Впрочем, в остальном квартирка оказалась весьма неплохой: недавний добротный ремонт, приличная мебель, даже есть кое-что из антиквариата — во-он те два кресла, например.
— Юля, — обратился я к хозяйке, — специфика работы заставляет быть бесцеремонным. Вы разрешите осмотреть… место происшествия?
Слегка ошарашенная подобным наименованием собственного жилища Юля, тем не менее, согласно кивнула.
Я начал с кухни. Из окна первого этажа открывался вид на стоявшие почти вплотную к дому опадающие деревья, спутанные кусты и редкие астры в палисаднике. За деревьями маячил асфальтированный пустырь, на котором почему-то стояли хоккейные ворота и гоняли мячик с полдюжины мальчишек. Я удивился было, как это не застроили все гаражами, но потом поглядел налево и, увидев вход в подземелье, понял, в чем дело.
Летом здесь, наверное, сумрачно и прохладно, подумал я. Может быть, даже сыровато… ну, точно! Эх, балда я — только сейчас понял, что все окно затягивает мелкоячеистая сетка. Стало быть, комары одолевают.
А потом Зоркий Сокол, то есть я, увидел, что одолевают это жилище не только комары.
В сетке, на уровне моего живота, зияла аккуратненькая маленькая круглая дырочка.
Я круто развернулся и стал обшаривать взглядом противоположную стену, а в голове крутилось: почему целы стекла? Почему она не говорила? Почему… вон там!
Я шагнул к двери, ведущей из кухни, и на глазах у изумленной Юлии склонился к косяку.
— Вы что-то нашли, Валерий Борисович?
— Нашел… — не поворачивая головы, ответил я. — Юля, вы давно открывали окна?
— Нет, недавно. Когда Стасика… провожали. Готовили, плита не выключалась полдня, да еще на улице жара стояла. И мы все настежь пораскрывали. А что там? Я как-то не замечала раньше этой дырки.
— Сейчас посмотрим, — отрываясь от глубокого аккуратного отверстия у самого косяка, сказал я. — Юленька, у вас фонарика не найдется? И какого-то инструмента, если можно.
— Подождите, пожалуйста, я сейчас, — нахмурила брови хозяйка и шустро выскользнула из кухни, бедром чуть задев меня, сидевшего на корточках прямо у нее на пути.
Не успел я пожалеть об оставленных дома «спецсредствах», как молодая вдова вернулась с маленьким фонариком и чемоданчиком инструментов.
— Вот, — выдохнула она. — Еле нашла. Стасик никогда на место не кладет.
«И теперь уже не положит», — подумал я, прилаживаясь так, чтобы в отверстие одновременно с лучом фонарика проникал и мой взгляд.
Наконец это удалось, и в глубине пещерки что-то тускло блеснуло. Впрочем, почему «что-то»? Уже все ясно, по-моему.
— Там пуля, Валерий Борисович?
Я оторвался от своей скважины и с уважением посмотрел на молодую женщину. Юля сидела за кухонным столом, подперев ладонью щеку, и смотрела на меня спокойно, внимательно и серьезно.
— Выстрела не слышали?
— Нет. А в кого стреляли, когда?
— Видимо, в вас, Юленька. Почти наверняка — в день поминок. И почти наверняка — вон из того дома. — Я показал фонариком за окно.
Метрах в ста пятидесяти от дома Судаковых, за хоккейно-футбольной площадкой и маленьким садиком, едва слышно гудели, проносясь мимо, автомобили, а еще дальше, на противоположной стороне улицы, возвышалась длиннющая шестнадцатиэтажка.
— Сейчас мы ее попробуем достать, — снова заговорил я. — Только, с вашего разрешения, придется еще немного подпортить вам стенку. — Хозяйка кивнула. — А вы пока найдите, пожалуйста, новый полиэтиленовый пакетик, хорошо?
Юля опять кивнула, я раскрыл чемоданчик и начал отбирать нужное.
Пока я рассверливал дырку и пинцетом извлекал засевшую в стене пулю, мы успели договориться о расценках, а проворная русалочка даже разлила по фирменным стаканам «Туборг».
Наконец пуля была водворена в прозрачный смирительный костюм. Юля шагнула ко мне поближе и молча разглядывала кусочек металла пару минут. Я не мешал ей.
— Странно, — сказала она, беря в руки поднос и направляясь в зал. — Эта дрянь летела, чтобы убить меня… Не по себе, конечно, и все-таки… обычно как-то…
— Страсти-мордасти — только в боевиках да сериалах, — отозвался я, пряча вещдок в карман и следуя за ней. — А на самом деле убивают нас уныло и буднично, Юля.
Пока она расставляла на столе бокалы и блюдечки с орешками, я начал осматриваться. На окне, как и в кухне, — решетка. Балкона нет.
Диван, кресла, стенка. Книги. Много.
А вот, кажется, и фото хозяина стоит за створкой книжной полки: веселые глаза, черные длинные волосы стянуты в пучок, реденькая бородка, в руках — афиша: «Валерий Меладзе. Билеты… Начало…».
— Мне тоже этот снимок нравится. Весной Стасик эти концерты организовывал. Больше я его вот так, крупным планом, и не фотографировала…
— Тогда одолжите мне это фото, Юля.
— Да берите, я много заказала… Ой, Валерий Борисович, пиво греется, садитесь! Включить что-нибудь? — Она взяла в руки пульт.
— Включите. — Я улыбнулся, подсаживаясь к маленькому столику — Только негромко.
Рыбка вновь удивила меня. Музыкальный центр в углу ожил, и зазвучала виолончель… потом альт…
— Постойте, это… Чайковский?
— Да, — уютно сказала она. — Вариации на тему рококо. Ростропович играет, старая запись. Вам нравится?
— Приятно. Я в детстве классику не очень-то уважал: «Хоть сломай о спину палку, не пойду я в музыкалку!» — Юля рассмеялась. — Теперь вот ностальгирую… или к истокам возвращаюсь.
Но как следует окунуться в истоки не удалось: надо работать. Клиент платит повременно, а халтурить я не люблю.
Через десять минут, поблагодарив хозяйку за кофе и настоятельно порекомендовав пореже бывать (и, боже упаси, не ночевать) дома в ближайшие дни, я уже шагал в сторону ближайшего сквера.
Довольно скоро мне попалась практически нетронутая уличными вандалами более-менее уединенная скамейка, я присел и достал свой сотовый талисман.
Нужный мне знакомый ответил сразу же:
— Маликов слушает.
— Саша, привет!
— Валера, это ты?
— Н-ну… практически я.
— Ха-ха! Силен. Как жив?
— Пригласи — расскажу…
— Опять по нужде звонишь? — как всегда, немного растягивая слова, промолвил Александр.
— Александр Сергеевич, ваша интуиция неподражаема. Так я зайду?
— Заходи. У меня как раз обед через двадцать минут, так и быть, беру тебя на хвост.
— Все, еду.
Сашка ждал меня у ворот своего Управления, и мы потопали в ближайшую кафешку с подходящим названием «Встреча».
По дороге я в двух словах упомянул о новом деле, а затем изложил свою просьбу насчет пули:
— Саш, меня бы очень устроило, если бы ты по этому кусочку металла рассказал побольше не только об оружии, но и о его хозяине.
— Х-хе! — криво усмехнулся Сашка в черные усы. — А от кого беременна его дочка, узнать не надо?
— Не помешает, — кивнул я, вместе с Маликовым подходя к стойке.
— Ладно, попробуем. Только тогда рассиживаться нам здесь некогда: пять минут — и назад… Девушка, — обратился он к торчавшей за стойкой лупоглазке, — нам по порции сосисок, один кофе и… — Он повернулся ко мне: — Тебе какого пива?
— Какого тебе, такого и мне.
— Я на работе, балда, шеф учует — сожрет. Ну?
— Вон «Старый Милуоки» стоит.
— Значит, девушка, три баночки «Милуоки» и орешков.
Лупоглазка полезла за пивом, а я спросил:
— Ты что, споить меня собрался за пять минут?
— Не бойся, пока меня ждать будешь — мало не покажется.
Мы уселись за столик и немного потрепались, поедая сосиски, — вредная еда, но к пиву хороша. Я похвалился новым пиджаком, а Сашка рассказал немного о своем житье-бытье: мы давно не виделись.
— На две недели в отпуск срывался, рыбачил. Много засушил. Приходи как-нибудь, угощу.
— А где ты сушил-то? Холодина ведь стояла, второй день только потеплело.
— А-а! — торжествующе поднял вилку мой друг и шмыгнул носом. — Я ее приладился в газовой колонке сушить. Никаких мух, и сохнет мгновенно. А потом суешь ее в холодильник, и будет хоть год лежать… — Сашка промокнул салфеткой усы, с хрустом выпятил грудь, сыто крякнул, поглядел на мою пустую тарелку и спросил: — По коням? Раньше сядем… ну, ты знаешь. Забирай свой резерв. — Он кивнул на две запотевшие пол-литровые жестянки.
