— Да-да, конечно. Как же вы намерены поступить? — спросил он, наблюдая за выражением лица Дзяханы. — Все-таки подпишите.
Дзяхана ничего не ответил и молча собрал тексты присяги.
— Сожалею. Но отвези их обратно, — и сунул их под нос Тэнгану. Тэнган растерялся. Направляясь сюда, он никак не предполагал такого оборота дела. Поскольку слова «вместе с правительством США» из текста изъяты, значит, и возражений не будет, думал он. Что же теперь делать? Он подумал, что лучше бы ему не рассказывать Дзяхане о том, что присягу будут наизусть зачитывать Риффендеру. Но ведь никто не делал из этого тайны, к тому же он говорил об этом и другим депутатам. В любом случае надо как можно скорее доложить обо всем начальнику канцелярии Тояме.
Он вышел на улицу, поймал такси и помчался в Законодательное собрание. Тояма дремал, откинувшись на спинку кресла. Все уже разошлись по домам, и в пустом здании слышалось только тиканье часов. Было половина двенадцатого. Тояма даже подскочил, выслушав сообщение Тэнгана.
— Вот ведь никто не слушает меня. А чуть что — все шишки на меня валятся.
Тэнган попытался объяснить, несколько сгустив краски, почему он не смог получить подписи. Однако Тояма никого не упрекал и не бранил. Тояма, бывший мелкий чиновник префектурального управления, был человек малодушный, и сейчас его заботило лишь одно — как выйти из положения. Ведь если хоть один человек будет против, теряется смысл принесения присяги. И американцы, и председатель Уэхара говорили об этом.
— Во всяком случае, надо доложить Уэхаресан.
Начальник канцелярии снял телефонную трубку. Но аппарат молчал. Такое случалось частенько. Да и все равно уладить такой вопрос по телефону невозможно. Церемония начнется в десять часов утра, и надо сделать все возможное в течение ночи. Тояма с Тэнганом погнали такси на квартиру Уэхары. Дом Кэнтаро Уэхары, назначенного американскими властями заместителем премьера Центрального правительства и председателем Законодательного собрания, находился в Кубидзато, неподалеку от императорской усыпальницы. Сокровищницу древнего искусства Рюкю — усыпальницу, величественную и уединенную, стенами которой служили природные скалы, некогда окружал густой и тенистый парк, но сейчас там не осталось ни единого дерева и на площадке перед входом, засыпанной чистой галькой, валялся разный мусор.
С холма, на котором стоял дом Уэхары, просматривалась панорама города Наха.
Уэхара оказался дома, но был мертвецки пьян. Похоже, у него только что были гости: когда они пришли, хозяйка дома как раз собирала тарелки с красного лакированного стола. Уэхара поднялся, шатаясь, и уставился на пришедших мутными глазами: — А-а, Тояма-кун. — С уголков рта тянулась слюна. — Сегодня я изрядно повеселился. Здорово набрался, — с трудом ворочая языком, пробормотал он и уронил голову на грудь. Тояма взглянул на Тэнгана и нахмурился. Однако он не мог пребывать в бездействии.
— Уэхара-сан! Случилось нечто ужасное. Дзяхана не подписался под присягой.
Уэхара сидел неподвижно, опустив голову на грудь.
— Что? Не подписал? — вскинулся Уэхара. — Дзяхана — дурак! Привести его сюда!
Он поднял правую руку. Запонки расстегнулись, и рукава болтались. Голова его опять упала на грудь.
Тояма повернулся к Тэнгану, спрашивая взглядом: «Что делать?» Разговаривать с ним явно было бесполезно. Плохи дела! Они покачали головой, но придумать ничего не могли.
Здесь был банкет по случаю завтрашнего торжества, объяснила жена Уэхары. С родины Уэхары приезжали деревенские старосты и депутаты сельских собраний. Еще даже не успели убрать в коробку дзябисэн,[8] и он лежал в токонома.[9]
Уэхара сел на татами.[10] Он то громко звал жену: «Кэйко!», то возвещал: «С завтрашнего дня я — председатель Законодательного собрания!»
— Никак его унять не могу. Только и твердит об этом, — сказала хозяйка, входя с подносом, на котором стояли бокалы и бутылки кока-колы, и сконфуженно рассмеялась. — Он ужасно тщеславный, и ему это очень нравится.
Гости взяли стаканы с кока-колой.
— Во всяком случае, уехать ни с чем мы не можем, — недовольно повторил Тояма с удрученным видом, словно все беды Рюкю разом свалились на его плечи. Для него было немыслимо сидеть до утра. В конце концов они решили подождать, пока Уэхара проспится. Значит, надо сделать так, чтобы он скорее протрезвел.
И они втроем взялись за дело. Прежде всего в гостиной распахнули все окна. Жена Уэхары сняла с него брюки и рубашку. Тэнган сходил на кухню и набрал в чайник воды. Положили на лоб мокрое полотенце, а другим полотенцем Кэйко начала обтирать вспотевшее тело супруга.
Уэхару уложили на татами. Даже здесь, на юге, апрельские ночи были прохладными, и Тояма заволновался: «Как бы не простудился», но Кэйко ответила: «Ничего», — и как-то странно улыбнулась. Они принялись ждать. Тэнган носил в чайнике свежую воду. Больше ему делать было нечего.
— Может, приляжете отдохнуть? — предложила хозяйка и уже собралась постелить им в соседней комнате, но Тояма ответил:
— Не стоит беспокоиться. А вот вам лучше прилечь.
Тэнган сел на подоконник и от нечего делать стал смотреть на улицы Нахи. Да, сегодня поспать не придется. Да ему и не хотелось. Досада кипела в нем. В городе еще горели фонари. В жилых кварталах свет выключали в одиннадцать часов. В ресторанах и увеселительных заведениях окна светились до двух ночи. Горели огни и в зданиях американской администрации, и с холмов Кубидзато улицы Нахи казались оживленными. На автостраде номер один, тянувшейся вдоль морского побережья к аэродрому Кадэна, яркие белые огни рядом с красноватыми фонарями жилых кварталов сверкали подобно Млечному Пути.
«Завтра будет ясный день», — подумал Тэнган.
Интересно, как пройдет завтрашняя церемония? Неужели Дзяхана не явится? Если он не придет, многие могут последовать его примеру. А если не придут все?
От скуки Тояма взял лежавший в токонома дзябисэн и, перебирая струны, стал тихо напевать:
Танцующих бабочек ты дождись
И устремись с ними ввысь,
Как у цветка, наша жизнь коротка,
Неведома нам она.
Кэйко сидела подле мужа и меняла мокрые полотенца на его огромном, как барабан, животе. От всей его коренастой фигуры с волосатой и круглой, словно пивная бочка, грудью, с буграми мышц веяло силой. Он спал как убитый. Только иногда шевелил губами и что-то невнятно бормотал. Тэнган не был знаком с Уэхарой. Слышал только, что человек он неплохой и владеет английским. До сих пор в политической жизни он был фигурой довольно незаметной.
В два часа свет погас. Кэйко зажгла заранее приготовленную свечу. Но тут Уэхара неожиданно чихнул, и свеча погасла. Он с трудом разлепил глаза. Тояма отложил инструмент и подбежал к Уэхаре. Кэйко стала трясти мужа, затем накинула на него хаори.[11]
Уэхара встал и залпом осушил стакан воды. Затем, крепко зажмурившись, потряс головой. По-видимому, она болела с похмелья. Он обвел комнату подозрительным взглядом. Тояма придвинулся к нему и объяснил ситуацию.
— Это скверно. — Уэхара вытаращил налитые кровью глаза. — Вы уже созвонились с премьером Иэ?
— Нет…
— Так не годится.
Тояма вопросительно посмотрел на Уэхару. Он не понимал, зачем это нужно было делать. Какое все это имеет отношение к главе правительства? Однако спорить не стал.
— Оплошали. Ведь полковник Смит спрашивал, все ли будет в порядке, мы же обещали, а тут… — Вдруг Уэхара вскочил. — Пока не наступило утро, надо непременно сообщить премьеру Иэ. Который сейчас час?
Тояма и Тэнган сидели с непроницаемыми лицами. Ну что изменится, если обо всем доложить Иэ?! Все равно скоро утро.