Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Не знал Юрий, как ему поступить: вмах ли снести голову этому наглому злоязычнику или предать его жестоким, долгим мукам, каких он, несомненно, заслуживал.

Но что-то ещё - иное, чему и слова не подберёшь, грешное и жадное, тайное и стыдное, как первый блуд, удерживало его.

- Ну, говори, говори ещё! Парень пожал плечами:

- Попы толкуют: Иисус пострадал за меня, за тебя, за всех! Хорошо, я верю, знать, он был сильный, как бог, тот Иисус! Только зачем же он пострадал, если был сильный, как бог? Скажи, господине?

Да ведь не спорить же было Юрию с невразумленным! А парень по-своему понял его молчание и уж вовсе торжествующе продолжал:

- А вот ещё толкуют попы про какого-то Создателя. Будто бы он создал и меня, и тебя, и всех из огня и глины, али ты веришь в то, господине? Я вот не верю! Я в него верю! - Он указал глазами на срамославный образ греха и всяческого непотребства, который Юрий все ещё держал в руке: - В нём мой корень, в нём моя жизнь, благодаря ему я сам появился на свет, и я не знаю другого Создателя!

«Оскопить, как хряка, как жеребца! Засунуть ему корень-то его в рот, чтобы уж больше не грехословил! - бешено секлись в голове Юрия, словно молнии в небе, мысли. И при этом он чувствовал на себе тяжкий, жгучий взгляд этой девки, от которого млел, будто был слаб. - Убью! Всех убью!»

- Убьёшь его, дашь им мученика, - с другой стороны по-предательски в спину тихо шепнул Редегин.

- Говоришь, не знаешь другого Создателя? . - Не знаю!

- Узнаешь, собака! - Юрий дёрнул шеей, глаза его побелели от ярости. - Ну, где ваша святая Ердань, нехристи? - крикнул он.

- Да вона она, речка-то, под откосом, - махнул рукой Конобей. - Мы их тамо-тко и словили! А в речке-то уж и прорубь есть, княжич!

- Гони!

Конобей и Мина подхватили парня под локти. На мгновение, как в рубке, Юрий столкнулся с девкиным взглядом. Ему показалось, она смеётся над ним!

- Всех, всех в купель! Гони!

- Не дело то, - попробовал удержать его Костя Редегин, - только зло плодим!

- Молчи ты! - в бешенстве обернулся Юрий.

Старых и малых, с крестами и без, согнали к реке. Широкая полынья курилась по морозцу парком. Видать, уж учёные и крещёные таким образом людишки притихли. Только дети орали. А бабы и мужики, старики и старухи - всех вместе их было числом около тридцати, обречённо скидывали с себя одежонки, кто догола, кто до исподнего, жались друг к другу, переступали по снегу босыми ногами.

- Со святыми упокой!.. - глумливо затянул Федька Аминь.

- Подавись ты! - оборвал его Редегин.

- Дак, шутю я, боярин! - зло огрызнулся Тимоха.

- А ты, Конобей, крестным им будешь! Отныне сельцо это тебе отдаю! - внезапно расщедрился Юрий.

Дружинники ахнули - эвона повезло Конобею-то! С Юрием сроду так, не знаешь, чего ждать от него: то ли все отберёт, вплоть до жизни, то ли так одарит, что до смерти молить за Него будешь Господа. На то он и князь, хотя и княжич покуда. Тревожно с ним, но и весело!

Конобей ловил Юрьеву ногу:

- Мне сельцо, княжич, мне?!

- Гляди теперь, ответишь, коли они Господа не приемлют!

- Юрь Данилыч, княжич, да я им сам вот этими руками церкву-то срублю! Сам попом стану! - хохотал от восторга Андрюха.

- Ну, хватит ёрничать, - построжел Юрий. - Во имя Господа нашего Иисуса Христа кунай нехристей в купель Иорданскую!

И началась потеха.

Дружинники хватали в охапку тех, кто попадался под руку, волокли к полынье. Там Конобей на свой выбор кого лишь головой макал в прорубь, кого с головкой. Визг, вой…

«Во имя Отца и Сына, и Святого Духа!..»

- Аминь! - осеняя крестным знамением, ревел Тимоха, помогая выбраться из купели «крещённым».

Последним «крестили» того, кто в хер веровал. Чтобы не брыкался кабан здоровый, руки-то ему ещё давно за спиной скрутили. Так и кинули в полынью со связанными руками. То рыжая голова покажется над водой, то унырнёт.

- Ну, веруешь в Господа нашего Иисуса Христа?

- Не верую!

- А веришь, чудская скотина, в Создателя?

- Не верую!

- Подохнешь!

- Не верую!

И вновь тёмная вода смыкается над его головой. Да ведь не потонуть ему самому, не уйти под лёд от мучителей - догадливый Конобей на лямку его привязал.

- А теперя веруешь?..

Девка, та, что с медвяными волосами, упала перед Юрием ниц. Волосы от воды тяжелы, облепили белое, нежное тело.

- Не губи его, князь! Служить тебе станет! Дай срок, и веру примет твою, коли впрямь она истинна!

- Да, не брал бы ты греха на душу, Юрий, - заступился за нехристя и Редегин. - Не вина, а беда его, что невразумлен! Бог прощать велит…

- Я не Бог.

- Спаси его… - Девка, ползая на коленях и пугая коня, старалась припасть губами к красным сапогам княжича.

- Что так плачешь о нём, жених твой?

- Брат мой! Чист он сердцем, дитё!

- Экое дитё-то! - смеётся Юрий. Но смех его не уверен, не весел смех.

- Ну, говори уж: веруешь что ли? - ухватив парня за волосы, просит уже, чуть не молит сознаться того Конобей. То ли занравился ему упрямством своим и силищей этот парень - так сильному нравится сильный, то ли жалко стало Конобею вот так безо всякого прока топить уже не чужого, а своего холопа.

- Да говори уж, чего ты! Неужто любо тебе за хер-то погибать?!

Парень бессмысленно глядел в выпученные глаза, рыгал водой, а всё же мотал головой: не верю.

Сбившись в кучу, чудь толпилась на берегу. Даже дети умолкли. Кто постарше, глядели заворожённо из-под материнских рук на полынью и на княжича. Самые неуёмные в потехе дружинники и те построжели.

Лишь девка выла, задыхаясь и всхлипывая:

- Спаси, господине, спаси…

И тут Юрий сделал то, чего уже потом никогда не дозволял себе. Нет, не пожалел, нет, но смилостивился:

- Ладноть, тащи его! Авось образумеет…

И от тихого ли его голоса, от слов ли его, от того ли, что зло в себе победил и явил добро, единым вздохом, как под ветром листва, пала чудь на колени.

И Конобей, то ли не поняв, то ли не услышав, стоял на коленях перед полыньёй, удивлённо глядя на князя.

- Вот как надо-то, - благостно произнёс Редегин. Юрий полоснул его жёстким взглядом. Он уж жалел о сказанном, понимая добро за слабость.

«Нет, не так надо с ними, не так! - будто кто нашёптывал. - Доброго - не поймут, слабого - не простят…»

- А-а-а! - будто не выиграл, а проиграл - махнул рукой Юрий и зло крикнул Андрюхе: - Чего рот раззявил! Тащи уже!

Конобей за лямку подтянул из-подо льда парня, ухватил за волосы и рывком, как и волосы-то не снял с головы, вытащил из воды безжизненное, посиневшее тело и захлопотал над ним, приговаривая:

- Живи, паря, живи! Бог, знать, простил тебя! Видать, на роду тебе писано быть христианином…

Юрий носком сапога приподнял голову девки. Вгляделся в омут вишнёвых глаз. Девка глаз не отводила. Напротив, точно не она это выла миг назад - крупно, по-звериному лязгая от холода белыми жемчужинами зубов, сейчас глядела насмешливо: «Ай, сил не хватило на душегубство-то? Ай, не твой тот Бог, кому молишься? Али глянулась я тебе?»

Или всё это так, примстилось княжичу? Чудское племя - разве их разберёшь?

- Со мной пойдёшь!

- Пойду, коли зовёшь, - выдохнула она.

Глава пятая

Сон был смутен и чёрен, как будущее, о котором сколь ни мечтай, ни загадывай в восемнадцать лет, все одно попадёшь пальцем в небо, даже если невзначай и сбудется все, о чём ты загадывал. Потому как, если и сбудется, то не тем обернётся.

Ничто не помнилось: ни как, ни почему, ни зачем! Одно осталось в уме, словно в глазах дальний и зыбкий свет. Будто он, Юрий, идёт под отцово благословение. И знает, что именно под отцово! Только отец перед ним странен: тот же, а вроде не тот, признан, да не узнать!

23
{"b":"231232","o":1}