— Да, вот еще что, прежде чем вы в праведном негодовании повесите трубку! Кто-то ввел в ужасное заблуждение мистера Гумбольдта относительно существа дела по иску, предъявленному «Ксерксесу» Пановски и Ферраро. Вот почему я не слишком доверяю последней информации.

Последовала пауза, прежде чем она нехотя произнесла:

— Я скажу об этом мистеру Гумбольдту. Но я очень сомневаюсь, что он захочет говорить с вами.

Это было как раз то, что мне нужно от мисс Холлингсворт. Я нахмурилась, глядя на телефонную трубку, и попыталась Представить, что я сообщу Гумбольдту, если встречусь с ним. Потом заперла офис и поехала к маленькому магазинчику скобяных изделий на Дайверси. Они не пожелали говорить со мной по телефону, но когда увидели, что я готова высказать им все в лицо в присутствии покупателей, выпроводили меня, неохотно выписав другой чек. И сверх того прибавили десять долларов за плохое обслуживание. Я немедленно получила деньги в банке и вернулась домой.

Проскользнув черным ходом, я умудрилась избежать встречи с мистером Контрерасом и собакой. Стоя посреди кухни, я провела ревизию своих пищевых запасов. По-прежнему удручающе. Прихватив миску попкорна, я потащилась в гостиную. Кукуруза и солонина — что ж, неплохо…

Четыре тридцать — ужасное время: по телевизору не найти приличной передачи. Я проигнорировала показ телеигр, передачу «Сезам-стрит» и презрела сияющее лицо «Экономного гурмана». Пробежавшись по всем программам, я с отвращением выключила телевизор и направилась к телефону.

Чигуэллы оказались в телефонной книге на имя Клио. Она ответила на третий звонок, ее голос звучал холодно. Да, она помнит, кто я. Она думает, что ее брат не пожелает говорить со мной, но как бы там ни было, она справится у него. Он не пожелал.

— Послушайте, мисс Чигуэлл. Я ненавижу назойливость, но есть кое-что, что мне необходимо знать: звонил ли ему несколько дней назад мистер Гумбольдт?

Она удивилась:

— Как вы узнали?

— Я не узнавала. Его секретарь передала мне некоторую информацию, которую Гумбольдт предположительно получил от вашего брата. Я была бы удивлена, если бы обнаружилось, что Гумбольдт выдумал это.

— О чем рассказал ему Куртис?

— Что Джой Пановски был отцом Кэролайн Джиак.

Она попросила меня объяснить, кто эти люди, а затем вышла, чтобы взглянуть в лицо своему брату. Мисс Чигуэлл вернулась через четверть часа. За это время я покончила с попкорном и несколько раз позадирала ноги, лежа на кровати и держа телефонную трубку около уха, чтобы услышать, как она вернется.

Она вернулась к телефону и резко заговорила:

— Он говорит, что знал это об интересующем вас мужчине, поскольку предысторию ему рассказала мать девочки, когда они нанимали ее.

— Понятно, — вяло ответила я.

— Ужасно прожить всю свою жизнь рядом с тем, о ком ты не знаешь наверняка, когда он лжет. Я не знаю, какая доля вымысла принадлежит Куртису, но могу вас заверить с полной уверенностью: Куртис скажет все что угодно, если его об этом попросит Густав Гумбольдт.

Пока я силилась внедрить эту новость в свои замороченные мозги, иное поразило меня.

— Почему вы говорите мне об этом, мисс Чигуэлл?

— Не знаю, — удивившись самой себе, ответила она. — Может быть, по прошествии семидесяти девяти лет я устала от того, что Куртис прячется за мою спину. До свидания.

Она повесила трубку с резким щелчком.

Я провела всю субботу, злясь на Гумбольдта и Чигуэлла и будучи не в состоянии понять, по какой причине им понадобилось состряпать эту историю о Луизе и Джое, и сознавая свою неспособность найти управу на них. Когда Мюррей Райерсон, глава криминального отдела «Геральд стар», в воскресенье позвонил мне, поскольку один из его репортеров пронюхал, что Нэнси Клегхорн и я ездили вместе в высшую школу, я даже согласилась поговорить с ним.

Мюррей болел за баскетболистов «Де Поля». А может, распускал слюни из-за их игры. Хотя я — живая или мертвая — каждый год слежу за выступлениями «Кабс» и сохраняю ревностную любовь к Отису Уилсону из «Биэре», на самом деле меня не очень волнует, выиграет ли «Блу Демон». Для Чикаго это беспрецедентная глупость, равносильная заявлению о том, что ты ненавидишь празднества в день Святого Патрика. Поэтому я согласилась приехать к Хоризон и посмотреть на их схватку с «Индианой», или «Лойолой», или кем-то там еще.

— Во всяком случае, — сказал Мюррей, — ты сможешь сидя вспоминать, как вы с Нэнси выполняли свои броски, только куда лучше. Это освежит твои воспоминания.

«Де Поль» потеряла в лице Мюррея бурного болельщика, так как тот всю игру делал критические замечания в адрес молодого Джоя Мейера, а затем в течение часа изрыгал сплошные ругательства, дожидаясь, пока можно будет выехать со стоянки обратно к платной дороге. И только когда мы уже сидели в литовском ресторане «У Эфеля» на северо-западной окраине, где Мюррей набивал свою утробу, поглощая горы пирожков с тушеной капустой, предпочитаемых им в полдень, он между прочим задал вопрос:

— Так какое тебе дело до смерти Клегхорн? Тебя что, члены семьи попросили подключиться к расследованию?

— До полиции дошли сведения, будто я причастна к ее смерти. — Я спокойно взялась за второе воздушное пирожное. Теперь мне придется пробежать утром десять миль, чтобы сбросить вес.

— Продолжай. Мне пришлось выслушать более десяти человек, которые утверждают, что ты разнюхивала, сунув сюда свой нос. Итак?

Я покачала головой:

— Я же сказала тебе. Я боролась за свое незапятнанное имя.

— Ах вот как?! В таком случае я — аятолла Детройта.

Обожаю, когда я говорю Мюррею правду, а он думает, что это розыгрыш и что я шучу. А ведь это дает мне ряд преимуществ в достижении цели. К сожалению, оказалось, что у него не многое можно выведать. Полиция вызывала Стива Дрезберга и адвоката Дрезберга — Леона Хааса, вызывала и некоторых других граждан Южного Чикаго с незапятнанной репутацией, а также кое-кого из прежних поклонников Нэнси, но так ничего и не добились, и не смогли направить расследование в нужное русло.

Наконец Мюррею прискучила игра.

— Я полагаю, с тебя будет достаточно, если мы сумеем состряпать небольшую трогательную статейку о том, как вы с Нэнси учились в колледже, живя впроголодь, штудируя классику и время от времени участвуя в игре лучших женских команд округа, которым вы же и составляли славу. Ненавижу предоставлять в твое распоряжение печатные полосы, когда ты того не заслуживаешь, но наш материал поможет сохранить ее имя в глазах прокурора штата.

— Целый букет благодарностей.

Когда он высадил меня на Расин-стрит, я пересела в свой автомобиль и направилась в Хинсдейл. Встреча с Мюрреем вооружила меня одной гнусной идейкой, как оказать давление на Чигуэлла. Было около семи, когда я позвонила им в дверь, — не самое лучшее время для нанесения визитов. При виде мисс Чигуэлл, открывшей мне, я постаралась выглядеть серьезной и заслуживающей Доверия. Вглядевшись в строгие черты ее лица, я не поняла, удалось ли мне это.

— Куртис не будет говорить с вами, — произнесла мисс Чигуэлл в своей обычной резкой манере, демонстрируя тем самым, что ничуть не удивлена.

— Предложите ему для раздумий следующее, — сказала я серьезным и заслуживающим доверия тоном. — Как ему понравится его фотография на первой странице «Геральд стар» в обрамлении нескольких историй из его медицинской карьеры?

Мисс Чигуэлл угрюмо взглянула на меня. Я так и не поняла, почему она не захлопнула дверь перед моим носом в ту же секунду. Почему она решилась передать ему мое сообщение? Я недоумевала.

Это напомнило мне пожилых кузенов моего дражайшего бывшего мужа Дика, а именно двух братьев и сестру, которые жили вместе. Братья поссорились тринадцать лет назад и отказывались разговаривать друг с другом. Поэтому они, сидя за столом, обращались к сестре, чтобы она передала, например, соль, мармелад или чай, и та любезно делала все это.

В данном случае, однако, доктор Чигуэлл вышел к дверям лично, не надеясь на свою сестру. Голова его забавно сидела на тонкой вытянутой вперед шее, и он походил на встревоженного индюка.