- Позаботься о ханском ярлыке. Покуда ты еще не полноценный правитель удела.

Михаил перед отъездом в Белоозеро обратился к Дмитрию:

Хотел бы забрать к себе в Белоозеро моих дружинников.

- Почему ты считаешь их своими? - удивился Дмитрий. - Твой батюшка приобщил их к ростовской дружине, вступив на ростовский стол. Стало быть, по закону я наследую и дружину всю целиком.

- От всей-то прежней дружины у меня на Белоозере два десятка человек осталось. С большой шайкой новгородских ушкуйников они не справятся.

- Набери новую дружину, - невозмутимо произнес Дмитрий.

Ростовский князь также не захотел отдать Михаилу кольчужного мастера и корабелов, привезенных из Белоозера. Согласился отпустить лишь Каллистрата с семьей и старого одинокого повара. Василису князь Дмитрий прогнал из княжеских хором в первый же день после похорон. Обозвав ее оскорбительным для женщины ругательством, прикрикнул:

- Чтоб духа твоего не было в моих палатах, б..!

Василиса прихватила узелок с вещами и пришла к кольчужному мастеру, человеку доброму и веселому, обремененному кучей детей.

- Возьми, батюшка, в няньки, пригожусь, - сказала она кольчужнику. - Деток-то у тебя не счесть.

- Ты бы с князем Михаилом возвращалась в Белоозеро, - посоветовал мастер.

- Я верно служила князю моему Глебу. Не в моих силах покинуть его могилу.

- Ну, оставайся, коли так.

Возвращался Михаил на Белоозеро со своими спутниками уже санным путем. До Ярославля его попутчиком был князь Федор. Михаил посетовал на неуступчивость двоюродного брата, почувствовавшего власть.

- Не нравится мне Дмитрий. Похоже, затевает какие-то козни против меня.

- Не забывай, Михаил, ты мне теперь как сын, - сказал ему Федор. - Коли столкнешься с какой обидой, всегда приду тебе на помощь. Учти это, Михальчик.

Федор произнес имя зятя так, как часто произносил его покойный князь Глеб.

А тем временем состоялся разговор между Дмитрием Борисовичем и владыкай Игнатием.

- Как поступить, владыка, с глебовскими останками? - многозначительно спросил епископа Дмитрий.

- У тебя, князь, возникли на сей счет какие-то мысли? Вижу, саркофаг заказывать каменщикам не спешишь, - уклончиво ответил Игнатий.

- Не спешу. Может, саркофаг и не понадобится? Не лучше ли предать тело Глеба земле в монастыре Святого Спаса?

- Понимаю… В глубине души ты не смирился с тем, что после смерти твоего батюшки княжение в Ростове перешло не тебе, а дяде Глебу. Вот и таишь на него раздражение, даже на мертвого.

- Отчасти да…

- Но учти, Глеб Василькович все же князь. К тому же ханский родич. Пристало ли нам тревожить его останки? Пусть покоится рядом с братом, с родителями.

- Послушай, владыка… Князь Глеб слишком усердно служил ординцам.

- Не усердней других князей.

- Слишком усердно. Я беседовал с многими дружинниками, участниками его походов. Глеб всегда лез в самое пекло, чтоб отличиться. В результате гибли русичи.

- Глеб это отрицал.

- Он был не искренен с тобой. И еще. Он терпимо относился к язычникам своего края.

- Язычество живуче. Одним мановением руки его не искоренишь. Глеб занимался просветительством, наладил переписку книг духовного содержания. Открывал монастырские школы, заботился о грамотности пастырей. Разве это не было борьбой с язычеством?

- Результатов этой борьбы что-то не было видно. А при себе держал полюбовницу, язычницу-весянку.

- Откуда тебе это известно?

- Не трудно было узнать через верных слуг.

- Допустим, ты, князь Дмитрий, в чем-то и прав. Твой дядюшка был далеко не праведник.

- Вот, вот, хорошо, что ты это признаешь, владыка. Что ты скажешь, как поступить с останками покойного?

- Я бы не стал их трогать. Пусть князь Глеб покоится рядом с родными.

- А я бы желал, чтобы Глебовы останки были вынесены из собора и преданы земле в монастыре Святого Спаса рядом с могилами простых смертных.

Подобные беседы между князем Дмитрием и владыкай Игнатием продолжались не раз. Дмитрий Борисович приводил все новые и новые факты греховности Глеба Васильковича. Факты были голословны, ничем не подтверждались и в основном выдумывались Дмитрием, затаившим злобу на дядю и желавшим мстить ему, даже мертвому. Но владыку охватывало двойственное чувство. Не соглашаясь в душе с надуманными доводами ростовского князя, он в то же время не хотел с ним ссориться. Он угадывал в Дмитрии тяжелый, властный и мстительный характер и после долгих и нелегких раздумий решил уступить.

Через девять недель после смерти князя Глеба ростовский епископ Игнатий распорядился вынести прах покойного из соборной церкви и просто закопать его в земле в монастыре Святого Спаса рядом с другими могилами. Перезахоронение совершили ночью, чтобы не привлекать внимание ростовчан…

Поступок духовного иерарха кажется на первый взгляд совершенно нелогичным. И он противоречит тому отзыву, какой сделал летописец, подводивший итоги княжения князя Глеба. Летописец по поводу его кончины пишет хвалебный панегирик. Но в словах летописца следует критически отделить традиционное славословие 'от справедливых слов, которые мог заслужить незаурядный, хотя и удельных масштабов политик. Составитель Никоновской летописи сообщает, что Глеб Василькович с молодых лет служил ордынцам и многих христиан избавил от обид. Эти слова летописца, несомненно, справедливы. Служба белозерского князя хану подтверждается упоминаниями в источниках о его участии в походах ханских войск. Но этой службой и ханским расположением князь Глеб избавил свое княжество от опустошительных набегов ордынцев. В летописях нет ни одного упоминания о ханских нашествиях на Белоозеро, тогда как имеется немало таких упоминаний о набегах на Рязань, Тверь и другие русские земли. Белозерское княжество жило сравнительно мирной жизнью, и это летописец мог постам вить в заслугу князю Глебу.

Итак, поступок владыки Игнатия кажется на первый взгляд совершенно нелогичным. Несомненно, не церковными мотивами руководствовался епископ. Он знал, что Глеб Василькович строил монастыри, храмы, занимался просветительством, заботился о распространении религиозной и светской литературы.

…Сторонники князя Глеба, возмущенные поступком владыки Игнатия, поспешили известить главу русской православной церкви, киевского митрополита Кирилла о случившемся. Кирилл относился к памяти белозерского князя с уважением и был возмущен поступком ростовского владыки. Митрополит сделал епископу строгое внушение и даже отстранил его от богослужений, но, впрочем, через некоторое время простил.

По всей видимости, епископ Игнатий был тесно связан с семейством Бориса Васильковича и готов был поддержать его сына Дмитрия, не смирившегося с тем, что после смерти его отца ростовское княжение попало в руки Глебу. И хотя Глеб Василькович успел прокняжить в Ростове непродолжительное время, племянник затаил на него злобу и решил отомстить хотя бы мертвому. Игнатий до принятия им епископского сана являлся помощником его предшественника Кирилла (тезки киевского митрополита) и был в хороших отношениях с ростовской княжеской семьей и боярской верхушкой.

Дальнейшие события вскоре после, казалось бы, мирного дележа Глебова наследства приняли драматический оборот. Дмитрий Борисович повел себя агрессивно и в отношении двоюродного брата. Он поставил себе целью завладеть его белозерскими волостями, изгнав Михаила Глебовича из его удела.

Дмитрий решил нанести удар по Белоозеру весной, когда реки очищались от льда и становились судоходными. Он приказал снарядить три дощаника и отобрал около сотни дружинников. Все они были старыми ростовчанами. Ни один из белозерцев не был включен в состав отряда. Затем Дмитрий пригласил к себе Антипа Евлампиева.

- Поплывешь с дружиной в Белоозеро, - отдал распоряжение ростовский князь.

- Что я должен там делать?

- Передашь Михаилу мое повеление покинуть удел. Он больше не принадлежит ему.

- Не слишком ли много берешь на себя, князь? Ведь Михаил ханский внук, и тесть его породнился с ханом.