Олеся, видевшая все это, с величайшим трудом удержалась от смеха. Но зато, благодаря такой ловкости, утром опять была возможность заняться гаданием. Только теперь уж сидели спиной к двери, так, чтоб в глазок ничего не было видно. И говорили совсем тихо.
— Рубина, что там карты рассказывают?
— А что ты, милая, хочешь услышать?
— Как мне жить дальше, что же еще?
— Карты говорят, что тебе нужно довериться.
— Кому это?
— Да следователю.
— Неправильные твои карты!
— И карты мои правильные, Олеся. И следователь человек хороший.
— Хороший?
— Хороший.
— А что ж меня здесь просто так, ни за что держит?
— Вот ты и помоги ему правду отыскать.
— Как?!
— Ну, расскажи все в подробностях про начальника, про короля треф.
— Нет уж, Рубина. В подробностях — не хочу. Лучше уж я тут сидеть буду.
* * *
Следующее свидание Кармелита назначила Максиму в каком-то загадочном месте. Дом с заколоченными окнами. Макс даже сначала подумал, что ошибся адресом. Но потом пришла Кармелита. Точнее, даже не пришла, а подкралась сзади. И выкинула вечную шутку всех девушек — закрыла глаза руками: угадай, кто это?
Максим, конечно, угадал. После этого она провела его потайным ходом внутрь здания. Завела в зал с большими окнами.
— Что это? — удивился Максим. — Странное место. Похоже на заброшенный театр.
— А это и есть заброшенный театр. Говорят, когда-то в Управске работал завод-гигант. Кажется, моторный. Или авиамоторный. И в этом здании был Дворец культуры. Потом тут сделали театр. А потом все это забросили.
— Здорово. Здесь были спектакли, репетиции, много людей. Зрители приходили, переживали, аплодировали, плакали, смеялись…
— Да. Я тоже часто об этом думаю. Когда прихожу сюда. Представляешь, как здорово было бы все это восстановить. И назвать это — Театр…
— Буратино и Мальвины!
— Точно. А ты как догадался?
— А я уже чувствую все, что ты хочешь сказать. Моя Мальвина, я чувствую, что когда-нибудь все так и будет.
— Спасибо, — улыбнулась Кармелита, и тут же погрустнела. — А что с бабушкой? Этот Игорь Носков опять обманул?
— Нет. Он меня уже не обманет. Он у меня на крючке. Просто сегодня много дел. В милицию он пойдет чуть позже. Не волнуйся, твоя бабушка совсем скоро будет на свободе. Кармелита… мне очень хорошо с тобой, но мне пора бежать на работу. Давай вечером встретимся, и я расскажу все новости о Носкове.
— Давай, а где? Слушай… Я тебе уже показала свой любимый театр. А теперь давай покажу свое любимое озеро.
— Это то, что недалеко от слободы?
— Да.
— Хорошо. До вечера.
Максим пошел на встречу с Игорем, а Кармелита побежала к отцу.
Баро опять с головой нырнул в работу. Но выныривать приходилось очень часто. То Форс пришел, поговорил с ним о кладбище — он, как юрист, посоветовал быть с Астаховым пожестче. И ни на какие переговоры не идти. Кстати, посоветовал, какого адвоката взять для Рубины.
Но потом прибежала Кармелита. И сказала, что никакого адвоката не нужно — скоро Рубина будет на свободе. Как, почему — это ее секрет. Ладно, поглядим. Дочка у него не такая, чтоб зря болтать…
Потом Бейбут приехал из табора. Да не один, а с золотом, которое они всем табором собирали — последнее с себя снимали. Так вот, оказывается, что означало это загадочное «посмотрим…» во время их последнего разговора. Зарецкий напрочь отказался брать золото, но делал это так мягко и корректно, что старый друг вроде бы не обиделся.
И только тут Баро заметил, что с отцом еще и Миро приехал. И Земфира, и Люцита. Чуть не весь табор. О! Это другое дело. Слово надо держать.
И Баро, заговорщицки подмигнув, попросил всех идти за собой…
* * *
Игорь нес Тамаре крысиный яд. И настроение у него было такое же крысино-ядовитое. Как же противно было лепетать что-то следователю: «Да… нет… Ошибся… Нет-нет… Никакого давления никто на меня не оказывал…». Но еще более мерзко было отдавать эту бумагу Максиму. Никогда еще Игорь не испытывал такого унижения. Как же трудно жить с ощущением, что ты под колпаком у какого-то сопляка! Надо будет что-то с ним делать, как-то его поприжать, а то уж больно смелый стал. Ничего, и не таких обламывали.
Отдал яд Тамаре и пошел на работу. На душе, как ни странно, стало легче. А настроение, как по эстафете, передалось ей.
Тамара задумалась. Раньше она и крыс-то травить боялась. Разве что тараканов. А теперь собирается покуситься на человека. Страшно. И противно. Самой себе от самой себя. Но человеческая голова — замечательный механизм. Всегда что-нибудь придумает, чтоб оправдаться. Вот и Тамара через полчаса сумела доказать себе, что она ничего такого не делает. Старухе все равно скоро помирать. А она, Тамара, просто вынуждена обороняться. С этой мыслью женщина взялась за давно забытое. Нацепила на себя фартук, раскатала тесто и испекла пирожков. Красивых, румяных. Вкусных до смерти…
Зазвонил телефон. Тамара наскоро вытерла руки о фартук и выбежала из кухни.
Настроение у Антона с утра было почему-то плохое. Пришлось браться за старое, хорошо известное лекарство — виски. Хорошо пошло. Захотелось есть. Безумно захотелось чего-то такого, домашнего, душистого… А тут еще мама расхозяйничалась — весь дом наполнила ароматами сдобы. Прямо с бутылкой Антон пробрался на кухню.
Bay, какие пирожки!
По этому поводу — еще глоточек виски. Хотя… под такую закуску, пожалуй, можно и больше.
Глава 19
Кто-то умный сказал: «Есть две наибольших радости в мире. Получать подарки и делать их». Пока Баро вел всю таборную делегацию на конюшню, он испытывал внутреннюю гордость от того, что сейчас сделает.
Широким барским жестом распахнул ворота. Пригласил всех войти. Горделиво водил всех от стойла к стойлу. Кармелита, правда, сразу убежала к своей Звездочке. Люцита за ней ревниво приглядывала. Все остальные рассматривали лошадей.
— Да, — подытожил Бейбут, — сколько живу, атакой красоты не встречал.
— Еще бы! — скромно ответил Зарецкий. — А вот, гляньте-ка, как вам эта кобыла?
Кобылка забеспокоилась от обилия чужих людей, затопотала на месте.
— Ну-ну-ну. Не бойся, не бойся, — в секунду успокоил ее Миро и тут же похвалил: — Хороша! Красавица. А что, она — тоже на племя? Бабки, правда, немного толстоваты. А так — красавица.
Баро лукаво улыбнулся. В другой раз он, может, и обиделся бы от такой похвалы. Но сейчас ему было приятно увидеть, как здорово разбирается Миро в лошадях.
— А ты настоящий цыган. Знаешь толк в лошадях. Хорошо, что не покупатель.
— Где уж мне, — заскромничал Миро. — Тут вон каждая лошадь немеряных тысяч стоит.
— Да-а-а. А вот посмотри, какой жеребец красавец! Хороший?
Миро аж задохнулся от восторга:
— Я такого коня в жизни не видел!
И тут Зарецкий, выждав небольшую паузу, наконец-то сказал то, что так грело его внутри:
— Что ж, Баро сказал — Баро сделал. Миро, ты своим мужеством заслужил награду. Выбирай лучшего коня из лучшей конюшни твоего боевого товарища Сашки.
Конюх довольно улыбнулся — такие слова для него лучшая награда.
— Любого?
— Любого!
Миро показал на последнего жеребца:
— Этот!
— Ты настоящий цыган, Миро. Выбрал лучшего коня из моей конюшни. Да только ты ошибся, парень.
— Почему?
— Потому что жеребчик не объезжен.
— Ничего, я объезжу. Еще как объезжу.
— Э-э-э… Как ты думаешь, Миро, почему в моей конюшне, у такого конюха, как Сашка, конь, да не объезжен?
— Почему?
— Его зовут Торнадо. Многие пытались, да ни у кого не получилось.
Миро вывел жеребца из стойла. Все прошли к небольшому загончику. И уж там Миро вскочил на Торнадо. Торнадо дыбился, крутился, как торнадо.
И в конце концов успокоился, признав всадника. Все с восторгом посмотрели на парня.
— Баро, а жеребец-то признал моего Миро.
