Говоря это, она нежно оперлась на мое плечо и с невыразимой нежностью глядела мне в глаза, пожимая другой рукой мою руку.

Внезапно ее лицо помертвело, и она испуганно воскликнула:

— Боже! Кто здесь?

Отшатнувшись от меня, она поспешно вбежала вовнутрь поросшей плющом мраморной беседки, скрывшись в единственной укрытой от глаз комнатке, хотя и лишенной потолка.

Я замер на ступенях и взглянул в сторону, куда только что с таким ужасом смотрела графиня. Ее волнение было объяснимо. Совсем близко от нас, всего в двадцати ярдах, быстро шагали полковник Гальярд и его спутник, ярко освещаемые лунными лучами. Тень от беседки и часть стены ограждали меня от непрошеных взоров, но, не подозревая этого, я ежесекундно готовился к тому, что полковник с яростным криком бросится на меня.

Отступив на шаг, я вынул из кармана пистолет и взвел курок. Полковник не замечал меня. Держа палец на спусковом крючке, я стоял, твердо решившись застрелить его на месте, если он попытается проникнуть в убежище графини. Бесспорно, я совершил бы убийство, но в моем тогдашнем настроении я не колебался и не помышлял об угрызениях совести. Стоит ступить на стезю тайн, как уже находишься на один шаг от других, более серьезных преступлений.

— Вот статуя, — сказал полковник своим резким, отрывистым голосом. — Та самая фигура.

— О которой упоминается в стихах? — осведомился спутник.

— Именно. В следующий раз мы увидим больше. Вперед, месье!

К моему великому облегчению, бравый полковник повернулся на каблуках и двинулся между деревьев, спиной к замку. Мельком я видел, как он прошелся по лугу к стене парка и вместе со своим сообщником перелез через нее неподалеку от «Летучего дракона».

Графиню я застал дрожащей от пережитого ужаса. Однако она и слышать не желала, чтобы я провожал ее до замка. Я уверил ее, что не допущу возвращения в парк сумасшедшего полковника: по крайней мере, на этот счет ей нечего опасаться. Скоро она оправилась, снова нежно попрощалась со мной и ушла, оставив меня на краю настоящего помешательства от страсти.

Разве не был я готов пренебречь предостережениями совести и рассудка, даже совершить убийство по первому приказанию женщины; о которой знал только, что она легкомысленна и прекрасна? Разве не по ее воле я решился связать себя путами, которые могли привести к роковой развязке и уничтожить меня навек?

Часто благословлял я судьбу, что благополучно провела меня вдоль этого лабиринта, где так легко было затеряться.

Я был уже на дороге шагах в двухстах от «Летучего дракона», размышляя над разительно переменившимися обстоятельствами моей жизни. Не успев опомниться, я оказался героем невероятного приключения. В виде неизбежной увертюры меня, вероятно, ожидала новая схватка с драгунским полковником, которая на этот раз могла завершиться менее счастливо для меня.

Как я был рад, что имел при себе пистолеты! Конечно, никакой закон на свете не обязывал меня позволить прирезать себя без сопротивления.

Нависшие ветви древних деревьев парка, исполинские тополи по другую сторону дороги и лунный свет, лежащий на земле, придавали окрестностям живописный вид.

Пока я медленно подходил к открытой еще двери «Летучего дракона», я не вполне понимал, что изменилось в моем положении. События так быстро следовали одно за другим; я сам столь неожиданно стал главным действующим лицом в загадочной драме, что до сих пор не мог опомниться и поверить, что все совершившееся произошло на самом деле.

Нигде не было ни малейшего признака присутствия полковника. В прихожей я осведомился о нем. Мне ответили, что за последние полчаса в гостиницу никто не заходил. Я заглянул в общую залу. И там никого. Пробило полночь; в прихожей послышались звуки запираемой на засов двери. Все огни были уже потушены, и дом принял облик погруженного в сон сказочного замка. Бледный луч месяца врывался в окно на площадке, когда я со свечой в руке поднимался по широкой лестнице к себе в комнату. На секунду помедлив, я окинул взглядом лесистое пространство до увенчанного башнями замка, однако тотчас же двинулся дальше, вспомнив, какое значение такое полуночное созерцание могло получить в глазах шпиона да и самого графа, в своей ревнивой бдительности способного заподозрить условный знак в необыкновенном появлении среди ночи зажженной свечи на лестнице «Летучего дракона».

Отворив дверь комнаты, я едва не вздрогнул, увидев перед собой древнюю старуху с таким длинным лицом, какого мне не приходилось еще встречать. На голове у нее был чепчик громадной величины, белые оборки которого резко отделялись от смугло-желтой кожи и ярче выставляли на вид безобразность ее морщинистого лица. Она выпрямилась, насколько позволяла согнутая спина, и посмотрела мне прямо в лицо своими необыкновенно черными и блестящими глазами.

— Я растопила камин. Ночь сегодня холодная.

Поблагодарив ее, я ждал, что она уйдет. Однако старуха стояла неподвижно, держа дрожащими пальцами свою свечу.

— Простите меня, — заговорила она вдруг, — но скажите, ради Бога, что может удерживать молодого месье, у ног которого весь Париж, в скучном и уединенном «Летучем драконе»?

Живи я в эпоху волшебных сказок и встречайся каждый день с пленительной графиней де Сент-Алир, я непременно принял бы эту дряхлую старуху за злую волшебницу, которой стоит только топнуть ногой об пол, чтобы злополучные жильцы этой роковой комнаты исчезли бесследно. Но эта эпоха отошла в далекое прошлое, а между тем черные глаза старухи были устремлены на меня с такой выразительной твердостью, которая ясно говорила, что тайна моя ей известна. Я страшно смутился: мне и в голову не пришло сказать, чтобы она не совалась не в свое дело.

— Эти старые глаза видели вас сегодня в парке Карского замка.

— Меня? — начал я с изумленным пренебрежением, какое был в состоянии изобразить.

— Ни к чему уверять меня в обратном, — перебила старуха, — мне известно, зачем вы здесь, и говорю вам, немедленно уезжайте! Завтра же оставьте дом и никогда больше не возвращайтесь.

Она подняла руку, которая оставалась у нее свободной, и с невыразимым ужасом посмотрела на меня.

— Нет ничего такого, на что вы намекаете… я вас не совсем понимаю, — возражал я, — да и какое вам дело?

— Я забочусь не о вас, месье… мне дорога честь древнего рода, которому я служила в его цветущие дни. Но слова мои, видно, напрасны: вы отвечаете мне одной грубостью. Я сохраню свою тайну, а вы свою. Скоро окажется, что вам трудно будет и открыть ее.

Старуха медленно прошествовала к двери и вышла, затворив ее за собой, прежде чем я успел решить, что мне ответить. Добрых минут пять я стоял, не двигаясь с места.

«Старуха, верно, тоже опасается ревности графа», — подумал я.

При всем легкомыслии, однако, мне было неприятно сознавать, что тайна, открытая графиней де Сент-Алир, не тайна больше. Самым печальным было то обстоятельство, что в нее проникло лицо, преданное старому графу. Не следует ли попытаться предупредить возлюбленную, и не опаснее ли попытка, чем просто раскрытая тайна? Что означают слова: «Я сохраню свою тайну, а вы свою»?

Тысяча мучительных вопросов проносилась в мозгу. Я будто мысленно шел по стране, где на каждом шагу передо мной из земли выскакивал оборотень или чудовище появлялось из-за дерева.

Усилием воли я отбросил эти тягостные размышления; запер дверь, зажег две свечи и сел к столу. Достав из кармана, разложил перед собой пергамент с чертежом и описанием, в котором я должен был найти подробные инструкции, как воспользоваться ключом.

Внимательно прочитав указания, я приступил к исследованиям. Направо от окна панельная обшивка комнаты образовывала прямой угол. Я внимательно осмотрел это место, придавил одну дощечку: она подалась в сторону, и под ней оказалась замочная щель. Стоило отнять палец, дощечка мгновенно скользнула на прежнее место. Первая попытка оказалась успешной, и я правильно расшифровал инструкции. Такое же исследование предстояло произвести на полу, и вскоре меня ждало новое открытие. Маленькая бородка ключа подходила к обнаруженной замочной щели, как до этого большая — к замку в стенной панели. С силой повернув его три раза, я выпрямился и увидел, как в стене открывается дверь, обнажившая угол грубой каменной кладки и узкий сводчатый проход, завершавшийся винтовой лестницей.