— Малиган.

— Мой вариант, — шепнула мне Хонникер.

— Это вроде бы ничего, — заметил Норберт.

— Только если он плохо играет в гольф, — пробурчал Хотчкисс.

— Псих.

Все присутствующие глухо заскрежетали и зловеще замахали воображаемыми ножами.

— Радик.

— Радик? — Ферман покачал головой. — А это еще что? Нервный тик или что-то в том же роде?

— Вообще-то это задумывалось как составное слово, — пояснил Нороерт. — Гибрид «радикала» и «невротика».

— Скорее — «тупого» и «безмозглого», — фыркнул Ферман.

— Джек-трескун.

Ферман вытащил из вазы яблоко.

— Да. Здорово — для каких-нибудь чипсов.

— Я думала, неплохое героическое имя, — сказала Биглоу. — Мне казалось, звучит совсем как имя главного героя из комиксов.

Ферман кивнул.

— Угу. Почему бы тогда не назвать его просто Кускусным Хрустиком? Пусть они станут его личными спонсорами, раз вы и их пасете.

— Сами-то вы, насколько понимаю, ничего предложить не можете, — заявила оскорбленная в лучших чувствах Биглоу.

— О, еще как могу. Целую уйму. — Ферман одним махом откусил добрую треть яблока.

— Но ничего, что мы могли бы использовать на публике, — возразила Харбисон.

— Я не хочу, чтобы меня звали Гнойным Шанкром, — поддержал ее Замза.

— А ты заткнись! — прорычал Ферман. — Все равно ты и этого имени недостоин, жалкий бездарь.

— Да я тебе сто очков форы дам! — завопил Замза.

— Ты… ты — гребаное насекомое, вот кто! — рявкнул Ферман, швыряя в Замзу недоеденным яблоком. Тот ловко поймал его на лету и легонько замахнулся, точно готов был обойти вокруг стола и хорошенько врезать Ферману этим же самым яблоком. Ферман согнулся пополам от смеха.

— Ой, не могу, — простонал он. — То-то здорово ты будешь выглядеть, когда выйдешь против Остроголовых Псов, вооружившись сочным яблочком.

Замза сжал кулаки. Яблоко треснуло и разлетелось на куски. Ферман аж покатился по полу.

— Кто-нибудь хочет послушать остаток списка? — с досадой осведомилась Биглоу.

— Вот почему ты нужен нам, Боддеккер, — пояснила Хонникер из Расчетного отдела. — Так продолжается все утро.

Я открыл рот, думая, что бы сказать, и попытался высвободиться из ее хватки. Ферман, еще смеясь, подтянулся о край стола и встал, тяжело навалившись на столешницу.

— Ох ты! — прорыдал он. — Да с яблоком в руках ты просто непобедим.

— Ах ты, гребаный…

Замза ринулся на Фермана, но Хотчкисс и Норберт оттащили его.

— Пустите! — закричал Ферман. — Я сам с ним разберусь! Он же из моей шайки! — Он схватил из вазы второе яблоко и швырнул его Замзе. — Вот, возьми еще яблочко!

Замза не стал его ловить. Яблоко упало на стол, а затем скатилось на пол.,

— Подними! — заорал Ферман. Замза не шелохнулся.

Ферман схватил еще одно яблоко и со всей силы метнул им в актера.

— Я сказал, подбери! Новый Дьявол увернулся.

— Полегче, — прошептал Хотчкисс. — Это часть инициации.

— Этот червяк гребаный даже не защищается! — вопил Ферман. Подтянув к себе вазу, он схватил в обе руки по яблоку. — Подбери, жалкое насекомое! — Третье яблоко пролетело, и близко не задев Замзу. — Слизняк! — Четвертое гулко стукнуло в бронекуртку. — Тараканчик! — Очередное яблоко со свистом прорезало воздух, Хотчкисс и Норберт поспешно присели, а Замза развернулся, подставляя грозному снаряду спину. От силы удара он не удержал равновесия и грохнулся лицом вниз, а когда поднялся, все увидели, что яблоко впечаталось прямо посередине спины, образовав на бронекуртке вмятину, в которой и осталось торчать.

— Прилипло! — потрясенно проговорил Норберт. Ферман глупо хихикнул.

— Ага. А что, самое оно, а?

— Его бы убить могло, — сказала Мортонсен.

— Да бросьте, — отмахнулся Ферман. — И это клевое имя.

— Имя? — повторила Биглоу.

— Тараканчик, — ухмыльнулся Ферман. — Прилипает, да? — Он показал на Биглоу. — И совсем, как она говорила — звучит в унитаз со вкусами публики.

Все передернулись, однако никто не удосужился его поправить.

— А ведь правда, — сказала Хонникер из Расчетного отдела. — В смысле, подходит. Чувствуете?

Норберт кивнул.

— В этом что-то есть. Определенно есть. Хотчкисс хлопнул Замзу по спине.

— Ну, что скажешь? С таким прозвищем жить сможешь? Замза изогнулся, чтобы взглянуть на застрявшее яблоко.

— Если едой больше кидаться не будете.

— Отлично! — Ферман махнул рукой и двое старых Дьяволов поднялись. — Мистер Замза, отныне вы официально зоветесь Тараканчик.

— Что ж, — сказал я, освобождаясь от рук Хонникер. — Раз все улажено…

И вышел в коридор.

— Боддеккер! — вскричала она, выбегая следом. — Что случилось? Последнее время ты так странно себя ведешь — я просто не понимаю. Как будто больше не хочешь быть со мной.

Я вошел в офис. Феррет начал сообщать мне о пропущенной встрече за завтраком, но я велел ему заткнуться.

— Собственно говоря, — сказал я Хонникер из Расчетного отдела, — я специально собирался сегодня увидеться с тобой.

Улыбка ее просветлела.

— Хочу продать акции. Пора обрубать концы. Улыбка погасла.

— Но они еще не достигли срока выплат по вкладам. Сейчас тебе, наверное, хватит на дом, но через неделю, самое большее — десять дней, ты бы получил максимум и смог обставить дом по своему вкусу. Или даже осуществить необходимую перестройку!

— Сейчас мне уже не до того, — сказал я. — Я ухожу из Пембрук-Холла. Мне нужен плацдарм для отступления. Так что буду крайне признателен, если ты как можно скорее получишь эти деньги.

Она побледнела. Но вместо того, чтобы выйти из комнаты, как я ожидал, закрыла дверь и шагнула ближе ко мне.

— Это из-за меня?

— Нет. Может быть. Наверное, отчасти. Но совсем чуть-чуть. У меня целая куча проблем, а ты — лишь одна из составляющих.

Она сплела пальцы, сжала их так, что они побелели.

— Я могу хоть как-то исправить ситуацию? Честное слово, по-моему, ты должен остаться.

— Ты имеешь в виду: я должен остаться, потому что иначе мы не сможем продолжать наши отношения? Да?

— Что? — Хонникер схватилась руками за горло и отшатнулась.

— Я заметил, что каждый твой шаг словно нацелен на то, чтобы я был доволен и счастлив в агентстве. Готов поклясться, Левин специально приставил тебя ко мне, чтобы я не отказывался возиться с Дьяволами…

— Да как ты смеешь! — закричала она. — Я никогда не лгала тебе! Я действительно сама тебя выбрала!

— Успокойся, — сказал я. — Я не считаю Левина до такой степени Макиавелли и знаю, что ты для этого слишком честна. Кроме того, начало нашего романа пришлось на такое время, что эта версия отпадает.

— Спасибо хоть за какую-то кроху доверия, — саркастически произнесла Хонникер.

— Дело в том, что я гадаю — а произошло бы между нами хоть что-то, будь я больше похож на Хотчкисса. Судя по тому, что я как-то краем уха слышал, внешне он куда симпатичнее меня. Ему удалось на время завоевать Дансигер…

— Дансигер! — прорычала она. — Все из-за нее. Ты…

— Тише! — прикрикнул я. — После всего, что я нахлебался с Бэйнбридж, я научился, если надо, говорить неприятную истину прямо в лицо. Да, мне нравится Дансигер, да, это чувство было взаимным, но теперь это не имеет никакого значения. Потому что по каким-то причинам я хранил тебе верность достаточно долго, чтобы загубить саму возможность отношений с ней.

— По каким-то причинам? Что ты имеешь в виду?

— Не важно. Дело в том, что в отношении творчества Хотчкисс — неудачник. Даже он сам это сознает. Но я не видел, чтобы ты за ним бегала. Знаешь, в этом есть своя ирония. С ним тебе было бы куда лучше, потому что он никогда и никуда отсюда не уйдет. И станет полноправным партнером за счет чистого упорства — не мытьем, так катаньем.

— А с какой стати Хотчкисс должен мне нравиться? — презрительно осведомилась она.

— Потому что он точно такой же, как ты. Считает, будто Пембрук-Холл не может сделать ничего дурного. А когда дурное все-таки происходит, закрывает глаза и заставляет себя поверить, что так и должно быть.