— Прежде всего, князь, ты должен знать, что я для спасения князя Багарата забыл о своем домашнем очаге. Ты должен знать, что когда все советовали князю отозваться на приглашение востикана, чтобы не вызвать его гнева, я просил и умолял его не ездить к нему и остерегаться этих вероломных людей, считающих за честь не только проливать кровь христиан, брать в плен и грабить их имущество, но ложными клятвами обманывать их и изменять своему слову. Но князь Багарат не послушался меня.

Я говорю тебе эти слова, князь Гурген, не для того, чтобы доказать свою верность и дальновидность. Я ведь не враждовал ни с князьями, ни с азатами[15]. Я спокойно и счастливо жил в своих горах и жил бы так, если бы князь Багарат не разыскал меня, не взял к себе и не внушил, что единственной причиной несчастья армянского народа является дворянское сословие.

Да, после долгих наблюдений в течение двенадцати лет я убедился, что, когда во главе народа становится один человек или одно сословие, пользующееся славой, почестями, уважением, то он должен считать своим долгом не только пользоваться этим, но и руководить народом. А разве наши нахарары, князья, дворяне и азаты выполнили этот долг? Я расскажу тебе и с душевной болью расскажу, о Гурген, как они выполнили его. Когда один из персидских царей изменнически убил армянского царя, нахарары армянские без сопротивления перешли на сторону изменника[16]. Один из царских сыновей спасся от резни, вырос и с помощью чужеземцев освободил свою страну от врагов. Этот царевич спас свой народ и стал для армян вторым Просветителем. Нахарары умолили молодого царя вернуться на свой престол, а через некоторое время отравили его[17]. Вот как они поступили с достойным царем. Когда же на армянском престоле воцарился глупый, негодный человек, они предали его чужеземцам, нечестивым персам и погубили свое царство. Не говорю уже о Меружанах, Васаках, Гедеонах[18], которые стали причиной кровопролитий и увода народа в плен.

Вернемся теперь к нашему времени и посмотрим, что сделали эти нахарары и как они правят народом, Вот теперь Васпуракан все время посылает неверным арабам заложников и богатые дары. Земля Таронская утопает в крови, а народ стонет от цепей и рабского ярма. И в такое время уже год, как князь Григор Сюнийский и Бабкен Сисакан воюют между собой, точно мало у нас чужеземцев, с кем надо воевать.

Ты потомок двух знатных нахарарских родов Арцруни и Мамиконянов, ты должен знать, почему Багарат, отчаявшись и не дождавшись помощи от соседей, попросил помощи у чужеземцев — он не был уверен в своих нахарарах. Та же участь ждет наших князей, которые являются не владетелями несчастной Армении, а тиранами. Они не могут защитить ее от чужеземцев. Потакая своим слепым страстям, мелкому и низкому честолюбию, они роют яму самим себе и своему народу. Храбрые и непобедимые в бою, они безжалостно проливают кровь своих подданных, разоряют страны таких же армян. Что для них армянин? Ничто! Вот, мой храбрый князь, почему я, огорченный всеми этими бедствиями, сказал тебе столько неприятного. Поверь, что мной руководит не зависть и не жажда власти. Я болею только о своем народе, покорном своим духовным и земным князьям, который гибнет ежечасно и духовно, и телесно.

Он умолк. Наступило глубокое молчание. Овнан, сын народа, молча опустил голову. Молодой князь также не поднимал головы. Немного погодя, князь, казалось, очнувшись от сна, вспомнил о чем-то. Не ответив ничего Овнану, простился с ним, приложив руку к сердцу, и подал знак, чтобы ему подвели коня, вскочил на Цолака и повернул на восток, сопровождаемый слугами и освобожденными им заложниками, князьями Арцруни.

Овнан, опершись о копье, долго смотрел вслед небольшому отряду.

«Возможно, Гурген и обиделся на меня, разгневался, но разве то, что я сказал ему, неправда? Он мог бы мне сказать, что если нахарары и князья глупы и негодны, то народ, подчиняясь их своенравию и произволу, как бессловесное животное, еще глупее и негоднее. Это был бы справедливый ответ на мои слова. Но что делать? Восстанавливать, раздражать народ против своих вековых владетелей и князей в такое время, когда арабы, с одной стороны, греки — с другой, топчут эту несчастную страну и хотят стереть с лица земли армян? Магомет учит своих учеников быть безжалостными и неумолимыми с христианами, а христиане-греки не запрещают им притеснять христиан-армян. Два государства, арабское и греческое, воюют друг с другом и губят Армению. Вчера император Теофилий напал на нас, разорил страну и увел в плен народ; сегодня, откуда ни возьмись, явился Абу-Джафр еще больше разорять и губить Армению. А наши нахарары вместо того, чтобы спасать свою страну, из-за жалкого тщеславия и бессмысленной жадности воюют между собой и изменяют друг другу, А ты, армянин, ты, христианин, должен быть свидетелем этого кошмара, ты, бедный Овнан, будь равнодушен, как камень, и смотри, как братья твои умирают в мучениях, как дети твои изменяют своей религии, своей нации, погибают из-за них, жена твоя и дочь уводятся в чужую страну служанками и наложницами убийц и насильников, заглушая в лязге цепей свое горе и рыдания. Вот судьба несчастных армян уже несколько веков. А духовенство, друг и приятель наших нахараров, говорит нам: „Это все послано нам за наши грехи“».

Продолжая раздумывать об этом, Овнан с сокрушенным сердцем пошел по направлению к городу. Ни разгром врага, ни освобождение пленных, ни спасение заложников не вызвало улыбки на его лице, особенно, когда он вспоминал пророчество Гургена. Время от времени он невольно оборачивался и грустно смотрел вслед отряду, едущему в сторону Васпуракана. Все вокруг были заняты только грабежом. С большим трудом Овнан собрал своих товарищей и напомнил им, что они должны еще освободить монастырь Святого Карапета. Сасунцы повскакали с мест, побросали все и с громовым криком «Пойдем на монастырь!» последовали за Овнаном, который твердо шагал впереди, прикладывая изредка руку ко лбу, славно отгоняя мысль, упорно возвращающуюся к нему. Овнан изредка поглядывал на ясное, сверкающее небо. Но солнце едва грело землю. Воины сасунцы стремились вперед, охваченные мыслью об освобождении занятого арабами монастыря Святого Карапета. Они во что бы то ни стало хотели засветло дойти до монастыря. Их предводитель смотрел на небо и просил у бога только одного, чтобы не сбылось пророчество Гургена. Он все время повторял: «Господи, неужели из-за меня должна пролиться армянская кровь? Я ведь хочу только одного — спасения своего народа!»

Несмотря на мучительные думы, Овнан продолжал шагать впереди. Горцы не отставали от него, было видно, что он пользовался большим уважением и доверием своих земляков.

Этот человек, не будучи никем избранным, не имея состояния и знатного имени, пользовался на горе Сим огромным уважением, ибо все знали его бескорыстие, знали, что он беднее многих из них, хотя долгие годы был любимцем князя Багарата. Всем — было известно, как помогал Овнан словом и делом неимущим и несчастным и как неумолимо суров был к угнетателям и нечестивцам. К этим его качествам надо добавить еще его грамотность, что было большой редкостью в то тяжелое время и в этих горных краях считалось чем-то сверхъестественным. Много раз после того, как священник прочитает над больным свое «Исцелися», родные больного просили Овнана прочитать над ним евангелие, и многие находили, что его молитва исцеляла больных. При этом все видели, каким вдохновенным становилось лицо Овнана, как сосредоточенно смотрели его глаза и как этот сильный человек смиренно говорил, что он чувствует силу слова Христова. Наконец, брат Овнан был для сасунцев чем-то вроде святого, и когда он по делу покидал село, то многим казался Моисеем, исчезнувшим на глазах израильтян на горе Синай. Если в окружении Овнана и попадалось несколько негодных и завистливых людей, каких немало везде и всегда, то они не решались даже рта раскрыть.