— Я сторожил на дороге, — ответил молодой всадник.

— Как тебе кажется, сколько их?

— Две тысячи человек только придворного войска, посланного востиканом. Военачальника зовут Бутел. Есть с ним и утманцы, да еще некоторые азаты Васпуракана присоединились к ним и тоже идут на нас.

— Откуда у тебя эти сведения?

— Я увидел арабского всадника, скакавшего к нам, спрятался за скалой, и когда он проехал, напал на него и пронзил копьем коня. Всадник вместе с лошадью повалились наземь. Человек крикнул: «Аман!»

Я не убью тебя, иди вперед и говори мне правду, — сказал я. Он все рассказал, но как я ни старался, как ни подгонял его копьем, не смог довести до наших. На полдороге он упал и стал плевать кровью. «Не могу больше, хочешь, убей меня», — сказал он, но я сдержал слово и оставил его полуживого на песке.

— Молодец, хорошо сделал.

Проехав немного, Гурген расположил свое войско на холме, влево от которого змеилась река, а вправо громоздились горы. Ниже холма он и расставил свое войско. Отряд щитоносцев прикрывал пеших лучников.

Когда же неприятель подошел ближе, армяне напали на него и нанесли ему сильное поражение.

Арабы пришли в себя, построились и снова напали на армян. Этого Гурген уже не вынес, он подхлестнул коня и, прорвавшись в левое крыло врага, помчался на них. Неприятель бежал, преследуемый армянскими конниками. Гурген с такой силой и так яростно разил их мечом, что на поле боя осталось убитых больше, чем тех, которые бежали.

В это время правое крыло арабов напало на левое армянское и сумело сдвинуть его с места. Арабы повернули назад, чтобы окружить Гургена, но не сумели противостоять ему и отступили.

Не решаясь вступить в Васпуракан, арабские войска в страхе повернули обратно.

Но Гурген не мог забыть слов молодого дозорного, они терзали его сердце…

Некоторые васпураканские азаты присоединились к ним…

Что бы сказал Овнан, увидев этих людей среди врагов армянского народа и христианской веры? — думал Гурген. — Если он, переборов жалость, велел повесить трех предателей, и я должен быть с ними суров, чтобы раз навсегда искоренить это зло в армянской знати.

Так думал он, преследуя арабов, которые, дойдя до реки Сев-джур, внезапно остановились: их ждала смертельная опасность. Около тысячи армянских крестьян, вооруженных серпами и топорами, встретили их на берегу и стали нещадно истреблять.

Арабы бросили оружие и попросили пощады у Гургена, который, хоть и знал коварство и низость врага, но все же никогда не убивал безоружного. Он приказал своим воинам не трогать арабов. Среди пленных находился и военачальник Бутел. Гурген велел вернуть ему меч и обещал свободу остальным арабским начальникам.

Но перед армянскими азатами, среди которых был и Васак Мясоед, Гурген остановился и воскликнул сурово:

— Вы, нечестивцы и злодеи! Вы, поднявшие руку на свой народ и на своих братьев, вы еще ждете жалости от меня? Я не убиваю безоружного, это верно, у меня меч воина, а не палача. Я предам вас суду ваших же братьев. Вот идет народ, наши крестьяне, я отдам вас в их руки, пусть они сами решат, даровать вам жизнь или убить… А ты, Васак, позор рода Арцруни, выродок Меружанов, у тебя и мозгов не хватит, чтобы стать предателем или изменником. Я тебе дарую твою негодную жизнь, ибо ты слабоумный, иди, скитайся, как Каин, будь посмешищем для всех. Тебе, военачальнику Васпуракана, как ты себя величал, недоставало только, чтобы ты примкнул к нашим кровным врагам и пошел против своего народа.

Тут подоспела огромная толпа вооруженных армянских крестьян. Глаза их горели ненавистью и местью, но при виде Гургена они забыли о своих горестях и в один голос закричали; «Да здравствует Гурген, наш избавитель!»

Между тем изменники-азаты подошли к Гургену и попросили его пощадить их, не предавать разъяренному народу.

Сердце Гургена отличалось мягкостью и добротой. Он простил их и велел отпустить на волю.

— Пойди и передай своему господину, — сказал Гурген арабскому военачальнику, — что я очищу страну от разбойников и двуногих зверей! Я подчиняюсь только своим законным властителям, а насильникам и разбойничьим атаманам — никогда! Пусть сам изберет, как лучше со мной говорить.

Когда враги и изменники скрылись из виду, Гурген задумался.

— Нет, я не такой, каким должен быть военачальник. Овнан на моем месте не отпустил бы этих разбойников, завтра они вновь соединятся с врагами народа и пойдут на нас. Но почему нет вестей ни от кого?.. Смбат молчит, гонец мой еще не вернулся, Хосрова нет со мной, а я сейчас так нуждаюсь в советах этого благоразумного человека.

Имя Гургена разнеслось по всей стране. Друзья и врали равно смотрели на него с благоговением, но не счастье его было в том, что он терпел больше всего обид от родных и близких, которым ничего не стоило давать ложные клятвы и нарушать обеты. Все пользовались его великодушием и добротой, зная, что он мстил только врагам.

Хотя Гургену очень хотелось отдохнуть немного в столице Рштуника, дорогой ему по воспоминаниям, но он не мог себе этого позволить и непрерывно привлекая все новых воинов, упражнял их в воинском искусстве, следя в то же время за каждым движением востикана.

Народ Васпуракана называл Гургена отцом и своим спасителем. А востикан, поняв, что перед ним человек стоящий целого войска, почел за лучшее действовать лицемерием и покончить дело миром. Он послал Гургену в дар княжеский меч и пояс, боевого арабского коня и приказ о назначении его властителем Васпуракана, и великой радости армянского народа.

В то же время он собрал всех армянских нахараров и самого спарапета Смбата и увез их в Багдад, вверив Армению сыну Смбата Ашоту. Багдадский эмир заставил всех без исключения пленных армян принять магометанство. И только спарапет Смбат и княгиня Рипсимэ, презрев его угрозы, кончили свою многострадальную жизнь в темнице.

Между тем, Ашот Багратуни стал мудро и благоразумно править страной и восстанавливать ее. Каждый мыслящий человек в те времена удивлялся и удивляется до сих пор жизненной силе армянского народа, который после стольких бедствий и страданий сумел подняться на ноги и продолжать строить новую жизнь.

Но народу Васпуракана не суждено было жить в мире и покое. Не успел Гурген утихомирить страну, как Григор Арцруни, бежавший в Абхазию из страха перед востиканом, с грузинским войском пошел на Васпуракан, чтобы изгнать оттуда Гургена и завладеть страной.

Но грузины, услыхав от народа, с кем они должны иметь дело, не захотели воевать и вернулись обратно. Григор тогда решил вступить в переговоры с Гургеном, предложив ему разделить между собой Васпуракан.

В это же время сын князя Ашота Арцруни Ваган вернулся из Багдада и, собрав войско, напал на столицу Рштуника, но, потерпев поражение, был вынужден вернуться обратно и рассказать эмиру о происшедшем.

Гурген, занятый только войной с чужеземцами, всегда великодушный и незлопамятный по отношению к проступкам своих соотечественников, продолжал наносить арабам удар за ударом, о чем рассказывают летописцы, называя его освободителем и Иудой Маккавеем.

Гурген же был выше всех похвал и сочетал бесконечную храбрость с благородным сердцем, что в те времена, когда брат шел на брата, было беспримерной редкостью.

Ашот Арцруни по приказу верховного эмира послал своего сына Григора Дереника и брата Гургена захватить Васпуракан и изгнать оттуда Гургена Апупелча, который, узнав об этом, уехал в ту часть области, где находились крепости Сринг и Джилмар, и совершенно отказался от власти. Когда же он увидел, что семья Арцруни хочет лишить его и этих крепостей, решил уехать с небольшим отрядом в Грецию. Гурген Арцруни без стеснения послал к нему человека с предложением не уезжать никуда, обещая восстать против брата и разделить со своим тезкой страну. Гурген Апупелч, выслушав посланца, горько рассмеялся, сказав: «Пойди и передай своему господину, что я еду на чужбину, не желая проливать крови своего народа, и удивляюсь, что он, не стесняясь изменить брату и племяннику, осмеливается предложить мне дружеский союз».