Не поднимаясь со скрипучего вращающегося кресла, Биуорти протянул мускулистую руку.

– Мне еще рано вставать из-за стола. Привет!

Представившись, мы сели – Билл на колченогую кухонную табуретку, а я на складной стул, который Биуорти извлек из-за занавески.

– С тех пор много воды утекло, – сказал он, постучав пальцем по раскрытому скоросшивателю. – Я уж и забыл ту статью, о которой вы говорили, пришлось лезть в архив и перечитывать. – Повернувшись вместе с креслом он хлопнул ладонью по боку картотечного шкафчика. – Здесь у меня собрано все, что я написал. Когда-нибудь это может пригодиться, хотя нельзя сказать заранее – как. – Он усмехнулся. – Может быть, напишу книгу для Джоржа Бразилье. Порой просто удивляешься, почему вещи, такие интересные в жизни, скучно выглядят на бумаге. Впрочем, буду весьма удивлен, если окажется наоборот. Все-таки в дурацком мире мы живем... Так чем я могу вам помочь? Он указал толстым пальцем в сторону Билла. – Вы очень похожи на своего отца!

– Наверное, – тот пожал плечами. – Во всяком случае, так говорят.

– Одно тянет за собой другое. Когда вы мне позвонили, я и знать не знал никаких Келли. Но потом перечитал эту чертову статью, вспомнил, как выглядел в суде тот сукин сын Зильбер, и тут же вспомнил и его адвоката. Он был в темно-синем костюме, а вот какой у него был галстук, забыл. В любом случае, сейчас мне стыдно за эту статью. В те времена я был молодым идеалистом и встречался с девушкой из Бронкса. Она была еврейкой, коммунисткой и вегетарианкой и даже в постели ухитрялась произносить речи. Шел тридцать первый год, и коммунистом мог считать себя любой, кто не менял трусы каждый день... Да, должен вас предупредить, что я никогда не был силен в интервью, обычно я сам говорю и за ту, и за другую сторону. – Тут он замолчал и на этот раз ткнул пальцем в меня. – Слушайте, по какому поводу вы так злитесь?

Едва он это сказал, я осознал, что слушаю с напряженной физиономией. Я попытался расслабиться, но получилось неуклюже, словно я нахально на него уставился.

– Так, – он усмехнулся, – стало быть, у вас какая-то проблема. Мне кажется, сейчас уже не имеет смысла сходить с ума по поводу того, что я написал о вашем отце тридцать лет назад. Насколько я понимаю, дело касается более свежих событий.

– Два месяца назад кто-то застрелил нашего отца. Полиция ничего не смогла сделать. Все это каким-то образом связано с событиями, которые начались в сороковом году. Нам нужны имена.

Несколько секунд он неподвижно сидел, глядя на меня, потом встал и шагнул к несгораемому шкафу в углу кабинета.

– Я хочу записать это на пленку. Не возражаете?

– Возражаю.

Он застыл, положив руку на кнопку магнитофона.

– Почему?

– Мы не хотим, чтобы об этом начали вопить все газеты. За нами тоже охотятся. За всей семьей. Три недели назад убили его жену.

– Две недели и три дня, – поправил Билл.

– Ладно, записывать ничего не будем. В газете тоже ни слова без вашего разрешения. Если только вы сами не согласитесь. – Отступив назад, он открыл дверцу зеленого металлического шкафа и указал на полку, заставленную красными и зелеными коробками с магнитной лентой. – Я ведь это барахло тоже собираю. Все интервью за последние десять лет. Бесполезно. Хоть бы один интересный человек в толпе пустозвонов.

В дверь постучали, и Биуорти зарычал.

– Откройте, у меня руки заняты, – послышался голос его жены.

Билл вскочил и распахнул дверь.

На пороге стояла жена Биуорти с круглым жестяным подносом с гербом голландской пивной. Мы расчистили место на столе, и она, не говоря ни слова, поставила чашки и вышла, прикрыв за собой дверь.

– Ну так что, поверите мне на слово? – спросил Биуорти.

– Хорошо, – кивнул я. В конце концов, мне была нужна его помощь, а ради этого стоило пойти на уступку.

– Отлично. – Он щелкнул кнопкой, и катушки магнитофона начали медленно вращаться. Потом он сел за стол, откинулся на спинку кресла и сгреб со стола бумаги, под которыми оказался микрофон.

Он заставил меня рассказать всю историю, не упуская ни одной детали. Не люблю тратить время попусту, но ничего нельзя было поделать, ведь об услуге просил я.

С самого начала мне стало ясно, что он слукавил, сказав, что не умеет брать интервью. Репортер он был отличный. Три-четыре раза он задавал вопросы, когда я опускал кое-какие подробности.

– Вы садитесь на лошадь задом наперед, – сказал Биуорти, выслушав все до конца. – Вам надо выйти на тех, кто заправляет подпольным бизнесом сейчас, а потом постараться выяснить, кто и когда был знаком с вашим отцом.

Не исключено, что мне это будет легче сделать, чем вам. Возможно, это устроил кто-то из старых приятелей Эдди Кэппа. Мне надо как следует порыться в картотеке – не здесь, а в газетном архиве, – а в понедельник я вам позвоню. Где вы остановились?

– Не думаю, что об этом когда-нибудь можно будет состряпать статью. Во всяком случае, такую, которую я хотел бы увидеть в газете, – предупредил я.

Он рассмеялся, дергая себя за усы.

– Не верьте тому, что показывают про репортеров в кино. Золотой век журналистики безвозвратно канул в прошлое. В наше время тему для статьи определяет редактор. А ваш рассказ нужен лично мне исключительно для развлечения и жизненного опыта. – Он встал и выключил магнитофон. – Чем мне надо было бы заняться, – сказал он, окидывая взглядов полки с катушками пленки, – так это редактировать газету в маленьком городке где-нибудь в Новой Англии. – Он повернулся к нам. – Я пороюсь в архиве. Как мне с вами связаться?

– Мы остановились в отеле «Эймингтон».

– Я позвоню вам в понедельник.

Биуорти поднялся наверх вместе с нами. Его жена тоже вышла попрощаться и с улыбкой сказала:

– Надеюсь, вы не продали ему карту, на которой указано, где спрятаны сокровища? Еще одного раза я просто не переживу.

– Ну что вы! – засмеялся Билл. – Какие карты?

– Кофе! – с притворной строгостью рявкнул Биуорти, протягивая ей чашку.

Когда мы шли к машине, я обернулся. Биуорти стоял на пороге, и казалось, что этот домик слишком тесен для него.

– До понедельника! – крикнул он нам вслед. 

Через боковые улицы мы выбрались на Вудхэвен-бульвар, и Билл спросил:

– Куда теперь?

– В Манхэттен.

– Ладно, – он резко повернул направо. – А куда именно?

– В контору Джонсона на Лафайетт-стрит.

– Теперь ты ему веришь?

– Отчасти.

– Не думаю, что он станет врать. Похоже, он считает, что может нам помочь. Я хочу знать как?

– На какую, говоришь, нам улицу? Ты лучше проверь поточнее.

Я открыл отделение для перчаток и достал карту и путеводитель по городу. Найти улицу оказалось просто, но ближайшая стоянка находилась в четырех кварталах от нее. Мы вернулись пешком и поднялись на лифте на пятый этаж. Коридор с зелеными стенами пронизывал все здание. Контора Джонсона была в 508-м номере.

Она представляла собой тесную комнатушку с точно такими же зелеными стенами, что и в коридоре. Стол, картотечный шкаф, два кресла и мусорная корзина были явно куплены на дешевой распродаже. В комнате было всего одно окно, выходившее на бугристую, залитую гудроном крышу, за которой виднелась кирпичная стена соседнего дома. Краска на потолке вздулась пузырями и шелушилась.

Джонсон стоял в углу у картотечного шкафа, опираясь рукой на выдвинутый ящик. Его лицо было в крови. Мне показалось, что он стоит в этой позе уже давно.

Когда мы вошли, он медленно повернул голову и прохрипел:

– Привет.

Голос его был тихим и невнятным из-за распухших губ.

– Я собирался вам позвонить, – медленно добавил он.

Подхватив его под руки, мы подвели его к столу и усадили в кресло.

– Где туалет? – спросил я.

– Налево по коридору Я сбегал в туалет и притащил охапку бумажных полотенец, часть которых смочил водой.

Билл успел отыскать в столе бутылку виски и уже наливал Джонсону.