Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Река делала поворот в сторону от шоссе и терялась среди бетонных громад фабрик и жилых домов. Уно и Икуко Кумэ прошли еще немного и очутились на довольно хорошо освещенной торговой улице. Большинство магазинов было уже закрыто. Над многочисленными барами и кафе покачивались на ветру бумажные фонарики.

— Сэнсэй,[25] — позвала Икуко Кумэ, приостановившись и рассматривая на свету клочок бумаги, где был записан адрес — Дом Уэмуры должен быть где-то рядом!

Действительно, название улицы, указанное на табличке, висевшей на столбе, было именно то, что они искали. Однако, чтобы попасть к нужному дому, им пришлось свернуть в проулок, стиснутый многочисленными крохотными мастерскими и обшарпанными хибарами. Там на втором этаже жила мать Сумико Уэмуры. Она оказалась приземистой, очень полной женщиной лет сорока трех. На ней было толстое ватное кимоно, из-под которого выглядывала нарядная ночная сорочка; чистые, еще не просохшие волосы в беспорядке лежали на плечах. Пахнув на них винным перегаром, она оперлась рукой о косяк двери и с удивлением уставилась на посетителей, явившихся в столь поздний час. Икуко Кумэ объяснила, что она — классный руководитель Сумико.

— Ее здесь нет! — отрезала женщина, явно собираясь захлопнуть дверь.

— Мы знаем. Она попала в беду.

— Что-нибудь натворила? — нисколько не удивившись, осведомилась мать.

— Она отравилась! — вступил в разговор Уно, вспомнив беседу с родственниками Юдзи и решив, что лучше сразу открыть карты.

— Отравилась?…

— Да. К счастью, осталась жива, но пока нельзя с уверенностью сказать, что жизнь ее в безопасности.

Мать Сумико шагнула к нему и, вцепившись в рукав Уно, простонала:

— Это правда? Сумико отравилась? Где она? Где моя девочка?

Ее сильно накрашенное лицо, дрогнув, исказилось, на нем впервые промелькнула материнская тревога.

Уно объяснил, где находится Сумико. Женщина, замерев, пристально посмотрела ему в глаза. Казалось, ее взгляд проходит сквозь него, устремленный куда-то далеко-далеко.

В это мгновение в дверь выглянул высокий немолодой мужчина.

— Надо зайти в дом, а не стоять под дверью! — сказал он тоном человека, привыкшего приказывать окружающим.

Уно был уверен, что отец Сумико Уэмуры умер, но спросить, кем доводится ей стоявший перед ним человек, не решился.

Войдя, они оказались в небольшой двухкомнатной квартире. Комнаты были чисто прибраны. Однако обстановка в доме чем-то отличалась от обычного домашнего уюта, во всем ощущалась какая-то претензия, искусственность.

Пока Икуко Кумэ рассказывала о случившемся, мужчина, удобно устроившись за столиком в дальнем углу комнаты, потягивая пиво, смотрел телевизор. Узнав, что дочь нашли с приятелем, мать Сумико тяжело вздохнула, но заметно успокоилась, как только поняла, что жизнь ее уже вне опасности.

— Во всяком случае, нужно, чтобы вы завтра съездили туда и забрали ее домой, — заключила Икуко Кумэ.

Мать Сумико покосилась на мужчину.

— Следовало бы съездить. Здесь ей будет лучше, — отозвался он.

— Но, — перебила его мать Сумико, — если поеду я, она ни за что не захочет вернуться! Эта девчонка способна на любое безрассудство, лишь бы сделать мне назло!

Она разрыдалась. Мужчина раздраженно прикрикнул на нее и обратился к Уно:

— Ладно, давайте я за ней съезжу. Видимо, в полиции нужен будет поручитель.

— Хорошо. Когда Сумико вернется, попросите ее позвонить в школу. Нам необходимо с ней переговорить.

— Да-да, конечно, — кивнул мужчина и встал проводить гостей.

— Всего хорошего, — откланялась мать Сумико, утирая слезы.

Стрелка часов перевалила уже за полночь, когда Уно и Икуко Кумэ добрались до платформы станции К. Отсюда, из южной части города, до дома Икуко Кумэ, находившегося на самом севере Токио, нужно было ехать электричкой более часа. Станция Уно была еще дальше, и до дома от станции добираться минут двадцать на велосипеде.

По расписанию электричка придет нескоро, но ничего другого им не оставалось, кроме как ждать, — ловить такси в столь поздний час было делом безнадежным.

Сев наконец в пустой вагон ночной электрички, оба почувствовали груз внезапно навалившейся усталости и некоторое время ехали молча, отдаваясь монотонному покачиванию поезда.

— Интересно, кем приходится им этот мужчина, — проговорила вдруг Икуко Кумэ.

— Да… Вряд ли мать Сумико снова вышла замуж… Во всяком cлучае, в ее аккуратно прибранных комнатах как-то не чувствовалось уюта семейной жизни.

— Мне кажется, я понимаю, почему Сумико ушла из дома!

— Почему?

— В ее матери нет ничего материнского. Она думает только о себе! — сказала Икуко Кумэ с несвойственной ей жестокостью. Возможно, ей не понравилось, что мать Сумико живет на содержании. Однако Уно не мог согласиться с этой беспощадностью женщины к женщине: он отчетливо представлял себе ужас подобной жизни, когда мать просто вынуждена скрывать материнские чувства.

— По-моему, Сумико тоже во многом виновата, — отозвался он.

— Но ведь ее мать сама сказала: Сумико против подобного образа жизни…

— Думаю, что образ жизни самой Сумико тоже не безупречен.

— Да! Не безупречен! И все же я, как женщина, понимаю ее протест!

Уно подумал, что они с Икуко по-разному смотрят на вещи, но промолчал. Ему было уже под сорок, и осторожность, присущая возрасту, делала его порой молчаливым и замкнутым.

— Думаю, Сумико просто не смогла жить подобной жизнью! — не унималась Икуко. — Это — причина всего! Мне кажется, что и этот ее цинизм тоже не случаен!..

Сумико Уэмура и до встречи с Асао заводила романы с одноклассниками; прожив месяца два с одним, она уходила к другому. Подобные вещи среди учащихся вечерней школы не были столь уж редким явлением, однако для Сумико Уэмуры это казалось странным — столь неожиданной и разительной явилась перемена, происшедшая с девушкой за последние два года.

— Мне все это как-то непонятно, — закрыв глаза, устало ответил Уно.

Икуко Кумэ тоже умолкла, погрузившись в раздумья. Они и не заметили, как вагон оказался битком набитым пассажирами. Это были ехавшие из центра подвыпившие завсегдатаи ресторанов и баров, хостесс,[26] обслуживающие ночные кабаре. Глядя на них, Уно почувствовал еще большую усталость.

III

Юдзи Асао и Сумико Уэмура вернулись в Токио. Об этом в школу сообщили не родственники, а полиция городка S. Тут Уно пришлось выдержать новый удар — прежде чем повесить трубку, полицейский сказал:

— У меня есть к вам одна просьба… Вообще-то, я хотел связаться еще с их родителями, но, признаться, устал до чертиков от одних только переговоров со школой! Я вот что хочу сказать. В школе может встать вопрос об их исключении. Не следует этого делать, потому что… Они могут пойти по дурной дорожке. Так уже бывало не раз. Суть дела ведь не в том, что они причинили беспокойство окружающим… Конечно, это не значит, что не должно быть принято никаких мер, но пожалуйста, не перегибайте палку!

Что ж, если в глазах полиции школы, призванные воспитывать молодежь, выглядят подобным образом, это весьма печально. Однако Уно и сам не раз был свидетелем того, что под предлогом борьбы с дурным влиянием исключали провинившихся. Асао и Уэмуру когда-то тоже исключили из дневной школы. Ученики, исключенные из дневных школ за неуспеваемость, оседали в вечерних. А это порождало новые трудности: они плохо учились, все их помыслы были направлены лишь на то, чтобы где-нибудь подработать и развлечься. Подрабатывали в кафе и барах. Там они нередко попадали под влияние картежников и бездельников — и особенно легко те, кто приехал в Токио из провинции.

Дисциплина в школе становилась все хуже. Если рассказать о случившемся на педсовете, то, естественно, все подробности выплывут наружу, и неизвестно, чем все это кончится.

вернуться

25

Сэнсэй — учитель; вежливое обращение к педагогу, врачу, уважаемому человеку.

вернуться

26

Хостесс — девушки, обслуживающие ночные бары и кабаре.

36
{"b":"231260","o":1}