Однажды утром, спустя несколько недель, Родней с Полиной вновь посетили Базиля, чтобы вместе с ним позавтракать. На сей раз они были похожи на влюбленную пару – настолько они были беззаботны, раскованны, и их поведении не было ничего восторженно-абсурдного. Родней три раза тряхнул руку Базиля, а Полина поцеловала его в щеку.

– Я здесь ни при чем, – протестующе заговорил он. – Вы обязаны счастливым концом канарейке и простой комнатной мухе!

Телеграмму отцу я послал сразу, как только сошел с самолета на базе военно-воздушных сил США Магуайр перед самой посадкой в автобус. А еще через два дня мне зачитали приказ о демобилизации, и я, переодевшись в гражданское и подхватив свои чемоданы, зашагал к воротам.

Наконец-то свобода! Мне было двадцать три года, в голове мешанина из английского и немецкого, в чемоданах дешевые тряпки и никаких планов на будущее, но все равно чувствовал я себя отлично.

База находилась на Манхэттен-Бич в юго-восточной части Бруклина неподалеку от Кони-Айленда. До самого Манхэттена оттуда еще ехать и ехать.

Я не оглядываясь прошел через ворота и оказался на Ориентал-авеню. Все, прощай, авиация! Впереди слева виднелась небольшая асфальтированная площадка – конечная остановка где уже стоял зеленый автобус. Я поднялся в салон и попросил водителя высадить меня у метро. Тот сказал, что нет проблем, и я уселся у окна прямо у него за спиной.

Кроме меня в автобусе, в задней части салона сидели двое техников с базы и медсестра-негритянка. Потом вошел еще один парень с чемоданами.

Почему-то мы избегали смотреть друг на друга. Он, как и я был очередным свежеиспеченным дембелем, и ему тоже было неловко – вообще мы вели себя так, словно только что прошли обряд обрезания и теперь боимся что если начнем болтать, то все об этом сразу догадаются.

Был жаркий летний день, 12 июля, вторник. Строго говоря отпустить меня должны были 23-го, но, наверное начальство решило, что ничего страшного, лишь бы месяц не перепутать. Снаружи от жары плавился асфальт и колеса проезжающих машин оставляли на нем отпечатки. Было видно, как вдали над раскаленной полоской шоссе, дрожа, струится вверх горячий воздух. Поле между базой и Атлантическим океаном напоминало потрескавшуюся слоновью кожу, поросшую редкой бурой шерстью.

Вскоре водитель отложил «Ньюс» и завел мотор. Разворачивая автобус, он резко крутанул руль, и на его серой рубашке между лопаток тут же проступили пятна пота. Когда мы выехали на шоссе, в открытое окно кабины задул легкий ветерок и стало прохладнее.

На одной из остановок он повернулся ко мне.

– Вон твое метро. Во-он там, видишь? – Он показал на уходившие вниз ступеньки эскалатора.

Поблагодарив его, я взялся за чемоданы.

– Счастливо, солдатик! – крикнул он мне вслед.

Я улыбнулся, но, честно говоря, он мне не особенно понравился. Все-таки я служил не в армии, а в авиации [3]. Уж он-то мог бы разбираться в таких вещах получше, небось каждый день ездит по этому маршруту мимо базы.

Впрочем, черт с ним. Ни в какой я уже не в авиации. Я и забыл, что стал штатским.

Станция называлась «Брайтон-Бич». Через три остановки налево по той же линии была конечная – «Кони-Айленд», направо – Манхэттен. Когда я дотащил чемоданы до эскалатора, с меня градом лил пот. Купив на всякий случай два жетона, я вышел на платформу.

В вагоне было несколько мальчишек лет четырнадцати, хулиганского вида, которые что-то малевали на рекламных плакатах и орали. Не обращая на них внимания, я разглядывал мелькавшие за окном улицы. Сначала довольно долго тянулись жилые кварталы – четырех– и пятиэтажные кирпичные дома, газетные киоски, детские коляски на тротуарах. Потом поезд нырнул в туннель.

Мальчишки сошли на остановке «Ньюкирк», а я поехал дальше, от нечего делать читая плакаты на стенах.

Поезд прогрохотал над Манхэттенским мостом, и из окна было видно, как далеко внизу ползут маленькие машины и грузовики. На секунду мне даже показалось, что это похоже на картинку из школьного учебника географии – вон над головой летит самолет, под мостом буксир, а в самом низу страницы – три строчки о транспорте.

Когда мост кончился, поезд снова вошел в туннель, и я достал бумажку с адресом, который мне продиктовала по телефону Энн, жена Билла. Я думал, что Билл тоже будет встречать меня в Нью-Йорке, но Энн сказала, что ему пришлось срочно уехать в Платтсбург по поводу сделки с какой-то транспортной компанией, поэтому приедет только отец и будет ждать меня в отеле «Уэзертон». Она и дала мне адрес отеля.

Я звонил ей вчера. Мне было даже как-то странно с ней разговаривать.

Жена моего брата, которую я никогда не видел. Он познакомился с ней через полгода после того, как меня отправили на базу в Германию, а еще через восемь месяцев они поженились. Они были женаты уже два года, а я даже не знал, как она выглядит. Все-таки, что ни говори, а три года службы – это чертовски долго, сам испытал на своей шкуре.

В бумажке было написано, что отель находится на углу Лексингтон-авеню и Восточной 52-й улицы. Я встал и подошел к карте, висевшей в дальнем конце вагона. Похоже, мне надо было выходить на станции «51-я улица», которая была на линии «Лексингтон-авеню». Определив, где я сейчас нахожусь, я понял, что мне надо делать пересадку на станции «Юнион-сквер».

Оказалось, что это вторая остановка после моста. Я выволок свои чемоданы на платформу и, не обращая внимания на толчки прохожих, начал разглядывать указатели, а найдя нужный, поднялся наверх, поймал такси и сказал, куда ехать.

Когда машина остановилась, счетчик показывал 75 центов. Я дал таксисту доллар, и через минуту коридорный вносил мои чемоданы в вестибюль отеля. Над входом торчал зеленый козырек, а швейцар был одет в зеленую с золотом ливрею.

Я сказал портье, что приехал встретиться с отцом, Уиллардом Келли-старшим, и вскоре второй коридорный подвел меня к двери его номера.

– Я сам постучу, – сказал я, протягивая ему четвертак. – У нас семейная встреча.

– Да, сэр, – кивнул тот, сунул монету в карман и ушел.

Я постучал, и дверь распахнулась. На пороге стоял мой отец.

– Рэй, паршивец! – с улыбкой воскликнул он.

Я тоже расплылся в улыбке, даже щеки заболели. Втащил в номер чемоданы, и отец радостно хлопнул меня по плечу.

– Ты писал, что собираешься стать сержантом. Что случилось? На чем-нибудь прокололся?

Действительно, я довольно быстро сумел получить звание рядового первого класса, и у меня была масса возможностей заработать повышение, но я ясно дал понять, что на сверхсрочную не останусь. Вот начальство и решило, что нет смысла продвигать по службе человека, который все равно долго в армии не задержится.

– Решил стать штатским, – усмехнулся я.

– Клянусь богом, Рэй, ты отлично выглядишь. Слушай, да ты, по-моему, подрос, а?

– Вряд ли. Наверное, просто в плечах раздался.

– Господи, ну конечно! А ведь когда уходил, был совсем мальчишкой. Да, кстати, ты ведь еще не видел Бетси. Ей сейчас пять месяцев. – Он рассмеялся.

– Ну и каково это – быть дядюшкой?

– Пока не знаю. Я вчера разговаривал с Энн по телефону. По голосу она вроде бы ничего.

– Отличная девушка, просто отличная. Билл теперь остепенился, и это целиком ее заслуга. – Он покачал головой, быстро заморгал и, обняв меня, похлопал ладонью по затылку. – Господи! – тихо сказал он, и его голос задрожал.

Сначала я крепился, но потом тоже не выдержал. Мы плакали, как две женщины, и все хлопали друг друга по плечам, чтобы доказать самим себе, какие мы крутые парни.

Потом я предложил сходить перекусить и выпить пива, но неожиданно отец заупрямился и сказал, что ему неохота выходить из номера. Я решил, что он просто устал от поездки и от жары. Жара и впрямь была адская, хотя в номере работал кондиционер.