Когда он замолчал, к нему подошло несколько молодых князей.

— Князь Ашот, мы считаем тебя самым достойным этой власти. Возьми ее в руки и действуй, а мы готовы подчиниться тебе и помогать во всем.

То же самое повторили и остальные. Ашот молча раздумывал, а когда все стали просить о том же, он степенно и скромно стал отказываться, отговариваясь своей молодостью, и, наконец, сказал следующее:

— Нельзя ли такую власть вручить моему отцу, спарапету, чья храбрость, благоразумие и опытность известны всей Армении?

— Да здравствует спарапет Смбат! — воскликнул почти единогласно все собравшиеся. — Он, действительно, самый достойный, он сумеет спасти Армению..

Когда радостные возгласы смолкли, Ашот обещал рассказать отцу о решении собрания и попросил всех прибыть в указанное место, когда они будут извещены.

Уже рассветало, когда собрание кончилось, и все стали разъезжаться.

Выходя из крепости, Гурген спросил:

— Ну, брат Овнан, что окажешь о сегодняшнем дне? Я спарапета не видел и не знаю. Сможет ли он спасти наш народ?

— Единственный человек, по моему мнению, кто мог спасти народ, это армянский католикос, но он не захотел. Бог ему судья.

— А Смбат сможет сделать что-нибудь?

— Кто знает, посмотрим. Я-то не надеюсь ни на кого, вернусь в свои горы и сделаю, что смогу. Мой долг не бояться смерти и не убегать от нее, что с божьей помощью я и выполню. Оставайся с миром, князь Гурген, если господь захочет, мы снова увидимся.

Настал апрель, но до весны ли было армянам в этот ужасный год? Кто любовался перелетными птицами? Из Багеша[47] в Сасун то и дело доходили вести о том, что несметные арабские полчища идут прямо на Хут, чтобы разорить его дотла в отместку за гибель сына Абусета. В этой истории не было преувеличений, ибо эмир поднял на нога все магометанские силы и направил в Армению. Туркестан, Хужастан, сирийцы, вавилоняне, мидийцы, исламиты, египтяне, отдаленные области Персии до самого Сакастана[48] послали свои отборные войска в Армению, чтобы превратить ее в пустыню.

Эмир отдал перед всеми войсками строжайший приказ военачальнику Буге: «Захватить Армению голодом и мечом, заполонить всех знатных людей и прислать мне, красивых обратить в нашу веру, крестьян истребить».

С таким приказом шли на Армению кровожадные орды варварских народов.

Что же делал в эти дни Сасун? Сасун, устремив глаза на стойкого и отважною человека, ждал его приказа. Мы знаем, что этим человеком был Овнан, который укрепил все ущелья, расставил сторожевые отряды в неприступных горах, женщин, детей и стариков обеспечил запасом имеющихся продуктов, а сам с войском в несколько тысяч человек ждал у подножья Хута весны и прихода врага.

И враг шел, разбив на три части свои войска, шел для того, чтобы стереть, как ему хотелось, с лица земли горы Хута и не оставить там живой души.

Когда Овнану донесли, что передовые воинские части арабов вступили в область Брнашен, он взял один из своих лучших отрядов и окольными дорогами вышел в темноте ей навстречу.

Сасунцы уверенно шли по горам, по глубоким ущельям, поросшим густым дубняком, где каждый камень и каждая пещера были им знакомы с детства.

После недолгого отдыха, подкрепившись ужином, Овнан разбил свой отряд на три части, и когда враг спокойно погрузился в сон, с трех сторон с громкими криками напал на него и стал нещадно истреблять.

Овнан велел своим воинам при каждом ударе кричать: «О, святой апостол!» — в честь апостола Фаддея. Этот возглас раздавался в горах тысячеголосым эхом. Враг не мог найти дорогу в густых зарослях и падал под ударами меча. В ночном мраке раздавались стоны раненых и крики беглецов. Воинственные возгласы сасунцев приводили Овнана в необычайное волнение.

Поэтому, когда бой кончился и разноязычные крики постепенно умолкли, в в лесу зазвучал армянский говор, Овнан возблагодарил бога и горны запели псалом.

Когда же взошло солнце, сасунцы, увидев бранное поле, усеянное трупами врагов, ущелье, куда они сбрасывали их со скал, подсчитали свои незначительные потери и богатую добычу, — они поняли, что все это явилось результатом искусного командования их военачальника. Радости сасунцев не было границ. Не зная, как выразить Овнану свою признательность, воины решили отобрать из своей добычи все золото и серебро и подарить его Овнану. Расстелив перед ним плащ, они стали бросать на него золотые монеты, ожерелья, запястья и другие драгоценности. Овнан долгое время не обращал на это внимания, а когда понял их намерение, собрал всех воинов и сказал им:

— О мои дорогие братья, мои любимые хутинцы! Неужели это ничтожное золото должно доказать вашу любовь ко мне? Неужели без этих даров я не знаю вас? Ваша храбрость и повиновение вашему брату, избранному вами же в начальники, мне дороже всякой награды. Пойдите и разделите между собой всю добычу, а захваченные вами съестные припасы поберегите, чтобы сдать в хранилища. Знайте, что нам предстоят еще более трудные бои, ибо армия врага сильна и многочисленна. Не надо приходить в уныние, будьте смелее и умейте выжидать. А меня сейчас оставьте, я доволен своей судьбой. Того, что у меня есть, достаточно, ибо мне нужен только кусок хлеба, простая одежда и мое оружие. Пойдите же, дети мои, пойдите, братья мои, и старайтесь всегда довольствоваться малым.

Когда Буга узнал о своих потерях, о постигшем его поражении на пороге Армении, он, мечтавший захватить всю страну без сопротивления, был ошеломлен, но строго запретил говорить об этом, чтобы армяне не воодушевились, а его войска не приуныли. Он вновь собрал большое войско и со всех сторон напал на Сасун, отрезав к нему все пути.

Овнан со своими храбрецами находил дороги там, где их не было, и неожиданно налетал на разбросанные повсюду разноязычные вражеские отряды. Он истреблял, а когда неприятель получал подкрепление, отступал к себе в горы. Там Овнан пополнял свои ряды и грозовой тучей снова обрушивался с высот. Отряд становился громом и молнией, осыпая градом стрел варварские войска.

Обе стороны в боях не знали пощады, пленных оставляли в живых как орудие мести, чтобы уничтожить, когда будет нужно. Если арабы брали сасунца в плен и в пытках умерщвляли перед своими же горцами, сасунцы мстили им и бросали в стан Буш десять арабских голов.

Арабские войска роптали: «Какая выгода воевать с этими нищими горцами? Даже если мы захватим весь Сасун, от этих камней нам ничего не получить». Буга вынужден был переменить тактику и пустить в ход оружие, которое не раз приносило ему победу над армянами. Он отправил к храброму вождю сасунцев Овнану своего посланца, чтобы уговорить его прийти с поклоном к «законному царю». Буга клялся святынями своей веры, что ни Овнану, ни его горцам ничего не грозит, лишь бы они прекратили свой мятеж.

Когда арабского посланца привели к Овнану и сняли с его глаз повязку, он увидел сидящего на скале обыкновенного человека, у ног которого лежали щит и копье. Ему не верилось, что это и есть тот самый легендарный вожак горцев Овнан, имя которого было известно самому багдадскому эмиру.

Военачальник сасунцев даже не взглянул на араба, но когда тот истощил все свое красноречие и замолчал, он поднял на него горящие, как уголь, глаза.

— Пойди, — сказал Овнан, — и скажи своему военачальнику, что хутинцы, хоть и простодушны, как все горцы, но не так глупы, чтобы верить арабам и их лживым клятвам. Если бы князь Багарат и другие армянские нахарары и князья послушались нашего совета и вместо того, чтобы поверить вам, взялись за оружие, — они не подверглись бы стольким унижениям и пыткам, не были бы вынуждены отречься от своей веры, а Армения не попиралась бы вашими нечестивыми ордами и не превратилась бы в жалкие развалины.

К несчастью, наши князья очень легковерны и нередко бросаются в ваши объятия, а вы лицемерно гладите их по плечу. Но здесь, в этих горах, пусть знает Буга, нет ни князей, ни нахараров, ни знати, ни азатов, ни одного слуги и ни одного раба. Здесь нет людей, которых можно обмануть. Здесь все готовы биться насмерть. Мы оставим свое оружие только тогда, когда освободим свою страну. Мы не верим ни вашим словам, ни вашим обещаниям. Только в одном ошиблись мои воины: не надо было тебе завязывать глаза. Я тебе покажу дорогу в наши горы, чтобы облегчить Буге его новый поход, а эмиру — его месть.