Билл застонал.

– Договорим в машине. Пошли.

– Хорошо.

Кэпп отпустил дерево и тут же упал.

– Были времена, когда такая оплеуха ничего для меня не значила, смущенно сказал он. – Ничего. Абсолютно ничего.

– Охотно верю.

Переложив «люгер» в левую руку, я помог ему подняться, и, опираясь на мое плечо, он сумел доковылять до машины. Внимательно оглядев его, я решил, что он никуда не убежит.

– Я сейчас вернусь. И учтите, при Билле эту историю лучше не повторять.

Ни к чему вам второй раз нарываться.

Он кивнул. Я открыл заднюю дверцу, и он обессиленно шлепнулся на сиденье, свесив ноги из машины.

Я вернулся к Биллу. Он стоял, согнувшись и опираясь рукой о стену коттеджа. Его лицо было пепельно-серым.

Я похлопал его по плечу.

– Билл, я хочу, чтобы ты кое-что уяснил.

– Отстань от меня, – прохрипел он.

– В нашей машине сидит старик. Если ты убьешь его за то, что он говорит правду, я пристрелю тебя как бешеную собаку. Интересно, что ты сделал, когда тебе сказали, что Энн умерла? Избил человека, который тебе об этом сообщил?

– Иди к черту.

Я отступил в сторону.

– Против фактов кулаками не попрешь. Твой отец был гангстерским адвокатом. А мой сидит в машине. А наша мать была не из тех женщин, о которых пишут в журналах для домохозяек.

Билл оттолкнулся от стены и, упав на колени, зарыдал. Я вернулся к машине и сказал Кэппу:

– Он сейчас придет. И ничего вам не сделает.

– Хорошо, – кивнул он, закрыв глаза и положив руки на колени. Тыльная сторона левой ладони распухла еще больше. – Я устал. – Он открыл глаза и посмотрел на меня. – Знаешь, а ведь ты мой единственный ребенок. Во всяком случае, единственный, которого я признал своим. Я рад, что мы наконец встретились.

Я угостил его сигаретой, и мы закурили.

Сентябрь – один из самых красивых месяцев в штате Нью-Йорк. Стоя у машины, я курил и разглядывал окрестности. Сигаретный дым казался ярко-синим в чистом прохладном воздухе. Склон горной гряды, возвышавшейся на западе, был еще по-летнему зеленым, но кое-где уже виднелись красно-коричневые пятна увядающей листвы кленов. Озеро, сверкавшее на солнце между коттеджами и стволами деревьев, казалось глубоким и холодным. Даже на таком расстоянии я чувствовал запах воды. Далеко впереди за горами, поросшими темно-зелеными соснами, начинался штат Вермонт.

Я избегал смотреть на Кэппа, потому что толком не знал, как к нему относиться. В конце концов, я не был сиротой и всю жизнь прожил с человеком, которого считал своим отцом, а Кэпп, несмотря на то, что был моим близким родственником, по-прежнему оставался чужим.

Немного погодя из-за коттеджа показался Билл, остановился и, не глядя в нашу сторону, вытащил из пачки сигарету. Он долго не мог прикурить, словно его не слушались пальцы. Потом, тяжело ступая, медленно подошел к нам, молча сел за руль и завел мотор.

Я не знал, с кем рядом сесть. На переднем сиденье мне было плохо, но я не хотел, чтобы Билл подумал, что теперь он отрезанный ломоть. Кэпп это сразу почувствовал и улыбнулся.

– Садись рядом с братом. А я устал и хочу размяться.

Я сел в машину и захлопнул дверцу. Билл, не поворачиваясь ко мне, спросил:

– Назад в отель?

– Можно и туда.

Когда мы вернулись в Платтсбург, Кэпп сказал, что хочет выпить. Билл отказался и, опустив голову, начал подниматься на второй этаж, а мы с Кэппом, миновав вестибюль, направились в бар. Он назывался «Флейта и барабан». Напитки подавали в красно-сине-белых стаканах, похожих на барабаны времен войны за независимость.

– Пятнадцать лет ни капли во рту не было, – проворчал Кэпп. – Что хоть сейчас считается хорошим виски?

– Я не пью хорошее виски, – я пожал плечами.

– Может быть, «Палату лордов»? – спросил проходивший мимо официант.

– Хорошее название, – похвалил Кэпп. – Надо попробовать. Две двойные порции со льдом.

Когда официант отошел, я сказал:

– Вы просидели в тюрьме больше двадцати лет. Выходит, первые пять вам давали выпивку?

– Меня хотели посадить в Синг-Синг, но у меня были связи. – Он подмигнул. – А в то время в Даннеморе режим был помягче, не такой как в федеральной тюрьме. – Он скорчил гримасу. – Хотя теперь там точно так же.

Официант принес наш заказ. Кэпп, схватил бокал, немного отпил и закашлялся.

– Совсем забыл вкус. Последний раз я пил так давно, что сейчас как будто пробуешь впервые. Наверное, сам помнишь, что такое первое похмелье?

– Хотите коктейль?

– Что? А, «ерша»? Нет, это не для меня. Только не для Эдди Кэппа. Пользуясь одной рукой, он вытащил сигарету из пачки. Его левая рука выглядела ужасно. Я чиркнул зажигалкой.

– Мне очень жаль, что я с вами так поступил.

– Ладно, не дергайся. Лучше расскажи мне о Келли. О своем брате. Что-то не похож он на человека, которому здесь место.

– Его жену тоже убили.

– Да? – Кэпп откинулся на спинку стула и довольно кивнул. – Это значит, что они боятся. Испугались старого Эдди Кэппа. Это хорошо.

– Мы нашли парня, который говорит, что сейчас в синдикате начались какие-то раздоры. Потому-то моего отца и убили. То есть Келли.

– Успокойся. Ты думаешь о нем, как об отце, ну и называй его так. Ведь для тебя он был большим отцом, чем я, разве нет?

– Вы сидели в тюрьме.

– Что верно, то верно. – Он отпил виски. – Начинаю привыкать, усмехнулся он и стряхнул пепел с сигареты. – Что касается твоей матери, то не верь тому, что я говорил раньше. Эдит никогда не работала в публичном доме, ничего подобного. Она даже не была профессионалкой.

– Забудем об этом.

– Она была хорошей девушкой, – Кэпп сверкнул глазами. – Подарила мне такого сына.

– Ну-ну, – я криво ухмыльнулся.

– Так-то вот, – он кивнул в ответ. – И вот что я тебе еще скажу – они потеряли голову от страха. Запаниковали. Мне было достаточно только раз взглянуть на вас с Биллом, чтобы сразу понять, кто из вас сын Уилла Келли.

Сразу же. Но они решили не рисковать. Раз они запаниковали, значит, хотели свести риск до минимума. Подожди, они еще займутся его ребенком.

– Вы уверены?

– Говорю тебе, подожди и сам увидишь! Ха! – Он развалился на стуле с видом финансиста, попыхивая сигаретой, и его глаза блеснули в полумраке бара. – Но мы им устроим, мой мальчик! Кому нужна эта Флорида?

– Разве что семинолам?

– Да ради бога, пусть забирают. – Он подался вперед. – Знаешь, что я собираюсь сделать? Я уже смирился было с мыслью, что я никому не нужный старик, которому пора на покой. Я написал сестре, этой фригидной сучке, кроме которой у меня не было никого на свете... написал, чтобы она бросала своего придурка-муженька и уезжала со мной во Флориду. У меня ведь было кое-что отложено на черный день, да еще проценты за двадцать лет набежали, а? Видишь? Старый Эдди Кэпп едет во Флориду греться на солнышке в ожидании дешевых похорон. И с кем? Со своей сестрой, черт бы ее побрал! – Он сердито затушил в пепельнице сигарету. – Семья, семья, семья, всегда одна и та же чертовщина – в организации, у тебя, у меня... Всегда то же самое, черт возьми. Я был готов прожить остаток жизни с сестрой. Ты только подумай, с сестрой! Да я, если хочешь знать, ненавижу ее, она всегда была лицемеркой.

– Я ее видел. По-моему, она несчастлива.

– Осторожный парень! – засмеялся он. – Все-таки говоришь о своей тетке.

– Это правда?

– Так вот, я сдался. Тони, Француз и все остальные писали мне – Эдди, возвращайся скорее, закрутим все по новой. Как только тебя дождемся, старина, так сразу и начнем. Да, как же, начнем. Я тогда как думал? Я уже старик, пора на покой, ну и черт с ним. На всем белом свете только один родной человек. – Он болезненно скривился. – Какая-никакая, а семья... Где этот чертов официант? Я снова вошел во вкус!

Когда нам принесли по второй порции, Кэпп продолжал.

– Я расскажу тебе о семье. Слушай, когда я впервые увидел тебя, я же не знал, кто ты такой и чего тебе от меня надо. Двадцать два года назад все это казалось очень легким – я выхожу на волю, и мой парень, который уже разменяет третий десяток, будет на моей стороне, понимаешь? Но потом я подумал – кто его знает? Ты же был сыном Келли, а не моим. – Он замолчал и поднялся. – Где здесь сортир?