Я послушно подсел к девчонкам. Действительно, весьма скоро долговязый флейтист утомился, после чего интервьюер вместе с интервьюируемыми поднялись на ноги. Сапсаныч засунул в какую-то драную котомку свою тетрадку и обратился к подошедшему солисту:
— Баня, дал бы подудеть, что ли!
«Оказывается, таким изможденным солиста сделала безграничная любовь к парной», — подумал я. Между тем Сапсаныч взял в руки флейту и заиграл — в отличие от своего предшественника, глядя прямо на нас.
Я не очень разбираюсь в этом инструменте, но, по моему, играл он скорее вдохновенно, чем умело. Больше, чем игра, меня поразило открытое и доброе лицо «пернатого хищника». Мне, знаете ли, довольно часто приходится видеть прямо противоположную категорию лиц…
Но вот он опустил флейту, и одна из моих соседок вздохнула:
— Нет, зря он на радио свинтил…
Я встал со своего места, но не успел сделать в сторону сцены и трех шагов: радиожурналист подошел ко мне сам.
— Здравствуйте, вы ко мне? — широко улыбнулся он, протягивая большую ладонь.
— Здравствуйте, — слегка кивнул я, отвечая на неожиданно крепкое рукопожатие, по моим понятиям, не вязавшееся с его хипповатой внешностью: недолатанные джинсы, жилетка, кожаный шнурок на шее, такой же — на лбу; заметная только вблизи светло-русая бородка… — Если вы — Сапсаныч, то к вам.
— Ко мне, — подтвердил он. — А по какому делу, можно узнать?
— Разумеется, только, если не вы не против, наедине. Хорошо?
Юноша кивнул, сходил за своей сумкой, набросил на плечи укороченную солдатскую шинель без погон, и мы покинули зрительный зал. Нам в спину заиграли гитары.
В коридоре я представился, объяснив, что меня интересует все, касающееся Стаса Судакова.
— Святое дело, — вздохнул он. — Славный был парень… Я в вашем распоряжении, Валерий Борисович. Где будем разговаривать? Может, кофе выпьем? Тут напротив харчевня.
— Не возражаю, — согласился я. — Кстати, позвольте узнать, как вас все-таки зовут? Уважаю псевдонимы, но…
— Да все просто на самом деле. — Он поднял бровь и поправил висевшую на плече котомку — ни дать ни взять молодой ветеран «той единственной гражданской». — У меня классическое имя-отчество — Сан Саныч. Дальше понятно. А в околомузыкальной среде псевдоним закрепляет, если можно так выразиться, «клановую принадлежность». Я пишу в основном о местном роке, веду передачу на «Радио-А», и мне это необходимо. Да и люблю я это дело…
— Спасибо за разъяснение, — сказал я, вторично вступая в схватку с врагами Запада — то есть, прошу прощения, с вратами «Запада». — Признаться, ваш псевдоним меня слегка озадачил. Во внешности у вас, Александр, уж извините, ничего хищного нет.
— У меня братец есть, вот тот — хищнюга, — сообщил молодой сотрудник «Радио-А». — Давайте по переходу — вон она, харчевня наша…
Мы воспользовались подземным переходом и вышли почти к самому крыльцу «харчевни» традиционного для советских времен «аквариумного» дизайна.
За стеклянными стенами стоял довольно приятный запах снеди, играла негромкая и почему-то знакомая музыка. Следуя за уверенно планировавшим к прилавку миролюбивым хищником из числа сапсанов, я напрягся — и вспомнил.
— Саша, это случайно не «Юрайя Хип»?..
Александр даже обернулся, и я понял, что вырос в глазах юноши метра на два с половиной.
— Да, «День рождения волшебника». Уважаете?
— Когда-то ночи напролет слушал. А разве теперь их не забыли?
— Классика бессмертна, — склонил голову Саша, застыв на мгновение. Я случайно глянул в его раскрытый бумажник и понял, отчего в обеденный час он собирается довольствоваться кофе. Не годится, мой юный друг!
— Саша, разговор у нас с вами будет долгий. Давайте пообедаем как следует?
— Конечно, пообедайте! — поддержала меня бойкая тетка за прилавком. — Супчик грибной только что сварился, пельмени сибирские у нас все хвалят. А? Давайте, молодые люди!
— Валерий Борисович… — начал было Саша, но я не дал ему проявить скромность, и мы заказали полный обед.
Обед, как говорится, прошел в теплой, дружественной обстановке полного взаимопонимания. Александр сам заговорил о покойном:
— Стас молодец был, хоть и работал в основном с попсовиками. Крутился, как пчелка в колесе. Не жался никогда, имел свое мнение. Мне помогал часто, особенно с интервью. Помните, Киркоров в Краснобойцовск приезжал? Я тогда совсем на мели сидел, Наташку с Глебом на хлебе держал. А Стаська меня подвел к Филу в нужный момент, я и треснул в «Наших вестях» статью на полполосы — с тех пор так там и подкармливаюсь, признали… — Парень, явно охваченный воспоминаниями, опустил голову и ловко подцепил с тарелки последнюю дольку помидора.
— А где вы познакомились?
— Да здесь и познакомились — я имею в виду, в клубе. Мы тогда оба Чижа заманивали, но очень хорошо потом договорились: он и в цирке отыграл, и в рок-клубе, как раз на вторую годовщину.
Принесли первое. Я подождал, пока наша хозяйка расставит дымящиеся тарелки с аппетитным варевом и удалится, после чего задал этот дурацкий вечный вопрос:
— Как вы думаете, Саша, у него были враги?
Он ответил сразу и с нескрываемой горечью:
— Да у кого их нет? А Стас еще и человеком оставался — чуть ли не единственным в их гадюшнике. Удивительно, как ему удавалось вертеться и не скурвиться. Наверное, кому-то был нужен, а теперь решили, что без него обойдутся.
Некоторое время мы молча поглощали горячий острый суп, хрустя крупно порезанной вешенкой. Саша ел красиво и аккуратно; впрочем, не оставалось сомнений, что сытно обедать ему приходится отнюдь не каждый день, — знаю я эти «гонорары» у наших «первопечатников». Мне, по совести говоря, тоже давненько не случалось отведать горяченького — то некогда, то ленюсь…
— И все-таки, Александр, — вернулся я к своим баранам (они же — волки, они же — гады ползучие), — можете назвать кого-то конкретно?
— Скорее нет, чем да, — ответил он, опуская ложку в опустевшую тарелку. — Я не сыщик, прошу прощения… Появлялся с ним однажды такой поплавок здоровенный с парой шкафообразных. Ухмылка у него была мерзкая, высокомерная — терпеть ненавижу! Про таких говорят: лыбу давит…
Подоспело второе. Пельмени составили достойную конкуренцию грибному супчику, и мне стоило немалых трудов оторваться от кушанья ради продолжения нашей беседы.
— А что, Станислав всегда один с вами встречался? Больше неприятных типов рядом с ним не замечалось?
— Очень даже замечалось, — пережевывая очередной пельмень, ответствовал мой сотрапезник. — Просто потом Стас сам о нем говорил, и так получилось, что сразу после этого разговора случилось одно забавное событие…
— Ну-ка, ну-ка, — поощрил я своего собеседника. — Что за случай?
— Мы летом выбирались к друзьям из универа на раскопки. Там был кое-кто из местных бардов, системные ребятки подгребли с рок-тусовки, и мы с семьями рванули на выходные. Вечером, натурально, почумились, а на рассвете просыпаюсь, вылезаю из палатки и вижу — Стас уже встал, первую сигарету тянет. Я подхожу. Стоим, курим на берегу — лагерь свой археологи у озера сотворили. Над водой туман — периной, тишь — до звона. И вдруг откуда-то с дальнего берега пробивается сквозь туман женский голос: «Ва-анька-а! Коров гони…. твою ма-ать!» И эхо: «… твою ма-а…» Откуда-то из другого места доносится: «Чо-о-о?!» — «Ко-ро-вы, рыба-ак…ный!» — «На… я их вида-а-ал!» — «… ты сраный, придешь…., убью!»
Я живо представил нарисованную Сашей картину и не смог удержаться от смеха — хорошо еще не подавился. А потом мой собеседник продолжил:
— Вот тогда-то Стас и сказал, кивнув на туманную гладь: «Лучше материться на всю ивановскую, чем вежливо улыбаться и сжирать с порохами, как мои „поплавки“…». «Какие?» — спрашиваю. «Да ты видел, заходил в клуб один сальный пузырь со своими брюхохранителями… черт, такое утро одна мысль о нем испоганила».
— Имена? — с надеждой заглянул я в Сашины глаза, еще подернутые пеленой воспоминаний.
