— Никогда! Я безоружных людей не убиваю.

— Золота хочешь? Вот тебе! И Мирза Хасан, достав из-под подушки мешочек с золотом, протянул незнакомцу.

— Ни золота, ни серебра. Мне нужно другое.

— Говори же, чего тебе надо, — взмолился начальник дивана, дрожа всем телом и, не выдержав пронзительного взгляда Овнана, зажмурился.

— Бумаги твоего дивана у тебя?

— Да, они тебе нужны? Вот все в мешках, бери.

— Нет, все мне не нужны, мне нужна только одна бумага.

— Говори, какая, я тебе дам.

— Ты помнишь, когда великий князь Ашот Арцруни был осажден в крепости Нкан, несколько армянских князей направили военачальнику Буге тайное послание?

— Да, помню.

— Найди и дай мне эту бумагу — вот мое требование.

— Только это? Из-за какой-то ничтожной бумажки ты так меня напугал?

Он поднялся с постели, открыл дрожащей рукой один из мешков и достал оттуда бумагу.

— Вот она!

— Покажи-ка! — незнакомец взял бумагу, поднес ее к светильнику, пробежал глазами и спрятал на груди. — Хорошо. Теперь, Мирза Хасан, ты мне должен сказать правду: каков приказ эмира Джафра?

— Сам видишь, каковы цели эмира. Или Армения должна отречься от своей веры, стать правоверной, или должна погибнуть, но так, чтобы и памяти о ней не осталось.

— Тогда прощай, видишь теперь, что я не убиваю умных людей, понимающих, чего от них хотят, — сказал незнакомец и, не оборачиваясь, неторопливо вышел из комнаты. — Пойдем, ребята, — бросил он кому-то и исчез в темноте.

Мирза Хасан вышел из комнаты и в самом деле увидел своих слуг кого связанным, а кого заколотым. Но ни они, ни он не могли понять, кто был этот человек.

Мы, конечно, узнали Овнана из Хута.

Наступила зима, снег и морозы сковали Армению. Буга кончил кровопролитную войну, но при одном упоминании его имени страх все еще заставлял содрогаться все сердца. Сам же Буга велел своим кровожадным начальникам весной незамедлительно явиться в Двин. Среди них были и знакомые нам три предателя-нахарара, которые, проводив Бугу из Хлата и проделав с ним двухдневный путь, простились со своим властелином и вернулись к себе.

Мушег Вагевуни, расставшись со своими друзьями Ваграмами, поехал в свой замок Эрет на берегу озера Назук, где и решил спокойно ждать весны и великих наград от Буги, который обещал написать эмиру о его ценных услугах.

Небольшое и красивое озеро Назук считалось украшением области Коб. Зимой, покрытое льдом, оно напоминало прекрасное большое зеркало. Вокруг озера в прибрежных селах было тихо и пустынно, несмотря на то, что Мушег рассылал повсюду гонцов, приглашая жителей вернуться в свои дома, обещая им покровительство и мир. Но крестьяне, уставшие от его беззаконий, с трудом возвращались на свои места, и большая часть сел все же оставалась пустынной.

Зимой из Тарона сюда стали стекаться небольшими группами крестьяне со своими припасами и селиться в этих заброшенных селах. Человек шесть таронцев попросили гостеприимства в самом монастыре Коба и поселились в монастырском подворье. Игумен, когда ему надоело их длительное пребывание в монастыре, хотел было предложить им уехать, но скромность и добродетельность их вожака, его религиозность (он всегда присутствовал на долгих церковных службах), его трудолюбие изменили решение игумена. Тем более, что в зимние месяцы молодые таронцы ходили на охоту, и в монастырской трапезной на столе не переводились дичь и мясо, что в скоромные дни бывало очень приятно.

Словом, дней через десять таронцы стали необходимыми людьми в монастыре. Лесорубы, дровоноши, водоносы, привратники, подметальщики — все это были таронцы. Надо сказать, что Кобский монастырь, построенный на холме и обведенный высокой стеной, сохранившейся до наших дней, если бы не церковный купол, напоминал скорее крепость. Монастырь был посвящен святому старцу Даниелу, прах которого покоился в самой церкви. Присутствие таронцев в церкви по воскресеньям никого не удивляло, ибо все знали, что Тарон за последние два года перенес многое и люди искали утешения в молитвах.

Главным зимним развлечением князя Мушега была охота. Он, окруженный небольшим отрядом телохранителей, часто ездил на охоту со своими борзыми. Однажды, возвращаясь с охоты, князь проезжал мимо монастыря, когда ему навстречу неожиданно вышло несколько человек таронцев. Один из них прицелился из лука в княжеского коня и так ранил его в живот, что конь взвился на дыбы, сбросил седока и, упав невдалеке, испустил дух.

Когда охрана Мушега бросилась ему на помощь, на них посыпался град стрел и число таронцев так возросло, что телохранители разбежались. Несколько таронцев, не дав Мушегу подняться, связали ему руки и ноги и отнесли его в монастырь, где многие из них чувствовали себя, как дома.

Мушег попытался было объяснить им, что он друг Буги и сказал много услуг эмиру, что таронцы будут строго наказаны за свою дерзость. А если они его отпустят, то он простит их поступок и вознаградит их. Но эти невежливые горцы, не отвечая ему ни слова, отнесли его в одну из просторных комнат при монастыре и там, развязав веревки, усадили на скамью. Затем принесли ему еды и даже немного вина. Настоятель монастыря, узнав о случившемся, решил войти к нему, но таронцы, стоявшие на страже, не впустили его.

Тогда игумен стал роптать и повысил голос, но тут из внутренних покоев вышел вожак таронцев.

— Что это, братец? — обратился к нему игумен. — «Дом мой я назвал домом молитв, а вы сделали из него разбойничье логово». Неужели слова Христовы должны были оправдаться в моем монастыре? Что это за неблагодарность? И это в награду за мое гостеприимство? Вы похищаете всеми уважаемого великого князя и здесь, в моем монастыре, устраиваете свое разбойничье гнездо, да еще мне, игумену, запрещаете войти в комнату, где держите князя? Кто же владетель монастыря, вы или я?

— Успокойся, святой отец, не волнуйся, наши таронцы не творят беззакония. И если мы запрещаем тебе сегодня войти к нему, то завтра или послезавтра ты увидишь его, будь спокоен. Мы, таронцы, не забываем добра и очень благодарны за твое гостеприимство. Но мы должны судить князя, и ты, святой отец, должен быть его первым судьей.

— Зачем же тогда вы запрещаете мне входить к нему?.

— Если тебе так этого хочется, пожалуйста, войди, — сказал вожак и дал знать стражу, чтобы впустили настоятеля.

Мушег Вагевуни, увидев его, стал жаловаться на беззаконие и упрекать монастырь в неблагодарности. Если бы не Мушег, он был бы давно разрушен до тла, а сейчас этот же самый монастырь стал изменническим гнездом.

Игумен кротко и вежливо отвечал, что оказывая гостеприимство несчастным горцам, он никогда не думал, что они будут способны на такую наглость.

В это время князь заметил отсутствие кольца на своем пальце и вскочил, как ужаленный.

— Вот! — воскликнул он. — Еще одно злодеяние этих разбойников! Они украли мое кольцо!

Вожак таронцев, до того сидевший в стороне, поднял голову, медленно подошел к князю и сказал низким голосом:

— Не беспокойся, Мушег, кольцо твое мы найдем и вернем тебе.

— Мало того, что надо мной, знатным князем, вы учинили насилие, ты еще унижаешь меня, осмеливаясь называть по имени, как простого крестьянина.

— Мы простые горцы и не умеем говорить, как горожане, с такими, как вы, великими людьми, — сказал с усмешкой таронец.

— Скоро я научу таких, как ты, говорить с князьями!

— Нельзя ли узнать, как ты собираешься нас учить?

Игумен тут вспомнил разговор у дверей этой комнаты и обратился к таронцу, имени которого он до сих пор не знал.

— Таронец, ты сейчас говорил мне, что вы собираетесь судить князя. Что это за суд?

— Пока свидетели не съедутся, суда не может быть, и говорить об этом пока бесполезно. Тем более, что времени у нас мало и нам пора ехать.

— Куда? — взволнованно и повелительно опросил Мушег.

— На суд, который будет судить тебя, а если ты там оправдаешься, мы освободим тебя.