– Угу. – Лавров взглянул на пустые бутылки в углу гостиной и вздохнул.

Чем он лучше? Запутался со своими бабами, дошел до ручки. Опуститься легко, попробуй потом выкарабкаться. Тоска хуже трясины. Засосет, пикнуть не успеешь.

– Положение критическое, – тараторил в трубке Зорин. – Дел невпроворот. Зашиваюсь, брат!

– Ты прямо говори, чего надо.

– Помоги, Рома. Можешь хотя бы временно выйти на работу? Платить буду по двойному тарифу. За обоих вышедших из строя ребят.

– По тройному, – усмехнулся Лавров. – Я особенный, ты же знаешь.

– Ну ты жук! Ладно, договорились. Пользуйся тем, что у меня нет выхода. Сегодня же приходи.

– Сегодня не получится. Я еще поваляюсь до вечера, высплюсь и завтра буду. Как огурчик.

– Завтра? – разочарованно протянул Зорин. – Ну… что мне остается? Завтра так завтра. Ладно, пока…

Сны Глории стали предсказуемыми. Она знала, где окажется и какие образы окружат ее в зазеркалье, которое стало не менее привычным и обжитым, чем этот коттедж с призраком прежнего хозяина и его слугой во плоти. Великан Санта, как и все прочее, достался Глории в наследство от умершего загадочной смертью карлика Агафона[2].

Легкий на помине Санта заглянул в гостиную и спросил:

– Дровишек подбросить?

– Не надо, пусть догорают. Уже поздно.

Глория сидела в своем любимом «вольтеровском» кресле у камина и любовалась игрой огня. Ей никогда не надоедало смотреть на языки пламени, которые ежесекундно менялись. Эта непрерывная текучесть напоминала ей о том, что все преходяще. Каждое следующее мгновение несет в себе новую суть.

Слуга бесшумно затворил дверь. Глория прикрыла глаза и «увидела» Лаврова. Он лежал на диване, рядом работал телевизор. Сыщик казался усталым и недовольным собой. На журнальном столике стояла наполовину пустая бутылка водки.

– Бедный! – прошептала она. – Бедный! Тебе нужно на что-то решиться, Рома…

То, что открылось ее внутреннему взору, привело Глорию в ужас. Если бы она могла позвонить Лаврову, она бы сделала это немедленно. Но в Черном Логе была плохая мобильная связь. Вернее, она почти отсутствовала.

«Нам надо встретиться, – мысленно взывала Глория к дремлющему на диване мужчине. – И поговорить. Я буду ждать тебя!»

Он не реагировал на ее призывы. Над ним витала черная тень, похожая на зверя.

Поленья в камине мирно потрескивали, но от спокойствия и уюта, которыми наслаждалась Глория, ничего не осталось. Теперь языки пламени жадно лизали дерево, пожирая его и превращая в раскаленные угли. Огонь не только греет, но и сжигает. Огонь любви, растраченный понапрасну, может обернуться бедой.

Глория пыталась предостеречь мужчину, который ее не слышал, выбилась из сил и уснула…

В бескрайнем саду стоял запах лимона, вербены и тубероз. В окнах дворца пылали свечи, оттуда доносилась музыка. Глории хотелось танцевать, но она свернула в одну из темных аллей и торопливо зашагала вперед. Она как будто знала, что ищет. Тропинки и аллеи этого сада – блуждания ее души, ее путь, на который она вступила неосознанно. Но теперь Глория все больше становилась тут хозяйкой, а не гостьей.

Она пришла туда, куда намеревалась, – к павильону Солнца. Ночь расступилась и пропустила ее к круглому строению с колоннадой и купольной крышей. Солнце находилось внутри, на полу павильона, выложенное в виде мозаики из бесчисленных золотых пластинок. Его лучи расходились в стороны, а сверху шел золотой дождь.

Глория застыла на пороге, не решаясь сделать ни шагу. Сияние ослепило ее. По круглому золотому лику текли реки крови…

Странные картины сменяли одна другую. Сверкали в воздухе обсидиановые ножи, вскрывая грудные клетки… чьи-то руки вынимали еще трепещущие человеческие сердца и бросали в золотую чашу. Это был ненасытный разверстый рот Солнца, его губы, обагренные кровью.

– Прими наши подношения, о Владыка!

Глория в ужасе попятилась, но кто-то толкнул ее в спину, не позволяя уйти. Она хотела отвернуться, но шея окаменела, и чей-то голос приказал ей:

– Смотри, коль пришла!

Страшные каменные города в джунглях уставились на нее глазами мертвых идолов. Из кипящей зелени тут и там выступали раскосые лица жестоких богов и развалины их святилищ.

«Города Солнца, – догадалась Глория. – Все, что от них осталось. Они так и не сумели напоить досыта своего кумира, и тот отдал их на милость завоевателей. Они погибли! Так же бессмысленно, как и их жертвы».

– Они ушли, – возразил ей кто-то невидимый. – Они исчезли, но это не значит, что они никогда не вернутся. Они служили Солнцу, которое может сменить гнев на милость.

По золотым желобам струилась, булькала еще теплая человеческая кровь…

Глорию затошнило. Она схватилась за горло и бросилась прочь. Колонны преграждали ей дорогу, а вслед раздавались пронзительные крики тропических птиц. Она бежала, пока хватало дыхания. Перелезла через невысокий каменный забор и оказалась… среди открытых могил. Мертвецы вылезли из своих трухлявых гробов и с восторженными воплями тянули к ней руки. Их груди были черны и пусты, ведь кто-то вырвал оттуда еще живые сердца…

– А-а-аааа!.. А-а-ааа!..

От собственного крика Глория очнулась, и кошмар сразу же прекратился. Она сидела в кресле у потухшего камина. В окна лилась розовая заря.

– Солнце!.. – простонала она. – Кровь!..

Каретников пытался расстаться с Милой, но все откладывал неминуемый разрыв.

Он отдавал себе отчет, что не сможет жениться на официантке из бара, как бы та ни была хороша. Бросить жену и детей ради смазливой длинноногой девчонки? Он понимал, что не сделает этого. Такой расклад не вписывался в сценарий его жизни.

Неля «цивилизованного» развода не даст. Будет сражаться за каждую вилку и каждое полотенце. Пожалуй, ей удастся отсудить у него половину бизнеса. Она не справится с управлением компанией, наймет пройдоху-директора, который обчистит ее до нитки и пустит по миру. Каретникову приходилось наблюдать подобные ситуации. У Нели есть характер, но нет предпринимательской жилки.

– О чем задумался?

Мила пощекотала ему нос прядью вьющихся волос, и он вспомнил, что она рядом. Разомлевшая от любви, прелестная в своей юности, тонкая, нежная, чувственная. Увы, молодость быстро проходит. Когда-то и Неля была нежна, изящна и привлекательна. Она и сейчас ничего, следит за собой. Если бы не ее изнурительная ревность…

– Так, ни о чем, – солгал он, любуясь изгибом лежащего на боку девичьего тела, едва прикрытого шелковой простыней. – Не хочется уходить от тебя.

– Не уходи, – простодушно улыбнулась она.

– Нельзя.

– Почему? – искренне удивилась девушка.

– Надо работать. Ехать в офис, проверять бумаги, составлять сметы, контролировать объекты. Все это ужасно скучно, дорогая.

– У тебя и так много денег. Зачем тебе больше?

– Денег много не бывает, – вздохнул Каретников. – Знаешь, сколько я заплатил за эту квартиру? Чтобы ты могла тут жить, а я мог навещать тебя, пришлось выложить кругленькую сумму. Я хочу дарить тебе украшения, бриллианты, которых ты не ценишь. Носишь какую-то безвкусную бижутерию. Я просил тебя, сними…

Он потянулся рукой к простенькому грубоватому колье на ее шее с дрожащими жилками, по которым струилась остывающая от страсти кровь.

– Я никогда его не сниму. Это память о моей матери. Знаешь, как называется колье? «Морской бриз».

– Ты любишь море? Поэтому ты устроилась официанткой в «Краб»?

– Нет… просто там была вакансия, и меня взяли.