный, словно отрезанный ножом край. Заметил, что обе его руки аккуратно перевязаны.

— Кто-нибудь еще ранен? — спросил он, одновременно отыскивая сумку с инструментами.

— Несколько небольших ожогов. Убедившись, что ты жив, мы наслаждались битвой. Спасибо за то, что рассказал о Сассии. Мы никогда бы не заглянули туда, если бы тебя не поймали. Сейчас ее освобождают.

Тошио знал, что должен быть благодарен Хикахи: она представила его неудачу в таком выгодном свете. На самом деле его следовало бы отругать за то, что он самовольно и безрассудно покинул строй и чуть не погиб.

Но Тошио был слишком опустошен, чтобы чувствовать благодарность к лейтенанту-дельфину.

— Фип-пита еще не нашли?

— Никаких следов.

Медленное вращение Китрупа привело солнце в положение, соответствующее примерно часам четырем на Земле. На востоке собирались низкие облака. Вода, недавно такая гладкая, покрылась рябью.

— Может быть небольшой шторм, — сказала Хикахи. — Возможно, глупо следовать земным инстинктам на другой планете, но, кажется, опасаться нам нечего...

Тошио взглянул вверх. Что-то на юге. Он прищурился.

Снова. Вспышка, еще, несколько подряд. Две вспышки в быстрой последовательности, почти невидимые в блеске моря.

— Как давно это продолжается? — спросил он, показывая на юг.

— О чем ты, Тошио?

— Вспышки. Это молнии?

Глаза Хикахи расширились, рот слегка искривился. Она забила в воде плавниками, повернулась к югу.

— Я ничего не вижу, Остроглазый. Расскажи, что видишь ты.

— Многоцветные вспышки. Огни. Много... — Тошио перестал чинить свой воздушный шланг. Смотрел вдаль, стараясь вспомнить.

— Хикахи, — медленно сказал он. — Мне кажется, во время схватки с водорослями меня вызывал Акки. На ваш приемник не поступила информация?

— Нет, Тошио. Ты знаешь: мы, фины, не способны на абстрактное мышление во время схватки. Постарайся вспомнить, что он сказал.

Тошио коснулся лба. Ему совершенно не хотелось вспоминать о встрече с хищной водорослью. Все сливалось в кошмар, в путаницу цветов, звуков, движений.

— Мне кажется... он что-то сказал о радиомолчании... о возвращении назад... о космической битве.

Хикахи свистнула и ударила плавниками по воде, откидываясь назад. Тут же вернулась, мощно забила хвостом.

Плохой тринари. В дельфиньем праймале есть оттенки, которых Тошио, конечно, не понимает. По его спине пробежал холодок. От Хикахи он меньше всего ожидал праймала. Сворачивая шланг, он подумал, что им может дорого обойтись его забывчивость.

Тошио плотно закрыл свою лицевую пластину и нажал клапан плавучести на санях, одновременно поглядывая на огоньки по краям своего шлема. Со скоростью калафианца четвертого поколения он проделал всю проверку перед спуском.

Нос саней начал медленно погружаться, и море взорвалось справа. В пене и потоках выдыхаемого воздуха возникли семь дельфинов.

— С-с-сассия привязана к твоей корме, Тошио. Можешь поторопиться? — спросил Кипиру. — Не время мечтать и сочинять мелодии.

Тошио поморщился. Как мог Кипиру отчаянно сражаться за жизнь человека, которого так презирает?